Джон Тренейл - Шпионы «Маджонга»
— Ну… малыш. Тинчень.
— И что же он?
— Это кажется в какой-то степени жестоким.
— Я знаю. Мэт, помнишь, ты однажды обвинял меня в чересчур высоконравственном поведении?
— Да! На следующий вечер после того, как взорвали завод.
— Ты сказал тогда, что моя высокая нравственность должна быть мне сильной помехой в делах.
— Я помню это.
— Ты все еще так считаешь?
Мэт промолчал.
— Жизнь — это не только бизнес.
— Думаю, да.
— Что более важно для нас — выбраться отсюда, или не подвергать риску маленького Тинченя?
Мэт не раздумывал.
— Выбраться отсюда.
— Правильно. Это все только вопрос выбора, точнее выбора цели, не так ли? Вопрос выбора приоритетов.
— Думаю, ты прав.
— Вот и заруби себе это на носу. И не будь слишком самоуверенным. Сохраняй спокойствие, но помни все, что я тебе говорил. И еще вот что, Мэт…
— Да?
— Бога ради, хорошенько присматривай за ребенком.
Мэт не двинулся с места. Внезапно он подошел к отцу и обнял его. Саймон подавил удивление и обнял Мэта в ответ, прижав сына к себе так крепко, как только мог.
— Пока, па. И удачи тебе!
Саймон выпустил сына через заднюю дверь и смотрел ему вслед, пока силуэт его не растворился в темноте. Итак, дети ушли, и он не знал, когда снова увидит их. От этого ему стало не по себе. Вдруг он почувствовал, что ему страшно. Когда Джинни подошла к мужу и положила руку ему на плечо, ее поразило, что дрожь сотрясает все тело.
— С тобой все в порядке? — спросила она.
— Я немного… — он резко тряхнул головой, — немного устал, только и всего.
— Мы должны дать им старт. Пойдем в другую дверь. Ты зайдешь первой, так будет естественней. А я зайду чуть позже.
Но, прежде чем они оба успели двинуться, дверь открылась, и в кухню, хромая, вошел Цю, тяжело опираясь на руку своей жены. Цинцин подвела его к ближайшему стулу и осторожно помогла ему сесть. Цю сморщился от боли. Он вытянул левую ногу вперед. В икре нога была перебинтована, и повязка доходила до колена. Сквозь белую марлю кое-где проступала кровь.
Саймон ободряюще улыбнулся Цю.
— Я рад видеть вас на ногах, Цю Цяньвэй. Почему бы вам не отдохнуть? — Он говорил по-китайски, чтобы все присутствовавшие его поняли.
— Я могу отдохнуть и здесь. Главное, чтобы нога не онемела. Эта докторша слишком мягкотелая. Для армии она не подошла бы.
Его лицо снова скривилось в гримасе. Саймон не мог понять, как это человек такого тщедушного телосложения способен переносить такую боль и находиться на ногах.
— Вам ничего не надо? — спросил он.
— Благодарю вас. Я ничего не ел. Моя жена найдет что-нибудь. Цинцин, давай-ка…
— Цинцин, там еще осталось немного супа из соевого творога.
— Спасибо, товарищ Юнг. — Цинцин подошла к плите и зачерпнула из кастрюли, налив в деревянную миску немного супа, она поставила еду перед мужем. — А вы не хотите поесть? — спросила она Саймона.
— Да, я съел бы немного. Благодарю вас.
Цинцин наполнила другую миску и подала ее англичанину.
— А вы, товарищ Линьхуа?
Джинни покачала головой.
— Вы не можете уснуть? — спросил Саймон у Цю.
— Нет, не могу. Все, кроме меня, спят. Кроме нас.
— Может, мы составим вам компанию, или вы хотите побыть один?
Цю раздумывал слишком долго, чтобы его ответ показался убедительным.
— Вам нет нужды оставаться со мной. — Еще одна пауза. — Вы, наверное, устали.
Но несмотря на его слова Саймон уселся поудобнее, причем так, чтобы, повернув голову влево, он мог видеть лицо Цю.
Джинни уселась напротив мужа, а Цинцин подвинула свой стул поближе к Цю, сидевшему во главе стола.
— Так что же случилось сегодня, Цю Цяньвэй? — спросил Саймон.
— Меня сбил глупый крестьянин своей телегой.
Саймон задумчиво помешал ложкой в миске с молочно-белым густым соевым супом.
— Это несчастный случай?
Цю пожал плечами.
— Я так не думаю, но я ничего не могу доказать.
— Может, это и к лучшему, что не можете.
Цю едва заметно улыбнулся и съел еще пару ложек супа.
— Может быть. — Желание поболтать с кем-нибудь постепенно становилось все более очевидным. — Что имела в виду эта докторша? Ци и шэнь… По-моему, все это чушь.
— Она цитировала единственный известный ей источник — классический труд якобы эпохи Хуанди — Желтого императора,[33] единственный источник по теории для всех китайских специалистов народной медицины. Это «Ней цзин».
— Товарищ Юнг, откуда вы это знаете? — удивляясь, спросила Цинцин.
— Я читаю. Я слушаю. Трудно охарактеризовать, что такое ци. Оно согревает тело и защищает его от болезней. А шэнь — это дух, жизненная сила. По-моему, доктор была права, когда говорила, что Цяньвэю недостает этого.
— Вы такой же, как и многие другие иностранцы, Саймон Юнг, — насмешливо заметил Цю. — Вы любите Восток, но для вас он — только легенда и загадка. Мы, те, кто живем в Китае, знаем его лучше.
Саймон пропустил насмешку мимо ушей.
— Мне жаль, что вас отправили сюда, — сказал он вдруг.
— С чего бы это вам жалеть меня?
— Ну тогда жаль вашу жену и сына.
— A-а, да! Они оба «смотрят сквозь туман, но не могут разглядеть свой дом».
— Я не понял вас.
Цю посмотрел на жену.
— Она сильно тоскует по Пекину, — вздохнул он. — Здесь им нелегко… да и мне тоже.
— Но я думаю, Тинченю не так уж плохо здесь, судя по тому, что я слышал. Между прочим, Цинцин, знаете, Диана привела его несколько минут назад. Я слышал, как они поднимались по лестнице. Я подумал, что не стоит, чтобы мальчик беспокоил Цяньвэя.
— Очень любезно с вашей стороны, товарищ Юнг. Лучше, чтобы он не видел своего отца больным.
— Я тоже так подумал. Он так устал, бедный малыш.
— Я думаю! — Цю впервые выказал признаки оживления. — Вы знаете, что они заставили его делать? Они забрали его на заре и заставили собирать собачьи катышки. Он вымотался.
— Все остальные дети занимаются этим, Цю Цяньвэй, — очень любезным тоном заговорила Джинни. — Это же удобрение. Все дети думают, что это очень веселое занятие.
— С ума сойти!
Цю отвернулся и замолчал. Саймон с сочувствием посмотрел на него. Затем он сказал:
— Цю Цяньвэй, как вы думаете, почему вас послали сюда?
Цю вздохнул.
— Я допустил некоторые ошибки. Я считал, что их простили мне, что они остались в прошлом, но я оказался не прав. Я нуждался в перевоспитании. Чаян — хорошее место для перевоспитания. — Он пробормотал что-то неразборчивое себе под нос.
— Я не расслышал вас, Цю Цяньвэй.
Цю повернулся к Саймону и, к изумлению англичанина, произнес:
— Одни выращивают, другие поливают, и каждому воздастся по трудам его.
— Вы поражаете меня, Цю Цяньвэй. Ведь вы процитировали Новый Завет христианской Библии.
— А почему это удивляет вас, тайпань Юнг? Ведь я получил западное образование. Когда-то я обладал силой и был высокомерен. Теперь я здесь, в Чаяне. Это верно. Это правильно. Я принимаю это. Вы не согласны с этим?
— Я согласен. Хотя лично я думаю, что вас уже перевоспитали в достаточной мере, — ведь я видел, как много вы работаете. А еще я думаю, что это только одна причина. Есть еще и другая.
— Какая?
— Ваши руководители решили, что мы хорошо подходим друг другу.
— Что?!
— Да, хорошо подходим. Мы привыкли друг к другу, несмотря на то, что мыслим по-разному. Мы связаны друг с другом, Цю Цяньвэй.
Цю недоумевал все больше и больше.
— Мы связаны?
— Конечно. — Саймон вытянул ноги и положил руки на бедра. — Я не думаю, что ваши руководители надолго отправили вас в Чаян. Вас можно использовать с большей пользой где-нибудь в другом месте.
— Вы говорите это, но не знаете обо мне абсолютно ничего.
— Да, но я хотел бы узнать вас поближе.
— Почему? Это не должно вас интересовать.
Саймон отхлебнул еще супа и выждал, пока Цю совладает со своей злостью. Через некоторое время китаец заговорил прежним спокойным тоном:
— Моя мать недавно умерла… еще до того, как мы приехали сюда. Она многое рассказала мне о наших предках.
— Я соболезную по поводу ее смерти.
— Она сильно болела, ее время пришло. Как я сказал, она многое помнила о прежних временах. Мой прадед в возрасте тридцати четырех лет получил высшее образование. Такой молодой, вы можете себе представить? Он стал судьей. Он управлял ямынем[34] в Амое. Потом его призвали ко двору, где он стал Великим Советником при императоре Тун Чжи. Он отвечал за императорские сады и охотничьи угодья.
Джинни издала возглас удивления. Саймон с большим трудом сохранил бесстрастное выражение лица. Высокопоставленный кадровый работник и с такой родословной — это было неслыханно.
