Джозеф Кэнон - Хороший немец
Солдаты, сидевшие в джипе, подвинулись, чтобы дать ему место. У одного из них все еще была бутылка пива в руках.
— Значит, войне конец? — спросил Джейк у своего солдата.
— Давно уже.
Глава восемнадцатая
Он проснулся и увидел над собой лицо Лины.
— Сколько времени?
Слабая улыбка.
— За полдень. — Протянув руку, она потрогала его лоб. — Хорошо поспал. Эрих, позови доктора Розена. Скажи ему, что он проснулся.
В углу комнаты резво вскочил мальчик и смутным пятном выскочил из комнаты.
— Как тебе это удалось? — спросила она. — Ты можешь говорить?
Как? Подкинули на джипе по тряской дороге, сошел на залитой светом фар Ку-дамм. Пронзительно сигналили автомобили. Толпы буйных американцев с девчонками вываливались из ресторанов, танцуя прямо на улице. Потом пустота.
— Где Эмиль? — спросил Джейк.
— Здесь. Все в порядке. Нет, не вставай. Розен запретил. — Она снова погладила рукой его лоб. — Тебе что-нибудь принести?
Он покачал головой:
— Вы выбрались.
Розен вошел в комнату вместе с Эрихом и сел на кровать, вынул точечный фонарик из рюкзака и посветил им в каждый глаз Джейка.
— Как вы себя чувствуете?
— Лучше не бывает.
Протянув руку, он проверил повязку на затылке Джейка.
— Швы хорошие. Но вас должен посмотреть американский доктор. Травма головы — всегда риск. Сядьте. Голова кружится? — Он ощупал тело ниже повязки, освободив другую руку, передав фонарик Эриху, который аккуратно положил его в рюкзак. — Мой новый ассистент, — тепло сказал Розен. — Прекрасный медик.
Джейк наклонился вперед, пока Розен пальпировал его.
— Небольшая опухоль, не более того. И все же. У американцев есть рентген? Снимок плеча тоже нужно сделать.
Джейк скосил глаза и увидел уродливое синюшное пятно. Пошевелил плечом, пробуя. Вывиха нет.
— Как это вас угораздило? — спросил Розен.
— Упал.
Розен недоверчиво посмотрел на него.
— Высоко было падать.
— Примерно со второго этажа. — Он прищурился от яркого дневного света. — Как долго я был без сознания? Вы что-то мне дали?
— Нет. Организм — сам хороший доктор. Иногда, если на него слишком много наваливается, он просто отключается, чтобы передохнуть. Эрих, проверишь температуру? — Мальчик, протянув руку, положил сухую ладошку на лоб Джейка и серьезно посмотрел на него.
— Нормальная, — сказал он наконец, таким же тонким голоском, как и его ладошка.
— Видите? Прекрасный медик.
— Ага, засыпает на ходу, — сказала Лина, положив руки ему на плечи. — Всю ночь не спал, присматривая за тобой. На всякий случай.
— Хочешь сказать, присматривала ты, — сказал Джейк, представив себе, как он прикорнул рядом с ней в мягком кресле.
— Оба. Он тебя любит, — сказала она многозначительно.
— Спасибо, — сказал ему Джейк.
Мальчик, довольный, серьезно кивнул.
— Так что жить будете, — сказал Розен, собирая рюкзак. — Но целый день прошу не вставать. На всякий случай.
— Тебе тоже надо лечь, — сказала Лина, подтолкнув мальчика. — Пора отдыхать. Пойдемте, я приготовила для вас кофе, — сказала она Розену строго и заботливо, и все послушно двинулись за ней. — А тебе, — сказала она Джейку, — я сейчас принесу.
Но кофе принес Эмиль. Он вошел и закрыл за собой дверь. Опять в своей прежней одежде, потрепанная рубашка и тонкий кардиган.
Он чопорно подал Джейку кружку, стараясь не встречаться с ним глазами. Движения его были робкими и раздраженными одновременно.
— Она укладывает мальчика, — сказал он. — Это еврейский ребенок?
— Это ребенок, — ответил Джейк, отхлебывая кофе.
Эмиль, слегка ощетинившись, поднял голову, потом снял очки и стал их протирать.
— Ты изменился.
— Четыре года. Люди меняются, — сказал Джейк, подняв руку, чтобы потрогать лысеющую голову, затем внезапно поморщился.
— Сломана? — спросил Эмиль, глядя на синюшное плечо.
— Нет.
— Цвет ужасный. Болит?
— И ты называешь себя ученым, — насмешливо сказал Джейк. — Конечно болит.
Эмиль кивнул:
— Я должен поблагодарить тебя.
— Я это делал не ради тебя. Они бы и ее забрали.
— И поэтому ты переоделся, — сказал он скептически. — Ну что ж, спасибо тебе. — Он опустил взгляд, продолжая протирать очки. — Странно благодарить человека, который… — Он замолчал и убрал платок. — И как все оборачивается. Находишь свою жену, когда она уже тебе не жена. Я должен поблагодарить тебя и за это.
— Послушай, Эмиль…
— Не объясняй. Лина мне все рассказала. Думаю, в Германии сейчас такое сплошь и рядом. Об этом то и дело слышишь. Женщина остается одна, муж, наверное, убит. А тут старый друг. Еда. Кого тут винить, некого. Нужно как-то жить…
Это она ему так рассказала, или он просто хотел в это верить?
— Она тут не за пайки, — сказал Джейк.
Эмиль пристально посмотрел на него, потом отвернулся и присел на ручку кресла, все еще вертя в руках очки.
— И что теперь? Что собираешься делать?
— С тобой? Пока не знаю.
— Отправишь меня обратно в Крансберг?
— Нет, пока не узнаю, кто тебя оттуда вытащил. Они снова могут попытаться это сделать.
— Так что, я здесь в плену?
— Могло быть и хуже. Ты мог оказаться в Москве.
— С тобой? С Линой? Я не могу здесь оставаться.
— Тебя схватят, как только ты появишься на улице.
— Нет, если я буду у американцев. Ты что, своим не доверяешь?
— В твоем случае нет. Ты им доверился, и где оказался?
— Да, я доверился им. Откуда мне было знать? Он был полон сочувствия. И собирался отвезти меня к ней. В Берлин.
— Где ты бы забрал некоторые документы. И на этот раз тебя послал тоже фон Браун?
Эмиль, колеблясь, посмотрел на него, затем покачал головой:
— Он считал, что они уничтожены.
— Но ты-то так не считал.
— Я тоже так думал. Но мой отец — с ним я не мог быть уверен. И, конечно, оказался прав. Он отдал их тебе.
— Нет. Он мне ничего никогда не отдавал. Я забрал их. Он защищал тебя до последнего. Бог знает почему.
Эмиль смущенно уставился взглядом в пол:
— А какая разница.
— Для него есть разница.
Эмиль секунду обдумывал это, затем сказал:
— Как бы там ни было, они у тебя.
— Но у Талли их не было. А теперь скажи, что все это значит? Ты говоришь ему о документах, а потом ни слова о том, где они.
Первый намек на улыбку со странным оттенком высокомерия:
— Мне и не надо было. Он считал, что знает, где они. Он сказал, я знаю, где они, все архивы, где американцы их держат. Он собирался помочь, ты можешь представить себе такое? Он сказал, к ним допустят только американца. Ну я и не стал его разочаровывать. Он собирался достать их для меня, — сказал он, качая головой.
— По доброте душевной? — Точно, любил получать плату дважды.
— Конечно, за деньги. Я согласился. Я знал, что их там нет. — Мне бы платить не пришлось. А раз уж он мог меня вывезти… Так что тут я схитрил. А потом он передал меня русским.
— Ну и парочка. Зачем ты вообще ему рассказал?
— Я никогда не умел пить. Это было… ну, от отчаяния. Как еще объяснить? Все эти недели, ожидание, почему они не отправляют нас в Америку? Затем до нас дошли слухи о судах, о том, что американцы всюду ищут нацистов, и я подумал, что мы отсюда никогда не выберемся, они не собираются нас отправлять. Может, я и сказал что-то вроде этого — что американцы и нас запишут в нацисты, потому что в войну нам пришлось выполнять определенные вещи, и как теперь все это будет выглядеть? Есть документы, в которых отражено все, что мы делали. Какие документы? СС, сказал я, они сохранили все. Не знаю, может, я и был немного пьян и наговорил лишнего. А он сказал, что этим, охотой за нацистами, занимаются только евреи — американцам мы нужны. Для продолжения работы. Он понимал, насколько это важно. — Его голос наконец окреп, стал уверенным. — И знаешь, верно. Остановиться сейчас — это…
Джейк поставил кружку на стол и взял сигарету.
— А затем вы отправились в Берлин. Расскажи, как удалось это устроить?
— Очередной допрос? — раздраженно спросил Эмиль.
— Время у тебя есть. Садись. И ничего не пропусти.
Эмиль снова опустился на подлокотник, потирая виски, как будто пытаясь привести в порядок память. Но история, которую он рассказал, была Джейку уже известна, ничего неожиданного в ней не оказалось. Никаких других американцев — секрет партнера Талли Сикорский унес с собой. Только несколько новых деталей пересечения границы. Охрана явно была любезной.
— Даже тогда я не знал, — сказал Эмиль. — Пока не добрался до Берлина. И только там понял, что для меня все кончено.
