Все о моем дедушке - Анна Мансо
— Всё будет хорошо, всё будет хорошо, всё будет хорошо.
Потом мать на несколько часов ушла в телефонные разговоры. То сама звонила по работе, то ей звонили друзья и родственники узнать, как у нас дела. Я занялся примерно тем же, только не работал. На меня напала чудовищная лень. Не такая, когда глаза закрываются и хочется впасть в спячку. В тот день всё тело и мозг у меня были не сонные, а будто парализованные. И тут, когда я сказал себе, что надо бы сделать уроки, я впервые задумался о том, как в школе отреагируют на эту историю с дедушкой.
Мне надо было засесть за реферат про Даниэля Каноседу, но от самой мысли об этом меня трясло. Не только потому, что я не мог сосредоточиться. Мне было как-то неловко — не за деда, а за то, что о нем навыдумывали. Как это вообще воспримут в школе, что я буду делать доклад про своего предка? Может быть, кто-то из одноклассников надо мной поиздевается — потому что некоторым нужен только повод, чтобы поиздеваться над другими. Я ни в чём не мог быть уверен. А Начо с Кларой всё не отвечали.
У меня началась паранойя. Вдруг они сейчас вместе, заняты там чем-нибудь и знать не знают о том, что случилось. А может, знают, но не решили, что делать. Или решили ничего не делать. Нет, вот это было навряд ли.
У нас четверых была своя группа в «Вотсапе». «Несгибаемые». Название так себе: типа нас не согнет никакая вселенская тоска. Как бы нас ни доставал кое-кто из учителей, из родителей и одноклассников. И кое-какие уроки. В общем, глупость на самом деле. Потому что родители у Лео отличные. А Начо нравится учиться. А Клару все учителя любят. А меня никто из друзей или одноклассников никогда не задирал. Но нас веселили слова «вселенская тоска» и «несгибаемые», и Клара, когда создавала группу, назвала ее так.
Я написал в группу:
«Але, есть тут кто?..»
Это было начало шутки Эухенио — сеньора в черном костюме, который дымил как паровоз и шутил по телику, когда наши родители были маленькие. Мы всё время над ним ржали, потому что в машине слушали его записи. А моя любимая шутка была про мужика, который свалился с обрыва, ухватился за ветку и вот-вот упадет, потому что уже сил нет держаться. И вот он кричит: «Але, есть тут кто?..». И тут Бог ему отвечает: «Вот, я здесь», мол, отпусти ветку, положись на божественный промысел, и спасешься. А мужик такой: «Не, а еще кто-нибудь есть?» Эту фразу я собирался отправить, когда кто-нибудь ответит, но никто не подавал признаков жизни. Раздраженный, я набрал Лео. Попал на автоответчик. Паранойя нарастала. Я занервничал и тогда позвонил ему домой. Трубку взяла его мать.
— Лео в спортзале. А кто его спрашивает?
Я не хотел ей говорить и отмазался:
— Одноклассник. Спасибо, тогда позвоню ему на мобильный попозже.
Трубку я положил, уже немного успокоившись и даже улыбаясь. Значит, Лео меня не избегает. А Клара с Начо не отвечают, потому что друг от друга оторваться не могут. Ситуация с этой парочкой меня начинала забавлять. Я решил, раз они замутили, надо им позвонить и подоставать. Я набрал Начо. Ничего. Набрал Кларе. Опять ничего. Набрал Начо еще раз. Наконец он ответил:
— Чего?
— Начо, брат, чем занят? Ты с Кларой? Я ей звоню, а она трубку не берет.
— Да… да, мы у нее дома… историю делаем.
Я услышал в трубке, как рядом смеется Клара.
— Ага, ага. Ну ладно, делайте. Тогда позвони потом и расскажи, как там ваша история, идет?
— Ладно, ладно.
— Телик не смотрели?
— Нет. А зачем?
— Да низачем. Так, мои заморочки. Ладно, делайте там свою историю. История — это сила, брат. Оставь свой след в истории, всё такое.
Я сам понимал, что меня заносит, и заставил себя положить трубку. Всё было именно так, как я думал. Они ничего не знали, и немного поболтать с ними было всё равно что шагнуть на несколько секунд назад в прошлое, которое уже не вернется. Потому что эта история с дедушкой забудется нескоро, если вообще забудется. А может, я всё-таки преувеличиваю? Может, я себе напридумывал неизвестно чего, а завтра все будут удивляться, какую кучу ерунды наплели журналисты и полиция. Да, это тоже не исключено, сказал я себе. Даже вероятно, что они уже готовят извинения.
Я включил телик и увидел его. Дедушка выходил из штаб-квартиры фонда. Его осаждали фотографы, телерепортеры и газетчики, а два сотрудника полиции женералитета не то провожали, не то конвоировали к полицейской машине. В дверях стояла заплаканная Долли.
— Мам! Дедушку арестовали! Скорее!
Мой крик было слышно на всю квартиру (хотя надо сказать, конечно, она не такая уж большая). Но, видно, получилось достаточно громко, потому что мать прибежала в гостиную с телефоном в руке и застыла с раскрытым ртом, глядя, как дедушку увозит из фонда полиция. Она сразу набрала отцу.
— Дани, только что видела. Его что, арестовали? Точно? Ясно, ясно. Пока.
Когда она положила трубку, у нее дрожали руки. Она объяснила, что дедушку увезли в комиссариат просто дать показания. И сказала, чтобы я больше не пытался ему дозвониться, потому что отец сам будет сообщать нам все новости — он из Мадрида на связи с дедушкиным адвокатом.
Когда через пару часов мне позвонил Начо, я не взял трубку. Телефон я не отключил только из-за дурацкой надежды: вдруг позвонит дедушка. Я знал, что он не позвонит, но хотел, чтобы линия оставалась свободной на случай, если я ему понадоблюсь. Начо с Кларой уже вернулись с небес на землю и обо всём узнали. Они написали мне разных ободрительных сообщений в группу «Несгибаемые», и Лео тоже. Наверное, договорились в отдельной группе в «Вотсапе», в группе «Без Сальвы».
Мне приятно было читать их сообщения и знать, что они обо мне думают. Поэтому я поступил так же — написал дедушке. Если ему в комиссариате удастся взглянуть на телефон, он увидит сообщение — и, подумал я, посмеется.
«Супершельмец на связи. Запрашиваю подкрепление, чтобы вызволить тебя из комиссариата? Дед, ты самый сахар!»
Час спустя две галочки, означавшие, что сообщение доставлено, стали голубыми. Прочитано. Но дед не отвечал.
Ближе к девяти позвонил отец. Голос у него был усталый. Мадридские заказчики сказали ему, чтобы не торопился — они понимают ситуацию, работа подождет несколько дней. Он
