Филип Пулман - Северное сияние

— Итак, Лира, — сказала Серафина Пеккала. — Ты знаешь, почему вы спешите к лорду Азраэлю?

Лира была изумлена.

— Чтобы отдать ему алетиометр, конечно! — сказала она.

Она никогда не думала об этом; это было очевидно. Потом она вспомнила первую причину, такую давнюю, что почти забыла ее.

— Или… Чтобы помочь ему сбежать. Вот именно. Мы собираемся помочь ему удрать.

Но когда она сказала, это зазвучало абсурдно. Сбежать из Свельбарда? Невозможно!

— Во всяком случае, попробовать, — она добавила решительно. — Почему бы и нет?

— Мне кажется, что я должна тебе много рассказать, — сказало Серафина Пеккала.

— Про Пыль?

Это была первая вещь, которую Лира хотела узнать.

— Да, это тоже. Но ты устала, а лететь долго. Мы поговорим, когда ты проснёшься.

Лира зевнула. Это был раздирающий челюсти, разрывающий лёгкие зевок, который длился почти минуту, или просто так показалось, и как Лира не старалась бодрствовать, она уснула. Серафина Пеккала протянула руку над краем корзины и коснулась её глаз. Лира опустилась на дно корзины, Пантелеймон слетел к ней вниз, превратился в горностая и уютно свернулся на ее шее. Ведьма установила свою облачную сосну на постоянную скорость возле корзины. Они двигались на север к Свельбарду.

Глава восемнадцать. Туман и лед

Ли Скорсби поправил шкуры, накинутые на Лиру. Она прижалась к Роджеру и они спали, в то время как воздушный шар несся по направлению к Полюсу. Время от времени аэронавт проверял свои приборы, жевал сигару, которую он не мог закурить вблизи легковоспламеняющегося водорода и кутался поглубже в меха.

— Эта маленькая девчушка — довольно важная персона, так ведь? — сказал он спустя несколько минут.

— Больше, чем она предполагает, — ответила Серафина Пеккала.

— И значит ли это, что на нас могут напасть? Вы только поймите, я говорю как практичный человек, зарабатывающий на хлеб. Я не могу допустить, чтобы этот шар разбился или его изрешетили. Поверьте, мадам, я не пытаюсь принизить важность этой экспедиции. Но Джон Фаа и бродяжники заплатили мне сумму достаточную, чтобы окупить мое время и услуги, а также подходящую одежду и починку шара, но это все! Сюда не входит страховка на случай вооруженного нападения! А вооруженное нападение, позвольте заметить, мадам, нам гарантировано, как только мы высадим Йорика Барнисона в Свельбарде.

Ли сплюнул табак за борт.

— В общем, мне хотелось бы знать, что нас ждет в скором будущем, — подытожил он.

— Возможно, будет битва, — сказала Серафина Пеккала, — Но Вы же сражались и раньше.

— Конечно, когда мне за это платили. Я, видите ли, предполагал, что заключил договор лишь на прямые перевозки, и запросил соответствующую цену. И теперь мне вот интересно, если произойдет вся эта заваруха внизу, насколько обширны мои обязанности перевозчика? Рисковать ли мне, например, жизнью и своим барахлом в этой войне с Медведями? Поджидают ли эту девчушку в Свельбарде враги столь же темпераментные, как и их предшественники в Болвангаре? Хотя все это так, к тому, чтобы поддержать беседу.

— Мистер Скорсби, — сказала ведьма, — Хотела бы я ответить на Ваши вопросы. Но все, что могу сказать, так это то, что все мы — Люди, Ведьмы, Медведи — уже вовлечены в войну, хотя, и не все об этом знают. Найдете ли Вы в Свельбарде погибель или вырветесь невредимым, в любом случае Вы уже наняты, и Вы — солдат.

— Ну, это Вы погорячились! Сдается мне, человек должен иметь выбор браться ли ему за оружие.

— У нас здесь не больше выбора, чем рождаться или нет.

— Но тем не менее, мне хотелось бы выбирать, — сказал он. — Выбирать работу, за которую я берусь, места, в которых я бываю, пищу, которую я ем, людей, с которыми я пью и болтаю. А разве Вам не хочется выбирать время от времени?

Серафина Пеккала подумала и сказала:

— Возможно, мы подразумеваем под выбором разные вещи, мистер Скорсби. У ведьм ведь ничего нет, и поэтому нас не интересует сохранение и приумножение материальных ценностей. А что касается выбораa Когда живёшь не одну сотню лет, осознаёшь, что каждая возможность рано или поздно повторится снова. У нас разные потребности: Вам нужно ремонтировать свой шар и поддерживать его рабочем состоянии — это занимает все Ваше время и мысли, я это понимаю; а нам чтобы летать достаточно сорвать ветку облачной сосны. Мы не чувствуем холода и нам не нужна теплая одежда. У нас нет других средств обмена, кроме взаимопомощи. Если ведьме что-нибудь нужно, то другая ведьма поможет ей в этом. Если идет война, мы не взвешиваем все oзаo и oпротивo ввязываться нам в нее или нет. Нет у нас и понятия чести, свойственного, например, Медведям. Для Медведя оскорбление — смерти подобно. Для нас жеa Это невообразимо. Как можно оскорбить ведьму? Что будет, если такое вдруг произойдет?

— Да, я, конечно, согласен с Вами на этот счет. Но мы с Вами начали за здравие, а кончили за упокой[4] — говорим об одном и том же, только называем по-разному. Мадам, надеюсь, вы понимаете мою дилемму. Я простой аэронавт, и мне хотелось бы мои последние дни провести с комфортом. Купить маленькую ферму, коров, несколько лошадей. Ничего роскошного, заметьте. Никаких дворцов, рабов, или груды золота. Просто вечерний ветер, сигара и бокал бурбона. Вся проблема в том, что это все стоит денег. Я летаю за деньги, и после каждого такого полета посылаю часть суммы в Уэлс Фарго Банк, и, уж поверьте мне, как только я накоплю достаточно, мадам, я продам этот шар, закажу билет на пароход до Порта Гальвестона, и ноги моей больше не будет на этом шаре.

— Вот и еще одна разница между нами, мистер Скорсби. Ведьма перестанет летать только тогда, когда она перестанет дышать. Летать — это значит быть действительно самой собой.

— Я понимаю это, мадам, и завидую Вам, но мне не доступны пути Вашего счастья. Летать — меня лишь работа, а я всего-навсего механик. С таким же успехом я мог бы регулировать клапана паровой машины или собирать ямтарические цепи. Но я выбрал шар, как вы понимаете, и это был мой свободный выбор. Вот почему эта война, о которой мне, кстати, никто не говорил, меня раздражает.

— Кстати, ссора Йорека Барнисона с его королем — часть этой войны, — заметила ведьма, — И этой девочке суждено сыграть в ней не последнюю роль.

— Вы говорите о судьбе, — сказал он, — как будто все предопределено. И я совсем не уверен, что мне нравиться это больше, чем добровольное участие в войне, о которой я ничего не знал. И где же свобода выбора, хотелось бы мне знать?! У этой девчушки, как мне кажется, больше возможностей выбора, чем у кого бы то ни было. А Вы пытаетесь мне сказать, что она лишь марионетка в руках судьбы.

— Мы все во власти судьбы. Но должны вести себя как будто это не так, — сказала ведьма, — или умереть от безнадежности. А насчет этой девочки есть любопытное пророчество: ей суждено стать причиной Конца Времен. Но она должна сделать не зная об этом, поскольку это ее сущность, а не судьба. Если ей скажут, что именно она должна сделать, все пропало: смерть сметет все миры, настанет полное отчаяние, навсегда. Вселенные станут лишь замкнутым механизмом, слепым и лишенным мысли, чувства, жизни.

Они взглянули вниз на Лиру; ее выражение лица (насколько они могли разглядеть из-под капюшона) было упрямое, немного нахмуренное.

— Мне, кажется, она догадывается, — сказал аэронавт, — в любом случае, она выглядит готовой. А что насчет этого мальчонки? Она ведь прошла весь этот путь, чтобы спасти его от этих дьявольских людей. Они друзья с детства, с Оксфорда или еще откуда-то. Вы об этом знали?

— Да, я знаю это. У Лиры есть нечто огромного значения, и, по-видимому, судьбы используют ее как посланника, чтобы доставить это ее отцу. Она прошла всю эту дорогу, чтобы найти своего друга, не зная, что он волею Судеб был занесен на Север, именно для того, чтобы она могла принести эту вещь отцу.

— Хм, вот как Вы это понимаете?

На мгновенье ведьма растерялась.

— Это то, что я вижуa Но мы не умеем толковать темноту, мистер Скорсби. Вполне возможно, что я ошибаюсь.

— Позвольте спросить, что привело Вас к такому заключению?

— Что бы ни происходило в Болвангаре, мы все чувствовали, что что-то не так. Лира — их враг; поэтому мы — ее друзья. Ничего более ясного и быть не может. Кроме того, бродячий народ — наши друзья, эта дружба началась в те времена, когда Фардер Корам спас мою жизнь. Мы делаем это по их просьбе. А у них с Лордом Азраэлем какие-то свои дела.

— Понятно. Вы буксируете этот шар в Свельбард ради спасения бродяжников. А эти дружеские отношения подразумевают, что Вы отбуксируете нас обратно? Или мне придется ждать попутного ветра и тем временем полагаться на снисхождение Медведей? Опять же, мадам, я расспрашиваю обо всем этом для общего развития, ничего личного.