Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
— Who is it? [54]— спросил робко женский голос с сильным и явно не датским акцентом.
Я так волновался, что в горле встал комок, пришлось сначала откашляться.
— I’m Noah Planizer. I’m looking for Martin Planizer, my brother. Does he live here? [55]
Тишина. «Наверное, это девушка брата, — размышлял я. — Значит, он точно тут. И снова иностранка! Это что, тоже семейное?»
— Hallo? — позвал я, решив, что молчание затянулось.
Внутри поскреблось, щелкнул замок, и дверь открылась. На пороге стояла худенькая бледная девушка, которую вряд ли кто-то назвал бы красивой. Мышиного цвета волосы были стянуты в тугой хвостик, настороженные серые глаза изучали нас с Машей из-за очков в дешевой металлической оправе, сидящей на вздернутом остром носу. Слишком длинные и тонкие губы нервно поджались. М-да, брат явно выбирал себе подружку по незаурядным душевным качествам.
— Hi, my name is Natasha [56], — сообщила она, отступая на шаг назад.
Поздоровавшись, я вошел в крошечную прихожую, а вот Маше места уже не хватило. Хозяйка попятилась на кухню, тоже размером со спичечный коробок, давая гостье зайти в квартиру. Марии пришлось снять рюкзак, чтобы закрыть за собой дверь.
— А Мартин дома? — спросил я по-английски, оглядываясь по сторонам.
Мой взгляд упал на вешалку с верхней одеждой, и я нашел ответ прежде, чем Наташа озвучила его. Там висели только женские и детские вещи — судя по расцветке и размеру, на маленькую девочку.
— Не знаете, когда он придет? — продолжал расспрашивать я.
Наташа помотала головой.
— Но он ведь живет здесь?
— Да, да. Это его дом.
— Может, мы тогда его подождем? — предложил я.
— Не понимаю.
Я тяжело вздохнул и принялся объяснять знаками, медленно и отчетливо произнося английские слова:
— Мы. Подождем. Мартина. Здесь?
— Нет, нет! — Наташа прижала руки к груди, явно нервничая. — Не приходить сейчас. Мой малыш должен есть!
Она еще что-то лепетала, теребя подол безразмерной футболки, в которой почти тонула. Из мешанины ломаных английских фраз я понял только, что Мартин вернется не скоро и что ей надо кормить ребенка. В кухне на плите действительно что-то варилось в большой кастрюле. Я беспомощно взглянул на Машу, с любопытством рассматривавшую комнату, видимую в проеме полуоткрытой двери.
Внезапно та приоткрылась чуть шире, и на пороге показалась девочка лет двух-трех с густыми темными волосами, собранными в два забавных хвостика. Под мышкой она держала большую ярко-фиолетовую мягкую игрушку: то ли пингвина, то ли сову. Малышка посмотрела на нас большими серыми, как у матери, глазами и сказала что-то, из чего я разобрал только слово «мама». Наташа быстро протиснулась мимо нас, подхватила ребенка на руки и ласково залепетала что-то на том же непонятном языке.
Маша бросила на меня косой взгляд, повернулась к хозяйке и впервые за время нашего визита открыла рот. Наташа вздрогнула, чуть не выронив ребенка, и уставилась на мою спутницу так, будто с ней заговорила дочкина плюшевая сова. Я сообразил, что Маша, определенно, применила свою суперспособность полиглота, и она снова сработала — да еще как. Не знаю, что там она наговорила, но Наташа внезапно слабо улыбнулась и пригласила нас в комнату с большим телевизором, по которому шли мультики без звука, двумя диванами и журнальным столиком между ними. На деревянном полу лежала слегка облезлая коровья шкура.
— Она что, русская? — тихо спросил я Машу, когда мы уселись рядом друг с другом на диване.
— Украинка, — быстро шепнула она. — Я ее сейчас расспрошу, только ты не лезь, ради бога. И так напугал бедняжку до усрачки.
Я?! Напугал? Да что я сделал-то?
Но Мария уже принялась лопотать по-своему. У них с Наташей завязался оживленный диалог, из которого, как ни вострил уши, я выхватил только имя Мартина и редкие «интернациональные» слова вроде «коммуна», «ферма», «иммиграция», «виза», «полиция».
Полиция? В груди что-то шевельнулось — наверное, дурное предчувствие. Опять мы с Марией, похоже, вляпались во что-то незаконное. Теперь по моей вине. Я уже собрался спросить Машу, о чем, собственно, речь, когда она протянула ко мне ладонь:
— Дай-ка фотку… Ну, ту, где ты с братом, — пояснила она в ответ на мой недоуменный взгляд.
Я торопливо вытащил из рюкзака фотографию и показал, кто там есть кто. Наташа робко закивала, и во мне вспыхнула надежда. Я уже хотел снова накинуться на девушку с вопросами, как вдруг мне на колени плюхнулась та самая кислотнофиолетовая сова. Малышка с хвостиками сказала что-то, демонстрируя в улыбке редкие молочные зубы и ямочки на щеках. Я помотал головой и развел руками — типа не понимаю. Тогда она хихикнула и перешла на довольно бойкий, но по-детски шепелявый датский:
— Хосесь, показу тебе мои игруски?
Я вздохнул и покосился на Машу, снова вернувшуюся к разговору с хозяйкой, из которого я не понимал ни слова.
Если пойду, хоть ребенка порадую, а заодно и квартиру осмотрю. Вдруг тут есть какие-то вещи брата? Что-то, что может подсказать, где он или как с ним связаться.
— Конечно, — улыбнулся я малышке в ответ. — А как тебя зовут?
— Ева. — Она ухватила меня за руку, быстро сказала что-то матери и потянула меня с дивана.
Наташа одобрительно кивнула, и я пошел за девчушкой к лестнице, очевидно, ведущей к комнатам на цокольном этаже. Внизу и правда обнаружились две спальни и крошечная ванная. Ева подвела меня к большому сундуку, полному кукол и плюшевых игрушек, усадила на застеленный паласом пол и начала вытаскивать на свет свои сокровища. Я громогласно восхищался, потом завладел светло-коричневым медведем в спортивных трусах и одном кроссовке и начал рычать, изображая активную тренировку. Ева покатывалась со смеху, а я незаметно поглядывал по сторонам.
Пока что я не заметил в квартире следов пребывания мужчины. На виду были только женские и детские вещи, хотя во встроенный шкаф я, конечно, не заглядывал. А стоило бы!
Я предложил Еве сыграть в прятки. Угадал верно: у мелкой глаза так и загорелись. Прятаться первой, конечно, должна была она. Я медленно считал до десяти, закрыв глаза ладонями, пока девчушка с хихиканьем носилась по комнатам. Наконец, тихо скрипнула дверца шкафа. Бинго!
— Я иду искать! — объявил я и стал не спеша осматриваться вокруг.
Спустя несколько минут, когда Ева от нетерпения уже начала возиться в шкафу, я нашел первый признак того, что в квартире все-таки мог жить мужчина, — бритву в ванной и лосьон с явно не женским ароматом.
— Где же Ева? — громко и сокрушенно объявил я, на цыпочках подбираясь к шкафу. — Неужели
