Филип Пулман - Северное сияние

— Если мы сможем помочь Вам с возвращением в Троллесанд, мистер Скорсби, мы сделаем это. Но никто не знает, что нас ожидает в Свельбарде. С тех пор, как у Медведей появился новый король, многое изменилось — новая метла метет по-новому[5]; возможно нас ждет трудная посадка. И я не знаю, как Лира доберется до своего отца. Так же я не знаю, что намерен делать Йорек Барнисон, но я точно знаю, что их судьбы связаны.

— Я тоже не знаю, мадам. Думаю, что он будет повсюду сопровождать Лиру. Она помогла ему вернуть доспехи, как Вы понимаете. Кто знает, что он там себе думает? Возможно, если бы однажды его полюбил человек, то он смог бы ответить. А что касается посадки в Свельбарде, так это никогда не было легко.

— Тогда, если бы я мог попросить Вас придерживаться нужного направления, я мог бы сейчас немного вздремнуть; а если я смогу чем-нибудь помочь вам на обратной дороге, только скажите. Кстати, не могли бы Вы мне подсказать, на чьей я стороне в этой невидимой войне?

— Мы оба на стороне Лиры.

— Несомненно.

Они летели дальше. Из-за облаков под ними нельзя было сказать, как быстро они летят. Конечно, обычно шар движется со скоростью ветра, но сейчас, управляемый ведьмами, шар двигался навстречу потоку воздуха, преодолевая его сопротивление, и поэтому форма громадного газового баллона была далека от обтекаемой формы дирижаблей. В результате, корзину, летевшую таким образом, трясло и болтало больше, чем обычно.

Однако, Ли Скорсби больше беспокоился о своих инструментах, чем о комфорте, и поэтому время от времени удостоверялся, что они надежно привязаны. Согласно высотомеру, они сейчас находились на высоте около десяти тысяч футов. Температура была минус двадцать градусов. Но Скоросби казалось, что было еще холоднее, и поэтому, прежде чем уснуть под боком у своего боевого друга Йорика Барнисона, он раскатал брезентовое полотнище, которое он использовал в чрезвычайных ситуациях, и укрепил его против спящих детей, чтобы защитить их от ветера.

Когда Лира проснулась, луна была уже высоко в небе и в ее свете все казалось серебренным: от бугристой поверхности облаков внизу до сосулек на снастях шара.

Роджер еще спал, как, впрочем, Ли Скоросби и Медведь. И только Королева Ведьм упорно продолжала лететь за шаром.

— Как далеко мы от Свельбарда? — спросила Лира.

— Если не будет попутного ветра, мы будем в Свельбарде через двадцать часов, а может и позже.

— А где мы собираемся приземлиться?

— Все зависит от погоды. Однако надеюсь, мы минуем скалы. Там живут существа, которые охотятся за всем, что движется. Если получится, мы высадим тебя где-нибудь в глуши, подальше от дворца Йофара Ракнисона.

— А что случится когда я найду Лорда Азраэля? Захочет он вернуться обратно в Оксфорд, или как? Не знаю, сказать ли, что мне известно, что он мой отец. А может быть ему захочется оставаться моим дядей? Я ведь его совсем не знаю.

— Он не захочет вернуться в Оксфорд, Лира. Похоже есть еще кое-что, что нужно сделать в другом мире, и Лорд Азраэль — единственный, кто может перекинуть мостик через пропасть, лежащую между этим миром и тем. Но для этого ему нужно еще кое-что.

— Алетиометр! — воскликнула Лира, — Мастер Джордона дал его мне, и я чувствовала, что он хотел что-то сказать насчет Лорда Азраэля, но у него не было возможности. На самом деле, я знала, что он не хотел отравить Лорда. А с помощью этой штуки он собирается понять, как сделать этот самый мост? Держу пари, я могу ему помочь. Уже сейчас я умею понимать его так хорошо, как ни кто другой.

— Я не знаю, — сказала Серафина Пеккала, — что он будет делать, какие у него цели, мы не можем этого знать. Есть силы которые мы понимаем, но над ними есть другие силы, а есть секреты, которые не доступны даже высшим силам.

— Алетиометр расскажет мне! Я могу узнать это прямо сейчас.

Но было слишком холодно; Лира никогда не использовала его на таком морозе. Она поплотнее закуталась и накинула капюшон от леденящего ветра, оставив только маленькую щелку, через которую она могла бы смотреть. Далеко впереди шесть или семь ведьм, сидящих на ветках облачных сосен, тянули шар за веревку, привязанную к подвесному кольцу. Звезды сияли ярко и холодно, подобно бриллиантам.

— Почему Вам не холодно, Серафина Пеккала?

— Ведьмы чувствуют холод, но не осознают его; холод не причиняет нам боли. Если мы укутаемся от холода, то не будем чувствовать многого другого, например, легкого пощипывания на коже от звезд или музыки Сияния, или, что приятней всего, нежного прикосновения лунного света.

— А могла бы я это почувствовать?

— О, нет. Ты умрешь, если снимешь свою одежду. Оставайся укутанной.

— Серафина Пеккала, а сколько живут ведьмы? Фардер Корам говорил, что сотни лет. Но Вы совсем не выглядите старой.

— Мне триста лет, а может и больше. Нашей самой старой Матери Ведьм — около тысячи. Однажды Ямбе-Акка придет за ней. Когда-нибудь она придет и за мной. Ямбе-Акка — властительница царства мертвых. Она приходит за тобой добрая и улыбающаяся, и ты понимаешь, что время пришло.

— А среди ведьм есть ведьмаки?

— У нас есть мужчины, которые нам служат, как консул в Троллесанде. А есть мужчины, которых мы любим и наши мужья. Ты так мала, Лира, слишком мала, чтобы понять, но, в любом случае, я расскажу тебе, а позже ты поймешь: они для нас как бабочки — существа недолгой жизни. Мы любим их; они смелы, величавы, красивы, умны; но умирают они почти сразу. Это происходит так скоро, что наши сердца просто истерзаны болью. Мы вынашиваем их детей, и если рождается девочка, она становится ведьмой, а если мальчик, то он становиться обычным человеком. А потом, в одно мгновенье, они покидают нас. С нашими сыновьями происходит тоже самое. Когда мальчишки растут, они думают, что бессмертны. Но их матери знают, что это не так. С каждым разом это становится все больнее и больнее, пока, в конце концов, твое сердце не разбито совсем. Возможно, это случается, когда Ямбе-Акка приходит за тобой. Она старее, чем тундра. Возможно, жизнь ведьм для нее так же коротка, как для нас жизнь людей.

— Вы любите Фардера Корама?

— Да. Он об этом знает?

— Я не знаю, но он точно любит Вас.

— Когда он спас меня, он был молод, силен, горделив и красив. Я сразу влюбилась в него. Я бы отказалась от своего клана ведьм, я бы забыла эти ощущения от звезд и музыки Сияния, я бы согласилась больше никогда не летать. Я бы отказалась от этого всего в один момент, не задумываясь, чтобы стать женой бродяжника, готовить для него, делить с ним постель, растить его детей. Но свою природу не изменишь, можно изменить только то, что ты делаешь. Я ведьма. А он — человек. Я была с ним слишком долго, и у нас родился ребенок.

— Он никогда не говорил! Девочка? Ведьма?

— Нет. Мальчик, он умер во время большой эпидемии сорок лет назад, эта болезнь пришла с Востока. Бедный малыш, его жизнь вспыхнула и погасла, как жизнь бабочки-однодневки. Это разорвало мое сердце на кусочки, как это бывало и раньше. Это сломило и Корама. Потом зов заставил меня вернуться к моему народу, потому что Ямбе-Акка забрала мою мать, и я должна была стать Королевой Ведьм. Так я покинула Корама — так велел мне долг.

— Вы после этого никогда не видели Корама?

— Никогда. Я слышала о его подвигах, и о том, что он был ранен Скраелингом отравленной стрелой; тогда я отправила ему лекарственные травы и заклинания, чтобы помочь выздороветь, но я не была достаточно сильна, чтобы увидеть его. Я слышала, как плохо ему было после этого, как он помудрел, как много изучил и прочитал, и я гордилась им, его добротой. Но я оставалась в стороне. То были страшные времена для моего клана, нам грозили войны и, кроме того, я думала он меня забудет и найдет себе жену среди людей.

— Он никогда не забывал, — отрезала Лира, — Вы должны пойти к нему. Он все так же любит Вас, я это точно знаю.

— Но он будет смущен своим возрастом, а я этого не хочу.

— Возможно и так. Но все равно, Вы должны послать ему какую-нибудь весточку. По-моему так.

Серафина Пеккала долго ничего не отвечала. Пантелеймон превративлся в крачку и на мгновение взабрался на ветку облачной сосны, чтобы удостовериться, не были ли они слишком дерзки.

Потом Лира спросила:

— Почему у людей есть деймоны, Серафина Пеккала?

— Все это спрашивают, но никто не знает ответ. Сколько Люди живут, столько и есть у них деймоны. Это то, что отличает нас от животных.

— О, да! Мы отличаемся от них, это верноa Например, медведи. Странные они, эти медведи, не правда ли? Ты думаешь, что они как люди, а потом они вдруг как вытворят что-нибудь такое странное или жуткое, что, кажется, их никогда не поймешь. Но Вы знаете, что сказал мне Йорек? Он сказал, что его броня для него то же самое, что деймоны для людей. Он сказал, что это — его душа. Но это, опять же, то в чем они отличаются, потому что он сделал эту броню сам. Когда Медведи изгнали его и отобрали его первую броню, он смастерил себе новую из метеоритного железа, и этим как бы обрел новую душу. А мы вот не можем делать себе деймонов. А потом эти люди в Троллесанде, они напоили его до бесчувствия и украли его броню, а я узнала, где она и он получил ее обратноa Но что меня удивляет, так это почему он едет в Свельбард? Они ведь будут драться с ним. Они могут его убитьa Я люблю Йорека. Я люблю его так сильно, что мне хотелось бы, чтобы он с нами не ездил.