Михаил Касаткин - Первозимок
Они бежали к оврагу. И роса, и загулявший с рассветом ветер остужали тело. А во рту, в горле, в груди все пересохло и горело от бега.
В овраге Витальку зазнобило. Как в тумане, перед глазами его выплывали из-за облаков незнакомые, непривычных очертаний самолеты, перевалив через крыло, с пронзительным воем неслись к земле, прямо на него, на Витальку, после чего на противоположном склоне оврага рядками взлетали фонтанчики земли.
- Беги за Димкой! - прокричала мать. - Они у затона рыбачат! Слышь?! - Она и сама, видимо, плохо сознавала, что говорит, что делает.
Но Виталька, будто заведенный этими словами, уже вскочил, бросился вниз по склону. Потом через бурьян и заросли терновника, опять задохнувшийся, бежал по дну оврага, и белокурая головенка его мелькала в цветах белоголовника, то ненадолго вырастая, то исчезая в них.
Потом Виталька выбрался наверх. Гром за спиной унялся. Он видел только знакомую тропинку перед собой. Знал, что нужно бежать. И рубашка его прилипла к спине.
Река была далеко. Очень далеко. И может быть, ему казалось только, что он бежит, может быть, он едва шел, уже не чувствуя собственных ног. Однако двигался и двигался, пока не вступил под укрытие леса, где сразу, будто споткнувшись, остановился и, широко разбросав руки и по-рыбьи глотая воздух, упал на мох, лицом вниз.
Беспросветное, жуткое чувство одиночества охватило Витальку.
Слезы душили его, комком подступая к горлу. И он готов был разреветься. Удержала настойчивая мысль, что он должен во что бы то ни стало найти ребят.
Брат Димка еще с вечера был где-то там, у реки, а мать... Мать осталась в неразберихе огня и грохота. Он оказался один-одинешенек в лесу, не ведающий ни того, что могло быть впереди, у реки, ни того, что могло за это время случиться с матерью. А потому опять вскочил на ноги и опять бежал по давно знакомой тропинке к речке, где был затон. И, сам того не замечая, тихонько скулил на ходу, как потерянный, заблудший кутенок.
Накануне среди бела дня в деревню заходили вооруженные кто автоматом, кто винтовкой, а кто и охотничьим ружьем партизаны.
И хотя немцев в деревне не было, о партизанах до этого только слышали, как о легендарных личностях вроде Чапаева, Олеко Дундича или Робин Гуда, - они вроде бы существовали где-то, за тридевять земель, а здесь у них вся деревня с замиранием сердца ждала, что вот-вот нагрянут до поры до времени обошедшие деревню оккупанты.
И вдруг - партизаны! Живые, не сказочные.
Женщины тащили им припрятанные на всякий случай припасы, отдавая последнее, только чтоб не голодали эти богатыри в лесу. И было радостно, весело, как будто кончилась война и опять вернулась в деревню Советская власть.
Потом партизаны ушли. И ушли вместе с ними все парни и девчата, которые были постарше. В деревне остались одни женщины да дети.
Партизаны ушли, а чувство радости осталось. И вечером, как в хорошие довоенные времена, отправилась на рыбалку из деревни вся мелкота: пацаны шести-семи лет. Постарше в ребячьей ватажке были только тринадцатилетние одногодки: Димка, Виталькин брат, да балагур Витька с околицы. А возглавлял всю эту шумную компанию признанный в деревне верховод малолеток-дошколят и первоклашек - длинноногий и сутулый, отчего казался немножко горбатым, пятнадцатилетний Федька, по прозвищу Нос.
Мальчишки, да и взрослые, за глаза посмеивались над ним. Иногда снисходительно, а частенько - с презрением. Называли Федьку Носа и чокнутым, и блаженненьким, от чего мать его тихонько плакала иногда. Да, по совести, и было от чего.
Сверстники Федьки Носа отыграли в свои годы в песочек, в чижика, потом отбегали в лапту, в кошки-мышки, отгоняли в тряпочный футбол, отпрыгали в чехарду - повзрослели, «посолиднели», уже с девчатами в клубе, как настоящие парни, о том о сем перебрасываются... А Федьку Носа канатом на танцы не затянешь. Как был умом малолетний, так и остался, будто годы мимо него идут. Сверстники Федькины о хозяйстве, о жизни толкуют, а Федька по кустам ползает, в чапаевцев играет... Сверстники за вентеря, за спиннинги - и на совхозный пруд, а Федька со своей компанией селявок с мизинец кошке на обед ловит...
Но хоть и посмеивались чужие матери над пристрастием Федьки Носа к малышам, он и радовал матерей. «Не видали моего? Уж с ног сбилась!» - «Да с Федькой Носом, никак!» - «А-а...» Это значило: все в порядке - Федька не обидит. «Мамань, я на рыбалку пойду...» - «Это куда ж тебе в ночь, сопляку! С кем?.. Ах, с Федькой Носом... Ну, другой коленкор». Все глаз чей-то: не то что сын сам по себе...
Когда появился на дороге Виталька, почти все рыбаки уже смотали свои удочки, уложили распотрошенные с вечера котомки, теперь поджидали самых медлительных, встревоженные канонадой и заревом, что вместе с рассветом поднялось над лысыми песчаными сопками, над лесом. Обрадованные, бросились навстречу Витальке.
А он, увидев их, не выдержал, разревелся.
- Мама послала... Дома сгорели... Убивают всех... С самолетов стреляют... - только и мог сказать.
Мальчишки окружили его и больше не задавали вопросов, притихшие, озабоченные, ожидая, когда он успокоится.
Димка взял брата за руку:
- Пойдем. Я умою тебя...
Виталька, всхлипывая, поднялся с травы и послушно двинулся к речке.
Федька Нос молча удержал остальных, когда те направились было следом.
- Пусть они...
Большеглазый и большеротый Витька, признанный в деревне шалопут, и теперь не удержался от ухмылки:
- В таких делах надо брать ноги в руки, а уши за плечи - и стрелой...
Федька не ответил, глядя куда-то мимо него, задумчиво и сосредоточенно.
Руки у Федьки были тяжелые, как у взрослого, и, может, оттого, что он все время сутулился, казалось, доставали до колен.
- Идемте домой! - испуганно заканючил семилетний Митроша, взглядывая на Федьку.
Федька вытянул перед собой свои длинные руки, требуя внимания:
- Есть он у нас теперь дом, нет ли... - пробормотал Федька, - а идти, конечно, надо... Куда нам еще, как не домой, Митроша? Ведь надо ж узнать, что там, как.. Своих сыскать! Лишь бы нас фрицы не сцапали! Труби, Алешка, поход!
Черноглазый и смуглый Алешка был назван горнистом за то, что внешне очень походил на горниста из Первой Конной, каким тот был нарисован в книжке про гражданскую войну.
Алешка приложил ко рту кулаки - один к другому - и затрубил. Получилось очень похоже на звук горна. Но сегодня это не произвело впечатления.
Взяли на плечи котомки, удочки.
- Виталька не дойдет, умаялся, - виновато сказал Димка, Виталькин брат, такой же белокурый, с такими же вьющимися, как у Витальки, волосами. - Вы идите, а мы чуток посидим тут. Подождете нас... А лучше мы догоним...
Федька подумал.
- Нет. Так не годится. Разъединяться нам сейчас нельзя... Не знаю, что там... А нам вообще теперь нужно быть вместе! Всегда! - Он оглядел своих подопечных. - Поняли?
Поняли его, может, не очень... Но раз сказал, значит, так надо. Главное сейчас - идти. И рыбаки нетерпеливо зашмыгали носами.
- Держи-ка!.. - Федька передал свою рыбацкую снасть Димке. - Что мы, фашисты какие-нибудь? Иди сюда, Виталька! - Присел на корточки. - Забирайся на шею!
- Так лучше я... - запротестовал Димка.
- Тебе тоже достанется, - ответил Федька Нос. - Тебе тоже! - добавил он специально для Витьки, когда тот по привычке хотел сказать что-нибудь шутейное.
Цепочкой, впервые без лишних разговоров, Федька Нос впереди, Алешка-горнист замыкающим, двинулись через лес.
Половину пути Виталька ехал на плечах взрослых мальчишек, а когда отдохнул - пошел рядом с братом.
Возле скошенного хлебного поля остановились. Дорога, шедшая здесь на подъем, вела прямиком в деревню. Но появиться на ее улицах, не зная, что там произошло, было боязно.
Вокруг лежала непривычно безлюдная, тихая, будто выгоревшая под солнцем земля, и все вокруг казалось чужим, не таким, как вчера, когда они уходили на рыбалку...
- В овраг, говоришь, все прятались?.. - спросил Федька Нос у Витальки. Тот кивнул.
- Все! А другие падали!..
- Ну, тогда идемте сначала в овраг...
И, поломав цепочку, двинулись тесной группой через поле.
Непривычная тишина давила. Будто и кузнечики вымерли, и перепелки, и жаворонки - пусто... Лишь временами оттуда, где была деревня, доносился запах гари. В ельнике, не доходя с полкилометра до оврага, Федька Нос велел остановиться.
- Все будете здесь. Ты, Димка, гляди, за главного. А мы с Витькой пойдем разведаем сначала. Так надо, чтобы нам всем не влипнуть, - объяснил он для мелкоты. - На войне так положено: сначала разведка.
На спуске, в зарослях белоголовника, через который бежал утром Виталька, остановились, прислушались.
- Ты будь здесь, - велел Федька Нос. - А я дальше. Если что-нибудь - смотри сам: либо беги ко мне на помощь, либо - к ребятам.
