Борис Батыршин - Египетский манускрипт
Увидев лошадей, барон приободрился: машинные и градостроительные чудеса, которых он вдоволь насмотрелся за последние три с половиной часа (Ромка вез Корфа в Коломенское на такси, и барон всю дорогу не отрывался от окна), уже порядком его утомили. Так что он искренне обрадовался и лошадям и людям в непривычной его глазу военной форме, с саблями на портупеях; и родным до боли запахам навоза и лошадиного пота, пропитавшим мундиры этих потешных, но все же, таких серьезных кавалеристов.
Больше всего Ромка боялся, что барон в такой ситуации поведет себя высокомерно — в самом деле, как еще конногвардейцу, аристократу, кавалеристу до мозга костей, реагировать на этих «конников выходного дня», нацепивших царские мундиры на потеху зрителям? К счастью, он ошибся. Корфу хватило такта понять, что люди, предающиеся этому странному на его взгляд занятию, на самом деле горячо увлечены своим делом. А если они сидят в седле не так, как это подобает чинам регулярной русской кавалерии — так это вполне простительно для тех, чья жизнь проходит в окружении мудрёных механизмов.
Реконструкторы окружили Корфа плотным кольцом; мундир и амуниция барона вызвали у них совершеннейший восторг. Не обошли вниманием и Ромку — особенно любителей военной истории порадовала винтовка Кранка. Её передавали из рук в руки; клацали затвором, вскидывали к плечу. А молодой человек с ужасом думал о том, что не успел выбросить из подсумков боевые патроны; подполковник, в точности выполняя просьбу барона, прислал полное оснащение нижнего чина Троицко-Сергиевского резервного батальона, включая сюда и положенные по уставу огнеприпасы. Ромка обнаружил их уже здесь, в Коломенском, когда принялся прилаживать на себя амуницию — и покрылся холодным потом, вспомнив как вежливые полицейские припустили их, как участников шоу, мимо рамок металлоискателей. А что было, прояви они бдительность?
Общение барона с реконструкторами-кавалеристами— закончилась ожидаемо — к нему подвели коня и Корф, предварительно подергав какие-то ремешки (Ромка не разбирался в лошадиной упряжи) взлетел в седло. Реконструкторы расступились; барон несколько раз коня крутанул на месте, пустил короткой рысью, а потом пошёл размашистым галопом. Доскакав до дальнего края поляны, Корф развернулся, выхватил палаш и, выставив его между ушей лошади, как пику, пустил коня в карьер. Зрители зааплодировали, и уже через несколько минут было решено, что барон примет участие в шоу. А так как снежно-белый мундир, кираса и каска с литым орлом, мало подходили к окопам, пулеметам и запачканным землей гимнастеркам — Корфу предложено было принимать заключительный парад участников баталии, — что он и проделал с истинно лейб-гвардейским блеском.
Для Ромки тоже нашлось дело; вместе с русской пехотой он послушно бегал в атаку и отступал, изображая бегство от плюющегося пулеметным огнем немецкого броневика, выползшего к самой линии русских окопов. И вот теперь, вместе со всеми, кричал «Ура» великолепному барону, отдававшему честь перемазанным, грязным, усталым, но несказанно довольным реконструкторам.
На том шоу и закончилось. Барон, в сопровождении Ромки и доктора, прошелся по фестивальной поляне. Отдельно он задержался возле броневиков, аэроплана и кургузой шестидюймовой мортиры; Ромка заметил, как горели глаза барона, когда он гладил ладонью грозный некогда металл.
Уже после под конец праздника Каретников попросил у Романа номер его мобильника — оказывается, доктор пытался уже обменяться координатами с Корфом, но встретил полнейшее непонимание. Ромка просьбу выполнил и послушно ответил на пробный звонок — не отказываться же было, в самом деле? Солнце над Коломенским клонилось к закату и пора было подумать о возвращении — на Гороховской их наверняка уже ожидал Яша.
* * *…В тоннель вышли в полной темноте. Фонарей было два — налобник Дрона и ручной прожектор Виктора, мощный, но, увы, стремительно пожирающий батарейки. Дрон посетовал, что не решились идти по диггерской классике — с кусками плексигласа, горящими коптящим, оранжевым пламенем. Так удобнее — в ровном, мягком свете и разглядишь больше, и чего нет — не почудится.
Убедившись, что никто за нами не гонится, диггеры принялись обсматриваться. Ходов было два — оба запертые мощными решётками с солидными, но проржавевшими замками. Видно было, что не открывали их лет тридцать, не меньше. Обследовали на предмет проникновения первый — и сразу стало ясно, что тут ничего не светит. Со вторым было немного получше: у створок имелся небольшой свободный ход, и если отогнуть одну из них — был шанс пролезть сверху. То есть, худощавый и гибкий Виктор и пролез бы — но Дрон, личность крупная, уже никак. Но — повезло: луч налобника, скользнув по решётке, высветил узкую дыру — одного из поперечных прутьев не хватало.
Надо было пробовать. Виктор просунул в дыру сначала голову, а потом пролез целиком. Подошла очередь Дрона — сначала он застрял в плечах; потом застряла грудная клетка. Виктор попробовал тянуть спутника — тот взвыл, явственно ощутив, как сминаются рёбра.
Пришлось, скидывать верхнюю одежду и протискиваться по новой, оставляя на арматуринах клочья кожи — и через минуту слегка помятый Дрон стоял по ту сторону решётки. Буркнув что-то о том, что решетку в следующий раз придется пилить, он оделся, и группа двинулась дальше — и, пройдя еще метров триста, упёрлась в гермозаслонку.
На этот раз преграда была посолиднее — толстенная, тяжеленная, непреодолимая. Обследование показало, что ворота снабжены давно сгнившим электроприводом; открывать их вручную не стоило и пытаться. Сбоку от них, по счастью, нашлась неприметная щель. За ней была маленькая комнатка, а из нее — небольшой, полметра на полметра, лаз, закрытый переборкой, на манер предыдущих гермоворот, только с ручным запором. Одна из ручек сразу оторвалась, но заслонка распахнулась — и на диггеров подуло мощным потоком воздуха. Дрон поежился, вспомнив фильмы про подводные лодки: он смотрел в темноту за дверью и ожидал, что сейчас за потоком воздуха на них хлынет вода…
Но — ничего подобного не случилось. Сразу за дверцей, с другой стороны, стоял здоровенный воздушный фильтр. Все стало ясно: помещения эти проектировали и строили не просто так, а в условиях холодной войны — вот и сделали из них по совместительству бомбоубежище. Глубина порядочная, двери толстенные, герметичные, система жизнеобеспечения…
Дальше было проще. Несколько поворотов вывели в длиннейший коридор, настоящий «тягун», по самым скромным прикидкам, в полкилометра. Дрон живо вспомнил такие же вот бесконечные подземные тоннели в подвалах больницы, где ему довелось когда-то работать охранником. Поначалу, он находил некое удовольствие в том, чтобы в ночную смену обходить гулкие подземелья — хотя это и не входило в его прямые обязанности. И однажды встретил пару угрюмых санитаров, везущих на коляске голого мертвеца с бирочкой на пальце ноги.
Суеверный Дрон поежился, отгоняя неприятное видение — надо же, нашел что вспоминать, и, главное, где…
Периодически в тоннеле попадались такие же герметичные заслонки, только все они были открыты. Около каждой на стене был рубильник — видимо, чтобы в случае опасности можно было отсечь часть тоннеля.
Бесконечный коридор уперся в решетчатую дверь, закрученную ржавым болтиком. Одолеть его оказалось непросто — гайка приржавела, в ход пошли плоскогубцы из Витькиного мультитула. Еще пара минут — и они оказались в комнате, посреди которой стояла… Турбина! Нет, не самолётная. Это был вентилятор бомбоубежища, законсервированный много лет назад — комья чёрной смазки давно окаменели. За турбинкой нашлась вертикальная вентиляционная шахта высотой в десяток метров и ржавый скоб-трап. Дверь, ведущая наружу сопротивлялась меньше минуты — и Дрон с Виктором вышли из подвала на свежий воздух, в дворик— колодец, каких много в центре Москвы.
— В общем, нам повезло, — докладывал Дрон. — Вполне могло оказаться, что шахта ведет в подвал какой-нибудь конторы или на склад — их там, между Никольской и Зарядьем прорва. Однако ж — нет, подвал в обычном доме, даже двор проходной. Завалено, правда, все какими-то ломаными поддонами, битыми ящиками: мы полчаса разгребали, вон, все руки в занозах. И грязища, вонь… ну да оно и хорошо, никто лишний раз не залезет. Если не наглеть и ходить с опаской — вполне надёжное место, и добираться легко.
— Это хорошо. — кивнул Геннадий. — Это вы молодцы. А как с выходом из бытовки?
— Из той, что те сопляки нашли? — уточнил Дрон. — Да там ваше проблем не было. Коридорчик короткий, а в конце — стена, времянка. За ней поезда метро слышны, как мелкий и говорил. Мы с Витькой стенку, как договаривались, просверлили и вывели камеру на гибком шнуре. Думали — там уже метро — ан нет. Пустой коридор; мы часа два ждали, но никто так и не прошел. И света там нет — хорошо хоть, камера-то у нас была инфракрасная.
