Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Короче, стенку ломанули, а дырку наскоро прикрыли железным листом — в бытовке нашли. Ну и вперед, той развилки, где решетки. Мы, когда наверху огляделись, назад той же дорогой вернулись, и уже нормально все осмотрели. Так вот — зуб даю, по тому тягуну, — ну, коридору длиннющему, — лет двадцать никто не ходил. Пыль там в два пальца толщиной, паутина повсюду, мухи дохлые… А самое главное — в коридоре подряд три гермозатвора, и у всех — ручки запоров с той стороны, как если идти от бытовки! Мы попробовали запереть — норм, работает! А с другой стороны их без взрывчатки и автогена не открыть по-любому. Вот мы и подумали — если будем отсюда, из нашей Москвы уходить — просто закрутим все затворы и фиг кто туда доберется, даже если и полезут. Но — не должны, столько лет не совались, с чего теперь? На выход из шахты мы тоже че-нить посерьезнее болтика приспособим, так что не боись, место надежное.
— А с проникновением с той стороны проблем не было? — продолжал расспрашивать Геннадий.
Дрон помотал головой.
— Там ваще не вопрос. Подвал нашли, сразу — там и правда лабаз какой-то, бочки стоят. При лабазе — хрен с метлой, судя по роже — татарин. Я так думаю, надо бы его на зарплату взять — рублей пять в месяц, скажем. Нужный человек.
— Да, согласен, — добавил Виктор. По такому случаю он даже оторвался от своего планшета. — Место со всех точек зрения и удобное и безопасное. Я на всякий случай там камеру всадил. И еще три штуки на стороне 21-го века: на развилке, в тоннеле и у входа в шахту. Дня через три надо наведаться, снять записи и просмотреть. Если никто там не появлялся — значит мы с Дроном не ошиблись. Единственное, что осталось обследовать — та, вторая решетка на развилке. Но тут вот какая мысль имеется — со временем можно проход к ней кирпичом заложить. В постоянку там, по любому, никто не ходит, а если случайно наткнутся — увидят тупик, дальше не полезут.
— Дело говоришь. — кивнул Геннадий, помечая что-то в блокноте. — Возможно, так и поступим. Все?
— Еще один момент — припомнил Виктор. — Там, в бытовке — телефон, причем рабочий. Номер я не пробовал определить, но это не проблема. Электричество есть, потом поищем щиток.
— Значит — решено. — кивнул Геннадий. — Снять записи, просмотреть, телефон — это все на тебе. И последнее — вы портал легко нашли? Искалки-то у вас не было…
— Да с полпинка! — успокоил лидера Дрон. Этот пацан, который Ваня, и правда, маркера ставил, по ним и дошли. А решетку с порталом тоже сразу увидели — все в точности, как этот Николка говорил.
— Точно. — подтвердил Виктор. — На наше счастье, парнишка выбрал качественный маркер, экономить не стал. Ну и я, на всякий случай, отметки обновил и расставил маячки — теперь уж по любому не заблудимся. Так что — можно сказать, база у нас теперь есть. И проход. Осталось понять, как обезопасить его от «конкурентов» — как ни крути, мальчишки-то о нем знают.
— Это проблема. — Согласился Геннадий. — И решать ее надо будет в самое ближайшее время. А пока — Дрон, Витя, для вас есть вот какое поручение…
* * *Корф и Роман растворились в потоке людей, торопящихся к выходу из парка, а Каретников еще долго смотрел им вслед. Да, день задал задачку, и имя ей было — Корф. Конечно, коллеги-реконструкторы не обращали внимания на оговорки великолепного лейб-кирасира, на его постоянные мелкие запинки, тут же маскируемые словесным мусором и ничего не значащими фразочками вроде… «да, вы знаете, батенька…». Но вот доктор внимательно присматривался к странному новичку и уловил, что Корф раз за разом сбивался и замолкал, когда его спрашивали, например, в каком клубе он состоит, или на каких фестивалях уже успел побывать. А уж прокол, когда кто-то из «сумцов» поинтересовался, во что обошлись барону мундир и амуниция! Корф охотно ответил, назвав немыслимо ничтожную сумму в три тысячи рублей — и принялся многословно объяснять, что каска и кираса выдаются от казны, а мундир он строил у Захарьича с Литейного, знаменитого тем, что обшивал только лейб-гвардейскую тяжелую кавалерию и как-то раз чуть не получил в зубы от георгиевского кавалера полковника Щепотьева. Сей герой, произведенный в чин после Текинского похода за отчаянную храбрость, по наивности принялся спрашивать наилучшего и непременно самого дорогого портного по военной части; деньгами офицеры-текинцы известное дело, сорили направо и налево, вызывая острейшую зависть у блестящих, но сплошь и рядом пребывающих по уши в долгах гвардионцев…
Спутник барона свел недоразумение к шутке, а присутствовавшие при сём реконструкторы вежливо хохотнули, сочтя выходку Корфа за стремление и в мелочах соответствовать принятому образу. В их среде случалось и не такое — хотя это и подходило более ролевикам— толкиенистам, забывающим порой, в какой реальности они пребывают.
А для Каретникова этот случай послужил своего рода спусковым крючком, запустившим цепочку сомнений — слишком свежа была в памяти прогулка по Москве позапрошлого века. Зеркальный тестовский зал, где за соседним столиком — офицеры в мундирах царской армии. Пусть не в блестящих конно-гвардейских, но, безо всякого сомнения, подлинных на все сто — как, впрочем, и их владельцы.
Каретников принялся осторожно прощупывать барона — «на косвенных», как говаривали персонажи любимого им богомоловского «В августе 44-го». И — старался выбрать моменты, когда рядом нет Романа, молодого человека в пехотном мундире, старательно опекавшего барона; тот-то, уж наверняка был современником.
Убедив себя, что Корф — ни кто иной, как гость из прошлого (попавший сюда тоже, видимо, недосмотром раззявы Олегыча), Каретников осторожно намекнул на общего знакомого. Увы, ничего толком выяснить не удалось — если барон и знал Олега Семёнова, то знакомство их носило случайный характер, а потому ясности в этом вопросе не прибавилось. Так что Каретников усомнился в своих выводах, списав все на треволнения этого жаркого, суматошного дня.
Но когда он прощался с бароном, сомнения вспыхнули с новой силой. Мобильника у Корфа не оказалось, а на предложение встретиться, дабы продолжить интересное знакомство, ответ был дан крайне невразумительный. Положение снова спас Роман; обменявшись с ним номерами мобильных, Каретников отправился к парковке, старательно и безуспешно борясь со своими подозрениями.
Глава тринадцатая
По стенам прыгали тени, отброшенные неровным оранжевым светом керосинки. Герр Боргхардт мелко семенил по коридору; Олег Иванович шел за ним, оглядываясь по сторонам на каждой развилке; замыкающий маленькую процессию Иван время от времени по кирпичам стены маркером. Тот оставлял в слое пыли влажную черту, почти сразу пропадавшую в пересушенном воздухе подземелья. Ваня не знал, зачем он, еще в Москве, сунул в багаж маркер с «невидимой» пастой; что касается ультрафиолетовой лампы, то она была вмонтирована в стандартный армейский фонарь. Так или иначе, маркер пригодился: не то чтобы путешественники не доверяли старичку-историку, но забираться во «всамделишний» египетский лабиринт, не имея ни карты, ни возможности запомнить бесчисленные поворотов… а вдруг здесь, как в «Фараоне» Болеслава Пруса, стена может повернуться и перекрыть проход за спиной незваного пришельца? Олегу Ивановичу пришлось напоминать себе, что подобные механизмы (даже если они и не были плодом фантазии писателя) вряд ли сохранили бы работоспособность за столько веков. Да и откуда им здесь взяться — не в затерянном посреди пустыни городе, а во вполне цивилизованной Александрии, во дворце, построенном не так уж и давно — по меркам этой земли, разумеется. Здешние подземелья не имеют ничего общего с теми, древними…
Нынешний владелец дворца, Тауфик-паша, второй хедив Египта, проживал по большей части, в Каире. Здесь он бывал наездами, и здесь же хранил свою коллекцию древностей. Александрия была самым «европейским» из египетских городов — недаром тут обосновались почти все консулы и прочие дипломаты большинства европейских стран. Здесь же, в шести километрах от города стоит Рамлей — любимая резиденция вице-короля и прочей имперской знати.
Египет еще англо-египетской войны находится под британским управлением, а если называть вещи своими именами — то под оккупацией. Во время кровавого восстания Араби-паши в 1882 году, Александрия сильно пострадала; городская чернь, с примкнувшими к ним солдатами местного гарнизона учинили европейцам кровавую резню. Но двумя днями спустя, под гром пушек эскадры адмирала Сеймура в город вошли английские войска. С тех пор они здесь и остаются — и это при том, что формально Египет считается турецким владением. В известной Олегу Ивановичу истории ситуация это продержалась до 1914-го года, когда, после вступления Турции в Мировую Войну, Египет уже официально был — или будет? — объявлен британским протекторатом.
