Филип Пулман - Северное сияние
— Это скальные грифы, — пояснил Йорек.
В следующий момент появилась Серафина Пеккала и, зацепившись за борт корзины, торопливо сказала:
— Скальные грифы атакуют. Сейчас мы опустим шар на землю и потом должны будем защищаться. Они…
Но Лира не услышала окончания фразы, потому что отовсюду раздавались душераздирающие звуки и корзина кренилась. Затем сильный удар отбросил трех человек на противоположную сторону шара, где лежала броня Йорека Барнисона, и Йорек попытался удержать их, потому что корзину снова сильно накренило. Серафина Пеккала исчезла. Отовсюду доносился ужасный шум: все заглушал пронзительный визг скальных грифов. Лира видела их, проносящихся мимо, и чувствовала их скверный запах.
Корзину опять резко тряхнуло, так неожиданно, что их опять отшвырнуло на пол, и корзина начала опускаться с пугающей скоростью. Казалось, что они потеряли контроль над шаром и ничто не может остановить их падение; затем последовала серия ударов, корзину швыряло из стороны в сторону как-будто ее рикошетило от скал.
Последнее, что видела Лира, был Ли Скорсби, стреляющий из своей длинностволки прямо в морду одного из этих кошмарных созданий. После этого она крепко зажмурила глаза и от ужаса вцепилась в шкуру Йорека Барнисона. Вопли, визги, хлопанье и свист ветра, скрип корзины, подобно испытывающему муки животному — все это наполняло воздух какафонией звуков.
Корзину сотряс сильнейший удар и девочку выбросило из корзины. У Лиры аж дух захватило: она совершенно дезориентировалась и вряд ли смогла бы сказать, где верх, а где низ. Её лицо в натянутом капюшоне было залеплено колючими, сухими, холодными кристаллами.
Это был снег. Она приземлилась в сугроб. Она чувствовала себя настолько разбитой, что едва могла собраться с мыслями. Она пролежала так несколько минут, затем выплюнула снег изо рта и начала понемногу продувать в сугробе отверстие, чтобы было легче дышать.
В общем-то не было ничего угрожающего, но ей было трудно дышать. Лира осторожно попробовала пошевелить пальцами, ступнями, ногами, руками и, наконец, попробовала поднять голову.
Она едва могла что-либо различить, потому что ее капюшон был все еще полон снега. Неимоверным усилием, как будто ее руки весили по тонне каждая, она вытряхнула снег и выпрямилась. Все вокруг было серым. Точнее, бледно-серым, темно-серым и черным, и клубы тумана стелились, подобно призракам. Единственные звуки, которые Лира могла различить, были отдаленные крики грифов высоко в небе и отделенный шум волн где-то вдалеке.
— Йорек! — крикнула она. Её голос был слабым и дрожащим и она попыталась снова, но безуспешно.
— Роджер! — позвала она, но опять никто не ответил.
Она почувствовала себя одинокой в этом мире, но, на самом деле, это было не так. Пантелеймон-мышь вылез из ее куртки, чтобы составить ей компанию.
— Я проверил алетиометр, — сказал он. — С ним все в порядке. Ничего не сломалось.
— Мы потерялись, Пан! — сказала она. — Ты видел этих грифов? А мистера Скорсби, стреляющего в них? Не дай бог, они сюда спустятся!
— Давай лучше попытаемся найти шар! — сказал он. — Что ты на это скажешь?
— И давай никого не будем звать, — ответила она. — Я только что пробовала, и, наверное, зря — вдруг грифы услышат нас! Хотелось бы знать, где мы.
— А может лучше этого и не знать, — резонно заметил Пантелеймон. — Вдруг мы на вершине горы и тогда у нас нет ни малейшего шанса. Грифы наверху увидят нас как только рассеется туман.
Несколько минут Лира пыталась понять, что находится вокруг нее и обнаружила, что она упала в расщелину между покрытыми льдом скалами. Леденящий туман покрывал все вокруг; где-то внизу пятидесятью ярдами ниже, судя по звуку, ударялись волны о скалы, а над головой все еще раздавался пронзительный визг скальных грифов, хотя, казалось, что их становится меньше. В этом мраке она не видела дальше нескольких ярдов и даже совиные глаза Пантелеймона здесь были бесполезны.
Она побрела, скользя и спотыкаясь, подальше от шума воды и немного вверх. Она не нашла ничего, кроме скал и снега, никаких признаков шара, ничего живого.
— Не могли же они все исчезнуть, — прошептала она.
Пантелеймон, приняв вид кошки, пробрался немного дальше и наткнулся на четыре тяжелых разорванных балластных мешка; высыпавшийся песок уже успел замерзнуть.
— Балласт, — сказала Лира, — Он должно быть скинул его, чтобы подняться…
Лира сглотнула подступающий к горлу комок.
— О, Господи, мне так страшно. Надеюсь, что с ними все в порядке.
Пан прыгнул к ней на руки и, превратившись в мышь, заполз в ее капюшон, где его нельзя было увидеть. Лира услышала шум падающих с горы камней и повернулась посмотреть что это.
— Йорек!
Лира не закончила фразы, поскольку поняла, что это совсем не Йорек Барнисон. Это был незнакомый медведь, облаченный в начищенную броню с замершими на ней каплями росы.
Он остановился в шести футах от Лиры и она подумала, что вот тут-то ей действительно конец. Медведь раскрыл пасть и зарычал. Этот рев эхом отразился от скал и прозвучал еще более пронзительно где-то вверху.
Из тумана вышел еще один медведь, и еще один. Лира стояла, стиснув кулачки.
Медведи не двигались, пока первый из них не сказал:
— Имя?
— Лира.
— Откуда ты взялась?
— С неба.
— На шаре?
— Да.
— Ты пойдешь с нами. Теперь ты наша пленница. Пошевеливайся. Быстро.
Уставшая и напуганная Лира следовала за медведями, спотыкаясь на скользких камнях и удивляясь, какого черта ее дернуло пойти этой дорогой.
Глава девятнадцать. В плену
Медведи провели Лиру через ущелье в утесах, где туман лежал даже плотнее, чем на берегу. Вопли скальных трупоедов и бьющихся о берег волн слабели по мере того, как они поднимались, и теперь единственным звуком был непрерывный крик морских птиц. Они пробирались в тишине через камни и сугробы, и, хотя Лира вглядывалась изо всех сил в окутывавшую их серость, и напрягала слух в надежде услышать своих друзей, с тем же успехом она могла бы быть единственным человеком на Свельбарде, а Йорек вполне мог быть мертв.
Медведь-сержант не сказал ей ни слова, пока они не выбрались на ровную поверхность. Там они остановились. Прислушавшись к звуку волн, Лира пришла к выводу, что они достигли вершины утесов, и теперь она не осмелилась бы убежать, опасаясь свалиться с их края.
— Посмотри вверх, — сказал медведь, когда тяжелый занавес тумана был сдут в сторону донёсшимся порывом бриза.
Дневного света было немного, но Лира посмотрела, и увидела, что стоит перед огромным каменным зданием. Оно было таким же высоким, как самая высокая башня Джорданского Колледжа, но оно было гораздо более массивным, и на его стенах были вырезаны картины, деймонстрировавшие войну, победоносных медведей и капитулирующих Скраелингов, закованных в цепи татар, работавших в огненных шахтах, дирижаблей, летевших со всех концов мира и несущих подарки и дань королю медведей, Йофару Ракнисону.
По крайней мере, так сказал ей медведь-сержант. Ей пришлось поверить ему на слово, потому что каждый выступ на фигурном фасаде был занят крачками и поморниками, которые каркали, вопили и постоянно кружили над головой, и покрыли каждую часть здания толстым слоем грязно-белого помёта.
Однако медведи, похоже, не обращали на это внимания, и они проследовали через огромную арку по ледяной, загаженной птицами земле. Они прошли внутренний двор, и высокие ступеньки, и ворота, и везде их встречали медведи в броне, и требовали пароль. Их броня была отполирована и ярко блестела, и все они носили перья в шлемах. Лира не могла не сравнить их с Йореком Барнисоном, и неизменно сравнение было в его пользу: он был сильнее, изящнее, а его броня была настоящей боевой бронёй — ржавого цвета, запачканной кровью, помятой во многих боях, а не изящной эмалированной декоративной игрушкой вроде тех, что она видела вокруг себя.
После того, как они вошли внутрь, стало теплее, но добавилось и кое-что еще. Во дворце Йофара стоял ужасающий запах: протухший тюлений жир, экскременты, кровь и отходы всех видов. Лира откинула капюшон, чтобы было попрохладней, но не могла не сморщить нос. Ей оставалось лишь надеяться, что медведи не могли читать выражение человеческого лица. Через каждые несколько метров в стенах торчали железные скобы, в которых были булькающие лампы, и в мерцающих тенях не всегда было видно, куда она ступала.
Наконец, они остановились перед тяжелой железной дверью. Медведь-стражник отодвинул массивную задвижку, и сержант внезапно толкнул Лиру лапой, швырнув её кувырком через проем. Не успела она подняться, как дверь была за ней заперта.
Было совершенно темно, но Пантелеймон стал светлячком, и обеспечил слабое освещение. Они были в узкой камере, где стены были покрыты каплями воды, а из мебели была одна-единственная каменная скамья. В самом дальнем углу лежала куча тряпья, которую она тут же мысленно предназначила себе на постель, и это было всё, что она смогла разглядеть.
