Бентли Литтл, Глория - Бентли Литтл
В последний раз, как боялась Глория.
Более чем через час, заставив тетю Рут многократно доливать им напитки, а затем по очереди воспользовавшись единственным туалетом унисекс, они снова вышли на улицу. На дороге по-прежнему не было ни машин, ни пешеходов на прерывистом тротуаре.
— Итак, — сказал Бенджамин, — мы идем пешком, едем на машине или как?
— Это недалеко, — ответила Глория, указывая себе за спину. — Прямо за тем углом, на самом деле. Мы можем дойти пешком.
В конце Мейн-стрит возвышался знакомый участок гранитной скалы на поросшем лесом склоне холма, и, взяв Бенджамина за руку, она повела его по короткому участку тротуара к следующему перекрестку. Как и прежде, Хиксвилл оправдал свое название, как только они оказались за пределами Мэйн. Здесь были люди, грубые люди в бедных заваленных мусором дворах, враждебно глядящие на них, хотя там, где должен был быть шинный двор, горел костер из шин, из кучи которых валил черный дым...
Но горели не шины. Тела.
Глории стало плохо. Потому что, это был не пожар, а погребальный костер, массовая кремация. В медленно разгорающемся пламени она увидела людей, которых узнала: Рикардо, владельца пропавшего мексиканского ресторана в Хиксвилле; семью Янг, их соседей по дому; Гуйлу, бывшую медсестру ее бывшего работодателя доктора Горшина; ее подругу по колледжу Нину.
Ее мать должна была быть поблизости.
Ей пришло в голову, что они должны были увидеть поднимающийся дым, когда въезжали в город или, по крайней мере, когда свернули на эту улицу, но они этого не видели. Глория огляделась, увидела, что все местные жители смотрят на нее. В воздухе витала энергия, которая, казалось, предвещала опасность. Она крепче сжала руку Бенджамина.
— Это... люди? — недоверчиво спросил он, глядя на пламя. — Которые должны нам помочь?
Она не ответила, но потянула его вперед.
Через минуту или две они стояли перед пустым участком, на котором находилась хижина.
Небольшое здание стояло перед линией высоких деревьев, одновременно являясь частью пейзажа и совершенно неуместным. Вход без двери открывался в черноту, как будто внутри была не одна комната, а огромное пустое пространство. Справа от хижины послышалось движение, и из-за деревьев вышел мужчина с длинными волосами закрывающими лицо, держащий в руках большой изогнутый нож и улыбающийся хищной, слишком широкой улыбкой.
Дэн! О боже, это был их сын-убийца!
Вскоре Глория заметила и других людей. Две другие фигуры стояли по другую сторону хижины. Пола и Мика.
Они тоже безумно ухмылялись. По какой-то причине на них были черные деловые костюмы. Белые накрахмаленые сорочки.
Боясь, что Бенджамин будет обманут этой картиной, она повернулась к нему, но его уже не было рядом с ней.
Когда она отпустила его руку?
Она повернулась и увидела его в нескольких шагах позади, застывшего на месте. Не моргая, не в силах пошевелиться, он стоял в центре улицы. Рядом с ним, перекинув руку через его руку, стояла ее мать.
Грубые мужчины и суровые женщины, населявшие эту часть города, выходили из своих домов на улицу, медленно приближаясь, окружали.
— Значит, ты добралась сюда, — сказала ее мать. — Зря.
— Отпусти его, — приказала Глория. — Сейчас же!
— Он не уйдет.
— Нет, я забираю его с собой.
Она сказала то, что Глория знала, что она собиралась сказать, и то, что она не хотела, чтобы она говорила:
— Он должен умереть.
— Он уже мертв! Я хочу его воскресить.
— Ты больше не будешь возвращать людей, когда они умрут.
— Почему?
— Это не то, что мы делаем. Это не наша цель.
— Тогда что мы делаем? Какова наша цель?
Голос ее матери был почти нежным. Почти.
— Мы делаем то, что делали всегда. То, что делала моя мать, то, что делала ее мать, то, что делала ты.
— И что же это?
— Выживать.
Напускная нежность была наполнена сталью в голосе.
— Но мы можем помочь людям! Это накладывает на нас ответственность. Мы можем вернуть людям их любимых! Неужели ты не понимаешь, как это хорошо?
— О, мы можем сделать гораздо больше. — Ее мать наклонилась вперед. — Именно поэтому нас когда-то считали богами.
Глория сделала шаг к ней...
И каким-то образом их позиции поменялись местами.
Когда хижина осталась позади, она стояла лицом к матери, которая стояла в центре улицы и держала Бенджамина, в то время как местные жители грубого вида сгрудились вокруг нее. Но теперь ее мать стояла на полпути вверх по грунтовой дорожке, ведущей к хижине, и Глория оказалась лицом к лицу с ней. Оглянувшись через плечо, она увидела, что жители Хиксвилла стоят в ряд на краю улицы, блокируя любой отход.
Ее мать улыбнулась.
— Ты еще слишком молода и глупа.
— Отдайте его мне! — потребовала Глория.
— Ты хоть помнишь, как он умер?
Она подумала о том, что Рассел сказал ей в последний раз, когда она была здесь.
— Его убил рак.
Ее мать была ошеломлена.
— Ты не можешь этого помнить...
Глория вызывающе посмотрела на нее.
— Но я могу.
— Ну, он еще пожалеет, что у него нет рака. — Она отпустила руку Бенджамина, и прежде чем Глория успела отреагировать, Пола и Мика прибежали со своей стороны хижины и напали на него. Пола саданул его по коленкам и Мика со всей силы ударила кулаком по лицу. Он наполовину оглушенный был оттащен к противоположной стороне здания, где Дэн, все еще безумно ухмыляясь, толкнул его на землю и встал над ним, держа в руке нож.
— Стоп! — закричала Глория. К этому времени она пробежала половину участка, но ее мать двинулась, чтобы преградить ей путь. — Не трогайте его!
На лице ее матери появилось выражение недоуменного гнева.
— Зачем ты это делаешь?!
— Я люблю его.
— Мы не влюбляемся! — кричала ее мать. — Это против правил. Боги не любят смертных!
— Но так сложились обстоятельства.
— Он рожден чтобы... умереть.
Глория посмотрела в искаженное злобой лицо матери, одновременно знакомое и незнакомое, и пришла к внезапному тяжелому осознанию: ей придется убить ее.
Эта идея не была для нее шокирующей или чуждой, как это должно было быть или как ей хотелось. Что-то сдвинулось как внутри, так и вне ее, и Глория испытала странное чувство освобождения при мысли о
