Книга потерянных вещей - Джон Коннолли
Тем не менее эта история также поднимает несколько интересных вопросов касательно того, что мы сейчас могли бы назвать «боди-хоррор»[22]. В конце концов, в основе этого жанра лежит идея быть захваченным кем-то другим, чем-то совершенно чуждым тебе, не укладывающимся в твои собственные рамки. Каждый из сказочных хирургов, решивших продемонстрировать свое искусство и действие чудодейственного бальзама, обнаруживает, что его личность и даже его сознание находятся под угрозой из-за добавления элементов таких вот чуждых им существ – из-за ошибки работницы в трактире, решившей прикрыть свою оплошность, одному достается рука вора, другому свиное сердце, третьему – кошачьи глаза. Таким образом, нетрудно увидеть влияние этой сказки, скажем, на «Франкенштейна» Мэри Шелли (особенно касательно использования частей тела, украденных у мертвого преступника на виселице) или найти ее отголоски в таких фильмах, как «Вторжение похитителей тел», «Руки Орлака» или «Муха» Дэвида Кроненберга[23].
Эти идеи находят свое отражение и на более поздних стадиях противостояния Дэвида с охотницей, когда она наконец сталкивается с изгоями, ставшими результатом ее экспериментов (и я уверен, что кое-что из моих собственных воспоминаний об «Острове доктора Моро» Герберта Уэллса тоже туда вкралось). Однако вопрос, который возникает при этой встрече, заключается скорее в том, какая же сторона этих несчастных созданий стала причиной того, что они так злобно ополчились на нее, – животная или же та их часть, которая все еще остается ребенком.
Об охотниках, охотницах и отцах
Во многих сказках появляется мужская фигура, которую можно рассматривать как бессознательное воплощение отца. Как правило, это охотник или какой-то другой лесной житель, и в «Книге потерянных вещей» Дэвид, попав в новый мир, первым делом встречает именно Лесника, в котором в конце романа узнает черты своего собственного отца. Однако Леснику, как это видит Дэвид, явно недостает знаний и желания делиться сведениями о некоторых сторонах своей жизни. А еще он оказывается неспособным защитить Дэвида от волков, и мальчику приходится полагаться на собственное мужество, хотя готовность Лесника пожертвовать собой ради него намекает на понимание, которого Дэвид достигнет в конце романа.
Роланд тоже представляет собой альтернативную фигуру отца, хотя его преданность своему «рыцарскому подвигу» и поискам отсутствующего Рафаэля делают его еще менее надежной личностью, чем Лесник. Флетчер, фактический предводитель жителей деревни, появляющийся позже в книге, представляет собой еще одну версию отцовской фигуры для Дэвида, хоть и склонен к чрезмерной осторожности и, как и его единомышленники, отказывается полностью согласиться с планом действий Роланда против Бестии. Король тоже ведет себя с Дэвидом по-отечески, хоть при этом и пытается обращаться к нему как к равному – или к тому, кто был бы ему ровней, если б принял его предложение занять трон.
Так что мы вновь и вновь сталкиваемся с мужскими персонажами, которые не могут быть теми защитниками, в которых нуждается Дэвид. Отчасти это происходит из-за недоверия, которое он испытывает к своему собственному отцу, и его чувства предательства из-за новых отношений своего родителя, явно окончательно оформившихся вскоре после смерти матери Дэвида. В связи с этим напрашивается вопрос: неужели у Дэвида так уж и нет никакой законной причины для недовольства? Как долго подобает оплакивать потерянную супругу? Быстрота, с которой отец Дэвида сближается с Розой, и ее присутствие в больнице, в которой умирает его мать, могут свидетельствовать о том, что семена этих отношений были посеяны тогда, когда мать была еще жива. Дэвид явно сознает это в какой-то степени, и неспособность его отца адекватно отреагировать на это говорит о слабости его характера. Но и в сказках мы вновь и вновь сталкиваемся со слабыми фигурами отцов: лживым мельником и жадным королем в «Румпельштильцхене»; дровосеком, который задумал бросить своих детей в лесу в «Гензеле и Гретель»; королем, который не в состоянии распознать угрозу, исходящую от его жены в отношении его дочери в «Белоснежке», и охотником, которому впоследствии не удается ни выполнить приказ королевы убить Белоснежку, ни защитить ее. Таким образом, отец Дэвида – лишь один в длинном ряду слабых людей.
И все же одним из самых страшных и бессердечных персонажей книги является охотница – женщина, которая, по сути, узурпирует роль, традиционно отводимую в сказках мужчинам. Она – это антизащитник, родитель-хищник, который вместо того, чтобы даже близко не подпускать диких зверей к ребенку, ловит этих зверей и использует их для того, чтобы подорвать его собственную идентичность, смешивая ее с идентичностью какой-нибудь лесной твари, чтобы выследить и убить получившийся гибрид. Охотница опять-таки символизирует и ту женскую угрозу, которая доминирует в жизни Дэвида в образе его собственной мачехи, – но она, пожалуй, еще хуже, поскольку если традиционная фигура отца не способна защитить своего ребенка, то кто же займет его место, как не существо, готовое использовать эту уязвимость до конца? Охотница здесь такая же детоубийца, как и тот человек, что обитал возле железнодорожных путей, – человек, ответственный за смерть юного Билли Голдинга.
И наконец, это поднимает один последний вопрос, поскольку есть двое детей, судьба которых в «Книге потерянных вещей» так должным образом и не раскрыта. Их тени преследуют Дэвида: в случае с духом Анны, с которым он встречается ближе к концу книги, – в буквальном смысле. Дэвид при помощи своего воображения создает одну из версий того, что могло с ними случиться, но если мы примем тот факт, что мир, в котором он оказался, целиком и полностью является плодом его воображения (а я ни в коем случае не утверждаю, что это единственное объяснение), тогда что же и в самом деле случилось с Джонатаном и Анной? В своих размышлениях об ужасной смерти Билли Голдинга Дэвид выдвигает пугающе вероятную версию, которая окрашивает каждое последующее событие в книге.
Гусятница
Закончив рассказ, Роланд взглянул на Дэвида.
– Что ты думаешь о моей сказке? – спросил он.
Дэвид нахмурил брови.
– Кажется, я уже читал похожую сказку. Только моя история была о принцессе, а не о принце. Но кончилась точно так же.
– А тебе понравился финал?
– Я
