Клайв Баркер - Абарат: Дни магии, ночи войны
— Буря? — сказала себе Мелисса Квокенбуш и опустила грязную тарелку в серую воду раковины. Вошел Рики с кислым выражением лица, обиженный, что его забрали из дома Гейджев, и вынул из холодильника пакет апельсинового сока. Она посмотрела на сына:
— Немедленно перестань дуться. — Рики открыл сок. — И в тысячный раз говорю — не пей из пакета!
— Папа пьет!
— Ты не…
Мелисса не закончила фразу. Одна за другой ударили две молнии, ярко блеснув на фоне темнеющего неба; вслед за ними раздался оглушительный раскат грома. Она медленно попятилась от раковины. Тарелки дрожали, стуча друг о друга, а по грязной воде расходились волны.
— Что происходит? — спросил Рики.
— Не знаю, милый. Думаю, тебе лучше отойти от окна.
Снова ударила молния, похожая на трещину в небесах. Секундой позже громыхнуло так сильно, что звуковая волна сбила висевшие на кухонной стене часы.
— Будь внутри, — сказала она Рики, а затем, вопреки собственным словам, в тревоге вышла на задний двор.
Земля под ногами дрожала. Может, это землетрясение? Насколько она знала, раньше здесь не было землетрясений. Однако вибрация усиливалась. Прислоненные с стене старые доски забора упали. Где-то наверху раздался стук, словно ваза или флакон с дезодорантом скатились с полки и ударились об пол.
— Боже, — сказала она.
Вдалеке, у самой границы города, что-то блестело. Нет, за его границей. Оно накатывалось, становясь все ближе и поворачивая серебристую спину к пустым синим небесам, словно волна.
Словно волна.
— Поверить не могу, — пробормотала она.
Словно гигантская волна.
— Этого не может быть.
Она попятилась к дому. Из-за дрожи по всей улице включились автосигнализации.
— Билл! — закричала она. — БИЛЛ!
Когда она оказалась в кухне, Билл бросал в мусорное ведро пустую банку из-под пива.
— Что за шум? — спросил он.
Мелисса указала на окно. На этот раз ему не пришлось ничего объяснять. Он все увидел сам.
— Это же чертова волна, — сказал он.
— Да, Билл, так и есть.
— Откуда она взялась?
— Какая разница! Нам надо что-то делать.
— Это конец света, — произнес Билл пустым голосом.
— Нет, не конец. Это просто наводнение. Прорвалась дамба, или…
— В округе нет дамб.
— Все равно. Она идет прямо на нас.
— Тогда надо ехать.
— Мы не можем ехать. Шоссе забито.
Люди уезжают, внезапно подумала она. Я была как в тумане, а люди в это время уезжали.
— Поздно, — сказал Билл, все еще глядя на волну. — Мы все умрем.
— Нет. Нам надо подняться…
— На чердак?
— На крышу. Мы можем выбраться на крышу?
— Думаю, да. Через чердачное окно. Но я не знаю, насколько это безопасно.
Окна начали дрожать, с крючков срывались чашки, из холодильника, который не закрыл Рики, падали продукты. Яйца разбивались, молоко пролилось на пол, создавая свое маленькое наводнение.
Мелисса посмотрела на открытый холодильник.
— Еда! — сказала она. — Нам надо взять еды, если мы застрянем там надолго.
— Может, мне найти какие-нибудь лекарства? — предложил Рики.
— Да! Я возьму аптечку, ты — воду. Дон, иди сюда…
— Там волна.
— Мы знаем, — сказал Рики.
— Я возьму ружье, — проговорил Билл.
— Тогда поспешим, — ответила Мелисса.
Все разошлись. Мелисса поднялась наверх, чтобы взять аптечку, а потом направилась в спальню за теплыми одеялами. Фотографии, висевшие над кроватью, дрожали, стуча о стену. Несколько секунд она смотрела на них. Здесь была фотография мальчиков, а также снимок Кэнди во Флориде, с дедушкой и бабушкой. Губы Кэнди улыбались, но глаза — нет. В них была странная печаль. Мелисса смотрела на фотографию сотни, возможно, тысячи раз, но до сих пор не замечала этой грусти.
Однако сейчас у нее не было времени на изучение. Отвернувшись, она принялась собирать одеяла, подняв глаза лишь для того, чтобы увидеть, как полоса серебристого света становится все ближе и ближе.
В 13.38 первая волна моря Изабеллы достигла Цыптауна.
Она пронеслась по улицам, словно гигантская очистительная река. Она выкорчевывала деревья и швыряла машины, как детские игрушки. Ее напора было недостаточно, чтобы снести кирпичные дома, но она срывала с них крыши, выбивала окна и двери, входя без приглашения и унося все следы жизни, которую в них вели. Она вымывала крупу с кухонных столов, выдавливала зубную пасту из тюбиков на умывальниках, переворачивала незаправленные кровати и швыряла в стены телевизоры. Она опустошала шкафы, ящики столов и аквариумы с золотыми рыбками.
Улица за улицей, воды Изабеллы затапливали город, двигаясь между домами, будто решая загадку, заворачивая, заворачивая, заворачивая и вновь встречаясь за соседним углом…
Шум наводнения оказался ужасен. Рев самой воды был низким, но поверх него накладывались сотни других звуков, свидетельствующих о разрушении. Разбивались стекла, падали трубы, двери разносило в щепки, завывали автомобильные сигнализации.
А посреди прибывающей воды и того хаоса, что она с собой несла, были люди. Их оказалось не слишком много. Капания слухов, предпринятая Генри с Диамандой, прошла успешно. Большинство жителей Цыптауна наблюдали за наводнением сверху. Но все же в городе оставалось достаточно тех, кто не слышал призыва и оказался в плену. Некоторые, как семейство Квокенбушей, поднялись на крыши, сочтя их безопасным убежищем. Другие быстро строили из подручного материала плавательные средства (колыбели, надувные детские бассейны), а у некоторых в гаражах даже оказались лодки, в которые они забирались по мере приближения волны.
Тем, кому удалось выжить во время этого прилива, было что рассказать потом. Истории о спасении в последнюю минуту, о людях, возвращавшихся в дома за какими-нибудь сентиментальными сувенирами и обнаруживавших в гостиной рыб; о жителях старых домов на колесах, которых вода унесла и бросила в милях от города. Но будут и печальные истории. Жизни, потерянные по глупости или нерешительности; люди, смытые пенящимся потоком по дороге к автомобилю, или сорванные течением с водостоков домов.
Кроме того, были события не счастливые и не печальные, а те, что можно отнести только к категории странных. Наиболее значимое из них случилось в 13.31, за семь минут до того, как воды Изабеллы начали заполнять Иноземье. Некто (а именно, Генри Мракитт) организовал массовое освобождение кур. К сожалению, никакого исхода к свободе и спасению не произошло. Несчастные птицы всю жизнь прожили в мире ложных рассветов и собственных экскрементов. Когда пришла свобода, они понятия не имели, что с ней делать. Но, по крайней мере, они не погибли в своих клетках. Полубессознательное состояние, в котором они пребывали, многих спасло. Когда пришла волна, они просто понеслись вместе с ней и навсегда уплыли из своего плена. Это было впечатляющее зрелище. Тысячи и тысячи кур, освобожденных волшебной волной, безучастно глазели в небо, которого они до сих пор ни разу не видели.
В центре этого наводнения несся Лад Лимбо, движимый силой самого моря. Путешествие, которое и без того было достаточно опасным, приобрело еще более угрожающий характер, когда корабль оказался среди разрушенного Цыптауна. На поверхности бурных вод плавал самый разный мусор: уличные знаки, велосипеды, стулья, столы, умывальники и ограды, кафедра из церкви св. Стефана на Фуллер-стрит, грузовик свиных скелетов, вывески, кусты, и прочее, и прочее, и прочее.
Каждый раз, когда о борт ударялось что-то большое, Лад Лимбо вздрагивал и качался.
— Это надо просто пережить! — кричал Макбоб, а в окружающей воде и на палубе корабля появлялось все больше мусора.
Вцепившись в поручни, чтобы не свалиться за борт, если Лад Лимбо внезапно наклонится, Кэнди начала продвигаться к носу. Окружающий вид свидетельствовал о масштабах катастрофы: из бурлящей серой воды, где плавал мусор, торчали лишь крыши и верхние этажи домов. На глазах у нее выступили слезы. Еще два месяца назад это был ее мир, она знала здесь все улицы и здания, а воды Изабеллы поглотили его всего за несколько минут. Сознание Кэнди не желало принимать такую правду.
— Этого не может быть, — проговорила она. — Не может быть.
Финнеган подошел к ней и обнял за плечи, успокаивая. Она посмотрела ему в лицо. В его глазах было столько боли, столько безутешной печали, что собственная боль вдруг показалась ей не такой тяжелой. Корабль качался, но они держались друг за друга.
— Где-то там моя семья, — сказала Кэнди. — И все это — моя вина.
Финнеган покачал головой.
— Нет, — ответил он. — Ты этого не делала. Это сделали они.
