Евгений Велтистов - Миллион и один день каникул
Тут Картина совсем изумила почтальоншу, дав понять, что она обучилась грамоте. Взяла конверт с номером дома три и квартирой четыре и простучала клювом семь раз.
— И буквы знаешь? — тихо спросила тетя Наташа.
«А-кра, бе-кре…» — вполголоса подтвердила белая ворона.
— Лети, — разрешила почтальон и задумалась. — Погоди маленько.
Принесла из соседней комнаты коричневую сумку, разложила письма по отделениям, укоротила ремень, надела птице на шею.
— Теперь ты настоящий почтальон… В добрый путь!
Под торжественный марш начала работать новый почтальон. Облетела улицу за улицей, дом за домом. Входила в подъезд, вынимала клювом из сумки нужное письмо и — в щель, в ящик.
Гордо чувствовала себя белая птица!
А тетя Наташа, сидя у окна, размышляла, как изменился на ее глазах мир. Когда-то радио было в новинку, а теперь — пожалуйста, вокруг столько источников знаний, что даже вороны попадаются почти грамотные.
Конечно, Картина очень мудрая ворона, друзья у нее умницы, и бухгалтер Нехлебов почти академик в счете. Но разве легко научиться считать до десяти, когда у тебя четыре когтя на лапе?.. Пятипалый складывает две лапки, и у него ровно десяток. Двукопытный складывает пять раз по два. Птице соображать труднее: четыре да четыре, да плюс два хвоста — свой и чужой. Запутаться можно со своими соображениями!
Обедать домой тетя Наташа не пошла. Дождалась крылатую помощницу, и они вместе утолили голод хлебом с молоком. Вера уже знала, что случилось на почте, и из магазина летел вальс за вальсом. Тетя Наташа рассказывала Картине о своей жизни.
В конце рабочего дня Картина отнесла одной старушке пенсию. Старушка нисколько не удивилась, увидев на балконе птицу с сумкой, спросила:
— Это Наташка тебя прислала?
Пересчитала аккуратно деньги, расписалась в ведомости, вздохнула:
— Совсем глупая стала. За деньгами — и то ноги не идут. — И вдруг улыбнулась: — Мне бы твои крылья, твою молодость. Ох и залетела бы я в самую вышину…
Картина промолчала, не стала уточнять, что гораздо старше хозяйки. Иногда стыдно бывает, что у тебя большие сильные крылья, а у другого их нет…
— Прилетай, милочка, прилетай, моя красавица, — попрощалась старушка с почтальоном.
Первый раз в жизни была Картина счастлива. Ей казалось, что она помолодела на сто лет. Неужели теперь она нужна стольким людям?!
…Картина так устала, что впервые проспала рассвет. Ей снилось, что она летит с сумкой над земным шаром и бросает с вышины письма, а люди ловят их и приветливо машут вслед.
Первые каникулы
Вот и прошел учебный год.
Каникулы!
Слово звонкое, как удар по мячу. Первые каникулы в жизни Одноуха и Дыркорыла.
Теперь они люди ученые. Выучили полкилометра стихов, сложили и вычли в уме множество разнообразных предметов, получили сто похвал от Тамары Константиновны и сто одно замечание от Константинтамарыча, поссорились, помирились и подружились со всеми товарищами, выросли, повзрослели, поумнели… И перешли во второй класс.
В шкафу лежали подарки — две большие книги с картинками и надписью: «За отличные успехи и прилежание».
Действительно, в тетрадях, которые раньше тянули на единицу, появилось много пятерок, их даже жалко выбрасывать. Что же касается прилежания, то оно не всегда было отличным, но в основном — прилежным.
Последний урок — как праздник, а нашим героям почему-то грустно вспоминать его.
Вошла Тамара Константиновна с пачкой книг и раздала всем подарки. Глаза у нее были блестящие, голос взволнованный — самая красивая учительница, которая только может быть! И каждый улыбался и невольно становился серьезным, когда ему вручали книгу.
Тамара Константиновна внимательно смотрела на подходившего к ней первоклашку, говорила важные для него слова, и первоклашка моментально взрослел и становился второклассником.
Когда алфавит в классном журнале кончился, учительница объявила, что в новом учебном году их будет не тридцать два ученика, а тридцать три, и показала новую парту. Весь класс так и залился смехом, увидев эту парту. В углу под самым потолком была приделана обыкновенная толстая палка.
И смолк класс, потому что в открытое окно влетела белая птица и уселась на свою парту.
Картина сразу украсила собой пустующий угол. Она сидела, как и все, очень прямо, уставившись выпуклым глазом на учительницу, и в ее черной почтовой сумке лежали учебники для второго класса.
Тамара Константиновна называла новые учебники, а Картина доставала клювом из сумки нужную книгу и демонстрировала с высоты классу.
Ребята пишут и пишут в тетрадях. То поднимут голову и посмотрят на учительницу, то оглянутся на Картину. Умница птица, ее и вороной-то неловко назвать: за несколько месяцев вызубрила всю программу, догнала товарищей, будет учиться дальше.
Тридцать третье место прочно утвердилось в классе!
Одноух и Дыркорыл особенно прилежно составляли список дел на лето.
Как важно им не забыть ничего, чему они выучились в школе. За три месяца они прочитают все книги, заглянут в учебники, будут во всем помогать Нехлебову. Теперь их трое помощников — дружный коллектив.
Кончился последний урок, взлетела со своей парты Картина, и будущие второклассники с веселым шумом и неожиданной грустью покинули класс.
Но грусть похожа на дымок погасшего костра. Повеял ветер, и нет его — растаял. Только в памяти остался едва уловимый след.
Весенний ветер гуляет по улице, влетает в открытые окна, зовет озорно: эй, вы, не проспите каникулы!
Впереди три месяца полной свободы, зеленой травы, зеленого неба, зеленого ветра, зеленого жаркого солнца. Вот как сладко зевает на подоконнике кошка: каш-кис-кус-лыш… Смотрит одним глазом на побледневшие ученые физиономии, понимает умница, что нужна ее хозяевам срочная медицинская помощь природы — солнце, воздух и вода.
— Буду вставать рано, — сказал Дырк. — Сделал зарядку, бегом к реке и — лови себе рыбку хвостом. На завтрак.
— Хорошо тебе с голым хвостом. А я? Обо мне не подумал, — обиделся Одноух. — Ну, и я не пропаду. Целый день буду загорать.
— Как это? — удивился Дырк, оглядывая мохнатого приятеля.
— Обыкновенно, на солнышке.
— Снимешь шкуру, — поддакнул Дыркорыл, — наденешь трусики и валяйся пузом вверх…
— И сниму! — гордо заявил Одноух. — И валяться буду… Даже купаться!
— А ты, Картина, как начнешь каникулы? — поинтересовался Дырк.
«Кар! — деловито гаркнула птица. — Корреспонденция!.. Срочные дела!..»
Картина нацепила сумку на шею и полетела на почту. Скорее, скорее! Может быть, лежат важные телеграммы…
Одноух и Дыркорыл, поспорив, разошлись в разные стороны.
Ух как жарило солнце!
Дыркорыл язык высунул, пока добрался до реки. Удочки разматывать не стал, бросил на траву. Уселся на бревне, упавшем с берега, хвост и копыта в воду опустил, отдыхает.
Сидит Дырк на бревне, шевелит хвостом в прохладе, напевает:
Пусть удирает крокодил,Когда рыбачит Дыркорыл.Я — Дыркорыл, я — Дыркорыл,А дальше я забыл!..
Вдруг кто-то хвать его за хвост. Да пребольно.
Дыркорыл вздрогнул, осмотрел хвост. На нем белели ямочки от чьих-то зубов.
«Эге, — сказал себе Дырк, — окунь хватанул».
Конечно, жадный окунь принял хвост за гигантского червя, крокодилы ведь в реке не водятся. Жирный золотисто-зеленый окунь бродил где-то рядом, но Дырку лень было возиться с удочкой, лень было и пошевелиться.
Что-то тяжелое повисло на хвосте, и рыболов — бултых! — полетел с бревна.
Наступила отвратительная, ужасно мокрая тьма.
— Хрюну! — крикнул, хлебнув воды, наш герой, что означало: тону, спасайте, кто может!
Рыбы брызнули во все стороны от неудачливого рыболова, им и в голову не пришло, что некоторые не умеют плавать.
Дыркорыл отчаянно махал лапами, не зная, что он легче воды и барахтается на самой поверхности.
— Хрюну! — снова крикнул перепуганный рыболов в самое небо. — Тамаркрокодилыч, я больше не буду врать. Я не умею плавать!..
Кто-то очень сильный схватил тонущего за ухо, поволок к берегу.
…Когда Дыркорыл выплюнул из себя речную воду и открыл глаза, он смутно увидел мокрого симпатичного зверя. Наверное, это был речной бобр. Ну, конечно, смелый великолепный пловец спас несчастного рыболова.
Дыркорыл хотел пожать лапу своему спасителю, но руки не слушались его, а голова гудела.
— Спасибо, бобрик, — жалобно произнес Дырк, дрожа всем телом и стуча зубами. Страх медленно покидал Дыркорыла: он снова был на твердой земле.
— Да что там. — Бобр смущенно махнул мокрой лапой.
— Ты спас меня! — искренне сказал Дырк, не обращая внимания на то, что бобр произносит человеческие слова.
