Дмитрий Емец - Глоток огня
– Ну пусть хоть так, – сказал Родион чуть мягче. – Тогда понятно. Но раз и Гай знает, что закладок в нашем мире мало, к чему вся эта суета?
– Ну, во‑первых, они все же есть. Даже десять или двадцать закладок – это уже очень много! – строго сказал Тот-Кто-Знает-Всё. – А во‑вторых, если где-то в нашем мире существует Первая гряда, значит, в нем есть и Вторая гряда. Представь себе только! Где-нибудь в России преспокойно живет себе село Матрешкино, которое находится ЗА ВТОРОЙ ГРЯДОЙ!
– Да, но без закладок, – возразил Родион. – Матрешкинцы пьют паленую водку и гоняются на тракторах за курами.
– Да. Но там наверняка лежит двойник какой-нибудь сильной закладки на двушке! Пусть лишенный ее сил, но двойник… И… впрочем, наступил черед истории. Когда-то жили два первошныра – Носко Гнездило и Матрена Аляпова. Она была маленького роста, как девочка, но умная и тараторила со скоростью триста слов в минуту. Спорить с ней было бесполезно. Она все знала. А если где-то и ошибалась, то все равно спорить с ней было бесполезно. А он огромный, длиннорукий. Нет, не богатырь! Просто очень такой здоровый!
Тот-Кто-Знает-Всё говорил медленно, точно был не только рассказчиком, но и слушателем. В плеске его голоса слышалось удивление человека, который, зная все о других, забыл все о себе.
– Они были вместе. Постоянно. Матрена вечно бегала и тараторила, размахивая руками, а Носко Гнездило стоял, вздыхал и почесывал затылок. Потому что пока он собирался отвечать на какую-нибудь предыдущую ее идею, у Матрены уже возникало три новых. Или шесть новых. Или девять. Когда же ему нужно было куда-то пойти, он просто перекидывал Матрену через плечо и шел. Можно было, конечно, сказать ей «Пойдем!» – но тогда у нее возникли бы еще какие-то идеи. Куда идти, в какой последовательности, что с собой брать и так далее. Она что-то вопила с плеча, но не очень сердито… Когда болтаешься на плече, непросто осуществлять полноценное руководство.
– Он же вроде хороший шныр был, – сказал Родион.
Ему казалось, что всякий хороший шныр должен держать свою девушку в ежовых рукавицах. Чтобы она стояла всегда у стеночки по стойке «смирно», с пылесосом за плечами, с веником у пояса и по-возможности держала в руках хлеб и соль.
– Да, хороший. Нырял далеко. Не жалел себя. И они очень любили друг друга, – спокойно подтвердил Тот-Кто-Знает-Всё.
– А Матрена далеко ныряла?
– Тоже далеко. Ведь они были все же первошныры. Правда, он нырял дальше… А потом произошла абсолютно закономерная вещь. Матрена стала ждать ребенка.
– И, разумеется, у нее сразу появилась куча идей! – хмыкнул Родион.
– Само собой. Тысячи идей. Но больше всего они опасались, что ребенок не сможет остаться в ШНыре. И что сами они должны будут уйти.
– И они ушли?
– Погоди! Тут все сложнее. Незадолго до рождения ребенка Матрена куда-то пошла – и вдруг пропала. Здесь потерялась, в нашем мире, не на двушке. Ее искали всем ШНыром – бесполезно.
– А по нерпи связаться?
– Матрена не взяла ее с собой. У нее вечно были какие-то мысли, как правильно ее шнуровать, а как неправильно. В результате она изобрела такую сложную форму шнуровки, что вообще перестала носить нерпь. Носко Гнездило искал Матрену вместе со всеми, звал ее, совершенно потерял голос, а на шестой час поисков отправился в пегасню, поменял пега на свежего и пошел в нырок. Его пытались остановить, потому что нырять в таком состоянии нельзя, но он всех расшвырял.
– Почему он нырял? Цель?
– Носко Гнездило всегда искал ответы на двушке, даже если вопрос был задан здесь. Наверное, потому он и считался одним из лучших шныров. Такие закладки, как он, приносили только Митяй Желтоглазый и, может, еще шныров пять.
– Он прошел через болото? – спросил Родион со знанием дела.
– С трудом, но прошел. Эльбы, разумеется, показывали ему Матрену застрявшей в болоте. Она звала на помощь, протягивала к нему руки, а он, закусив до крови губу, скакал вперед и даже не оглядывался.
– Не верил им?
– Разумеется. Им нужно было, чтобы Носко замедлился. К тому же эльбы кое в чем путались. Например, показывали ему Матрену в нерпи, а он точно знал, что она без нее. С пегами тоже была какая-то путаница. Тот, на котором она якобы застряла, преспокойно стоял в пегасне.
– Да и количество Матрен наверняка зашкаливало, – усмехнулся Родион. – Когда у тебя застряла в болоте одна жена – это еще терпимо. А когда через каждые пятьдесят метров из болота торчит по одной твоей жене, все вопят и заламывают руки – это уже перебор.
Над ванной поднялось розоватое облачко, принявшее форму вопросительного знака.
– Да, так все примерно и было! Как ты догадался?
– Эльбов много. Они между собой не могут договориться. Всегда найдется какой-нибудь эльб-новичок, который создаст свою собственную Матрену с двумя лишними головами и, считая, что особой разницы нет, будет ловить на нее, как на живца, – сказал Родион презрительно.
– Да, имелись и такие Матрены… – согласился Тот-Кто-Знает-Всё. – Но Носко все равно было чудовищно тяжело. На двушку он пробился едва живой. Пег весь в мыле. Оба надышались-таки испарениями. На двушке Носко не стал лететь к гряде. Он слез с пега, расседлал его и привязал к сосне. А сам побрел сам не зная куда. Он спотыкался, падал. Разбил нос, поцарапал щеку. Вставал, что-то бормотал, плакал, молился.
– Молился? – переспросил Родион недоверчиво.
– А как же иначе? Молитва – это не какие-то волшебные слова, которые нужно произносить в определенном порядке. Молитва – это мольба, просьба, убеждение, жалоба, поиск пути, жажда совета. Часто все вместе. Порой самая горячая молитва, запиши ее на бумаге, покажется постороннему полной бессмыслицей. Она разовая, для одного-единственного человека. Но это молитва. И ее обязательно услышат, если она будет достаточно горячей и в основе ее будет лежать чистое, искреннее, без потайного какого-то изгиба желание.
Двухтрубный пароходик грустно качнулся.
– И Носко услышали? – поинтересовался Родион.
– Да. Ответ он получил почти сразу. Правда, неожиданный.
– Какой?
– Упал в яму.
– Что? – переспросил Родион, думая, что ослышался.
– Да. В узкую яму, почти в трещину. В сосновых лесах попадаются такие, ведь сосны часто растут и на скалах. Трещина была засыпана гнилыми ветками, а поверх веток – сосновыми иголками. Настоящая ловушка. Наступишь – и ухнешь вниз быстрее, чем что-либо поймешь. Почти сразу падение прекратилось, и Носко увидел, что он в паре метров под землей. Обрадовался, что еще не слишком глубоко. Попытался выбраться, но не сумел. Ногу намертво подперло камнем, осыпавшимся с ним вместе. И этот камень застрял между сапогом и краем ямы. Нога болела, но Носко чувствовал, что кость цела. Никаких серьезных повреждений, не считая кучи царапин. Вот только не освободишься.
– А наклониться было нельзя?
Розоватая вода колыхнулась. Тот-Кто-Знает-Всё смеялся:
– В узкой трещине? Представь себе пробку в бутылочном горлышке, куда эта пробка может наклониться? Минут десять Носко отчаянно барахтался, царапал стенки ямы, засыпая себе глаза землей. А потом вдруг вспомнил, что у него есть нерпь. Успокоился. Использовал русалку. Кое-как вытащил ногу из сапога. Вылез из ямы. Потом опять забрался туда, уже со всеми предосторожностями, и осторожно извлек из ямы свой сапог. Камень тоже захватил, чтобы посмотреть на него. И уже на поверхности осознал, что держит в руке синюю закладку! Какой-то древний хвощ, оттиснувшийся внутри камня и сиявший так, что смотреть на него было больно.
– Носко не слился с ней?
– Нет. В тот момент его волновала только судьба Матрены. Он смог бы взять десять закладок и не слиться. Он бросил закладку в сумку, даже не разбираясь, какой дар она несет, и вскоре вернулся в ШНыр…
– Я думал, он останется на двушке на несколько часов, – сказал Родион.
– Он не смог. Стал задыхаться. Едва не сварился заживо и вернулся.
Родион понимающе кивнул. Пару раз и с ним такое случалось, когда он пытался прорваться дальше, чем был готов. Однажды он уцелел только потому, что бросился в ледяной ручей и долго лежал в воде, вскидывая лицо, чтобы зачерпнуть воздух и сразу нырнуть вновь. Двушка умеет вежливо намекнуть гостю, что он задержался.
– А дальше? – спросил Родион.
– Носко вернулся. Пересел на другого пега. И опять отправился на поиски Матрены.
– И нашел ее?
– Да. Хромая, она брела по лесу. Он кинулся к ней. Обнял. Матрена дрожала от холода, плакала. Носко накинул на нее свою куртку. Посадил в седло. Повез в ШНыр. Дорогой Матрена согрелась, и острые словечки так и посыпались из нее. Оказалось, что она тоже провалилась в яму. И тоже упавший с ней вместе камень придавил ее ногу к стенке. И вот только час или два назад ей удалось вытащить ногу. «Камень просто как сам выскочил! А ведь намертво сидел!» – повторяла Матрена удивленно.
