Кир Булычев - Война с лилипутами
Спорить с ней никто не стал.
– Какая ты хорошенькая, – сказала бабушка Лукреция, любуясь рабыней Заури. И в самом деле – вымывшись и переодевшись из платья в Алисины брюки и Аркашину гавайскую рубашку, Заури оказалась настоящей красавицей. Лицо у нее было смуглым, глаза темно-карими, волосы иссиня-черными, блестящими и тяжелыми – казалось, что их потоки оттягивают голову назад и шее трудно удерживать такой груз.
– Мне говорили об этом, – вежливо ответила Заури. – А на корабле капитан сказал, что готов на мне жениться.
– Еще чего не хватало! – воскликнул Пашка. – Сколько же тебе, прости, лет?
– Откуда мне знать? – удивилась Заури. – Мне никто об этом не рассказывал.
– А ты в школу ходила? – спросил Пашка.
– Конечно, ходила, – ответила девушка. – Всю зиму ходила.
– А ты хоть знаешь, как твоя планета называется?
– Я не знаю, как называется вся планета, – сказала Заури, – но наша сиенда называется «Розовые Водопады».
– И там есть розовые водопады? – спросил Пашка.
– Конечно, – удивилась девушка. – Три розовых водопада. И один красный.
– Почему?
– Потому что в них падает кровь с неба.
– Ничего себе, спасли на свою голову! – возмутился Пашка. – Это же совершенно темное существо.
И тут-то Заури ударилась в рев. Она рыдала минут пятнадцать, и никто не мог ее остановить и утешить.
Сквозь потоки слез она говорила, что теперь ей уже никогда не найти своей сиенды, что ее превратили в урода и что ей теперь не отыскать себе мужа, потому что все настоящие мужчины стали меньше ее мизинца. А она попала к грубым и невежественным людям, которые не знают даже, что такое Розовые Водопады и сиенда господина Панченги.
– Хватит! – не выдержал наконец Пашка. – Сейчас я сам разревусь.
– А почему? – спросила Заури и тут же перестала рыдать.
– Не выношу женских слез.
– Тебе меня жалко?
– Конечно, жалко!
– Тогда я не буду плакать, потому что ты мне понравился с первого взгляда.
– А вот это лишнее! – вмешалась Алиса, которой слова рабыни совсем не понравились.
– Он тебе самой нравится, – сказала рабыня.
Алиса встала из-за стола и спустилась в сад.
– Алиска, не обращай внимания! – крикнул вслед Пашка.
А симферопольская бабушка заметила:
– Пускай Алиса погуляет, каждому человеку иногда хочется побыть одному.
«Спасибо тебе, бабуля, – сказала про себя Алиса. – Хоть ты и немолодая, но что-то еще в жизни понимаешь».
Алиса обошла кабину. Лес погрузился в сумерки, и небо стало бесцветным и бездонным. Заквакала лягушка в прудике. Алиса вдруг улыбнулась – ничего себе соседство было у Аркаши! Взрослая лягушка человечка одной левой с ног собьет!
Алисе было слышно, о чем шел разговор на веранде.
– А почему ты оказалась на том корабле? – спросила симферопольская бабушка.
Алиса остановилась у сосны и обернулась – отсюда было видно, как висевшая над столом лампа освещает лица и отражается в начищенном боку самовара.
– Потому что меня захватили, – ответила Заури.
– А давно?
– Может быть, давно, – сказала девушка.
Она поднялась из-за стола и спросила Пашку:
– Можно я возьму такой круглый фрукт?
Она показала на вазу с яблоками, что стояла на столе.
– Зачем? – спросил Аркаша.
– Мне надо тренироваться, – сказала девушка. – А то господин цирковой хозяин меня не возьмет.
– Сплошные тайны и недомолвки, – проворчал Пашка. – Вместо благодарности.
– Я тебя, Паша, не понимаю, – возразила Заури. – Разве я не благодарна всем вам и особенно тебе? Я очень благодарна. Я сказала – спасибо! Но это было раньше. А теперь уже другая жизнь. Я не могу всю жизнь ходить за тобой и говорить: «Спасибо, Пашенька, спасибо, спаситель, спасибо, спаси меня снова!»
Девушка взяла из вазы четыре яблока и, отойдя от стола, начала их подкидывать в воздух. Это у нее получалось очень ловко.
– Осторожнее, – предупредил Аркаша, – чашки разобьешь.
– Я не уроню, – ответила Заури. И сделала несколько шагов к перилам веранды, не переставая подкидывать яблоки.
Алиса обратила внимание на то, как бабушка внимательно смотрит на Заури.
– Кто тебя учил? – спросила она наконец.
Заури, не прекращая жонглировать, сделала сальто назад.
– Оп-ляля! – воскликнула бабушка.
Еще сальто – Заури чудом не ударилась ногами о косяк двери, собралась в комочек, подлетела к самому потолку и, что удивительно, не уронила при том ни одного яблока. Под потолком распрямилась ласточкой и через мгновение уже сидела на перилах веранды нога на ногу, как ни в чем не бывало продолжая жонглировать яблоками.
Аркаша и Пашка захлопали в ладоши.
– Ты гений, Заури! – закричал Пашка. – Тебе в цирке выступать надо!
– Рано ей еще выступать, – ответила за рабыню симферопольская бабушка.
– Конечно, рано, – согласилась Заури.
– Садись за стол, – сказала бабушка, – положи яблоки на место и постарайся вспомнить.
– Я ничего не помню!
– Каждый человек что-то помнит. Где ты раньше жила?
Заури вернулась к столу, положила яблоки в вазу.
– Я жила на сиенде, – сказала она. – Наша сиенда лежит на берегу реки Врог в провинции Альела на нашей планете.
– На какой?
– Я не знаю, как вы ее называете, но у нас на сиенде ее никак не называли. Зачем называть свой дом домом?
– А что такое сиенда?
– Сиенда – это место, где живут, где сеют зерно и сажают деревья.
– Как здесь? – Аркаша обвел рукой вокруг себя.
– Нет, что ты! Сиенда – это очень большое место. Там живет тысяча человек, может, даже больше.
– А кто там начальник? – спросил Пашка.
– Как так – начальник?
– Кто говорит – что делать, куда везти, куда ставить…
– Господин Панченга Мулити, кто же еще? – удивилась девушка. – Он и говорит, он награждает и наказывает.
– И твои родители тоже там живут?
– Не надо меня расстраивать. – Заури шмыгнула носом. – Я никогда не видела ни мамы, ни папы!
– Они умерли?
– Я не знаю, что с ними случилось. И нет ни одного человека, который захотел бы сказать мне правду! Сколько я себя помню – я всегда только презренная рабыня. Меня можно обидеть, избить, продать и даже убить.
– Так не бывает! – возмутился Пашка.
– Все бывает в нашей Галактике, – возразила бабушка. – Галактика большая, разные люди, разные обычаи…
– Неужели тебе никто не сказал, откуда ты появилась на этой самой сиенде? – спросила Алиса, подходя к веранде.
– А там много таких, как я. Нас так и зовут – найденыши. Только неизвестно, где нас нашли, кто нашел. Мне кажется, что я иногда вижу маму во сне. Но лица ее никак не могу разобрать.
– И больше ничего? – спросил Аркаша.
– Я помню, как ходила в поле собирать колоски, как пропалывала курпицу, как собирала ягоды выри, я помню, как стирала и гладила. Но все это – уже на сиенде.
– А почему ты не спросила у взрослых?
– У каких взрослых? – печально улыбнулась Заури.
– Ну там же есть воспитатели, учителя, врачи…
– Зачем воспитатели и врачи рабам? Если раб умрет, на его место придет другой. Вот и все.
– Позор! – произнес Пашка.
– А я к этому привыкла, – сказала Заури. – Я и не знаю другой жизни. Когда я была поменьше, я иногда спрашивала у надсмотрщика: «Кто я такая? Откуда я? Где мои отец и мать?»
– А он?
– А он бил меня за это. Такие вопросы задавать нельзя.
– И больше спросить было не у кого?
– Мы жили в большом доме, где была одна комната. В этой комнате стояло сто кроватей. Мы все там были одинаковыми – никто из нас не знал своих родителей. И мы были уверены, что родились в этой самой комнате. Там у нас был уголок для самых маленьких. Иногда утром мы просыпались, а на свободной кровати лежит новенький малыш. Мы думали, что он появился, пока мы спали.
– Странно, – сказал Пашка. – В наши дни в цивилизованном обществе этого не бывает.
– А кто тебе сказал, что она жила в цивилизованном обществе? – спросил Аркаша.
– Погодите, мальчики, – сказала Алиса. – Не мешайте Заури рассказывать. Ведь интересно!
– Я не знаю, что рассказывать. Я же другой жизни не знала, для меня это все было обыкновенно…
– Тогда рассказывай по порядку. Какой был у тебя день. Кто вас кормил, кто вас будил, как вы ели, что делали потом, – сказала бабушка.
– Будили нас колоколом, – сказала Заури. – Колокол начал бить – скорей вскакивай. И беги мыться. Потому что умывальников мало, а умыться надо всем. Не успел первым к умывальнику, можешь остаться без завтрака. Утренний суп и кашу принесут, а потом унесут. Кто опоздал, тот голодный.
– Я бы лучше не мылся, – сказал Пашка.
– А госпожа Чистоль придет! Она у всех руки проверяет и ногти. У кого грязные – десять плетей, не хочешь? Настоящие плетки, не игрушечные.
– Что? Вас били? – возмутился Пашка. – Детей били?
– И правильно делали, – сказала рабыня. – Если нас не бить, мы распустимся, вообще ничего делать не будем. Я это знаю. Человек только из-под палки и работает.
