Охотник - Френч Тана

— Знаешь, что мне боль в ягодицах? — спрашивает он. — Недальновидность. Чисто, блин, эпидемия. Только поверю, что у какого мужика здравый смысл есть — или у женщины, или у ребенка, — и тут с бухты-барахты они как выдадут чепуху какую-нибудь, и сразу ясно, что они и двух минут не уделили, чтоб ее продумать хорошенько. И — фук! — еще чуток моей веры в человечество как не бывало. Нет у меня в запасе столько, чтоб мог я себе позволить потерять еще сколько-то заметно. Ей-ей, господи, я готов уже умолять людей на коленях, чтоб погодили пару минут да подумали хорошенько.

Он выдувает дым и смотрит, как он медленно растекается в неподвижном воздухе.

— Кто скормил Нилону эту кучу фуфла насчет тех ребят на горе, я не ведаю, — продолжает Март. — Мог быть и борзый Джонни, канешно, но как-то не кажется мне, что он из кожи вон полезет, чтоб настроить округу против себя, — если только не оставить ему выбора. Если Нилон его арестует, совсем другое дело будет, но пока я б решил, что Джонни хватает соображалки держать рот на замке, а ухо востро. То есть, скажем так, чисто ради поддержания беседы, это Тереза Редди наговорила. Насчет этого не порадуешь ли чем?

Лена молчит.

— А взамен мы скажем, что ты права и мало что есть, чтоб связать мистера Хупера с убийством. Или скажем, что он следователю Нилону негож как подозреваемый: уж всяко легавые, как известно, держатся вместе по всему свету? А еще скажем, нет таких улик, чтоб кого угодно другого на той горе ночью прикидывать. Вот и останется бедолага следователь Нилон с пустыми руками — да только вот будет у него один человек, готовенький да тепленький, в поле его зрения.

Лена чувствует, как слабеют у нее руки, еще до того, как она понимает почему. Стоит неподвижно и наблюдает за Мартом.

— Есть всего один человек, признающий с ходу, что он был на месте преступления. Говорят, там несколько человек было, но подтвердить это нечем. И причина желать Падди Англичанину смерти у них, может, вполне имелась. Мы все знаем, что Рашборо держал Джонни цепко, — и все мы знаем, что Джонни Редди тех, кто ему плоть от плоти, продаст, чтоб собственную шкуру спасти, глазом не моргнет.

Март смотрит за Леной из-под путаницы бровей, мерно обмахивая себя шляпой. Где-то блеет овца — знакомый нетребовательный звук далеко в полях.

— Подумай хорошенько, — говорит Март. — Не время сейчас для недальновидности. А дальше что произойдет? А следом?

Лена ему:

— От меня ты чего хочешь?

— Рашборо убил малыш Джонни Редди, — произносит Март мягко, но глубоко бесповоротно. — Печально говорить такое о том, кого мы знали еще лялькой, но будем честны: Джонни всегда был обаяшкой, но, что называется, человеком совести он не был никогда. Есть такие, кто утверждает, будто Джонни этого не сделал бы, потому что Рашборо ему живой был лучше, чем мертвый, но факт остается фактом: эти двое притащили сюда из Лондона какое-то незакрытое дело. Джонни должен был дружочку тому немаленькую сумму, а дружочек наш не был из таких, кто легко спускает с рук, если его без карманных денег оставляют. Вот почему Джонни вернулся домой: он надеялся, что публике тут хватит любви к своему человечку, чтоб влезть в собственные сбережения и уберечь Джонни от переломанных ног, а то и чего похуже. И поэтому Рашборо приехал вслед за ним: не собирался он дать Джонни соскочить. Может, кто-то там и слыхал какие дикие сплетни про золото, но, я б решил, это байка, придуманная Джонни, чтоб объяснить, как они вдвоем тут оказались.

Март своей шляпой учтиво отгоняет папиросный дым от Лены и косится на нее.

— Пока успеваешь улавливать?

— Успеваю, — отвечает Лена.

— Блеск, — говорит Март. — Ну, кое-каких успехов Джонни добился. Навалом людей тут, кто засвидетельствует, если придется, что он приходил просить взаймы. Кое-кто даже дал ему чуток по старой памяти. — Улыбается Лене. — Не стыжусь признаться, что и сам дал ему пару сотен взаймы. Не видать мне этих денег как своих ушей, но я, надо полагать, в душе рохля. Может, и Кел твой так же — ради Терезы? И, может, по его банковской выписке видно будет, что он те несколько сотен снял — через несколько дней после того, как Джонни домой вернулся?

Лена продолжает наблюдать за ним.

— Так или иначе, — говорит Март, — наскрести всю кучу Джонни не удалось, а суммой меньше, чем ему задолжали, Рашборо удовлетворяться не желал. Найдется несколько человек, кто скажет, что Джонни за пару дней до гибели Рашборо повторно обратился к ним, вновь выпрашивая деньги — дескать, это вопрос жизни и смерти. Может, и к тебе среди прочих, ну. Может, поэтому Джонни и приперся сюда вечером накануне всего этого, колотил в дверь да орал дурниной.

Выгибает бровь вопросительно. Лена молчит.

— Джонни был человеком напуганным, — говорит Март. — И немудрено. Я мистеру Рашборо совсем не поклонник, под фасонистыми рубашками да фасонистыми словами выя мне его показалась еще какой жесткой. Гарды наверняка к нему пригляделись, что нашли, не знаю, но сказал бы, оно б кого хочешь вусмерть напугало, уж тем более мелкого ханурика вроде Джонни. Убежать он не мог: коли Рашборо его разок смог выследить, выследит и повторно. И уж конечно, в любом случае уносить ноги, бросая жену и детвору беззащитными с тем типом, охочим до крови, Джонни б не стал. Ни один приличный человек так не поступает.

Скрыть ехидство Лена даже не пытается.

— Чувствую себя великодушным, — поясняет Март. — Не вредно думать о людях лучше. Так или иначе, Джонни выхода не видел. Договорился с Рашборо о встрече где-то на горе. Может, сказал, что наконец все же собрал деньги. Рашборо был бы жутким идиётом, чтоб встречаться где-то уединенно, но, уж конечно, всяк по части самоуверенности может зарваться, особенно имея дело с такими, как Джонни Редди. Да только Джонни ему не заплатил, а прибил его. Слыхал я, он его стукнул по башке кувалдой, но, опять-таки, слыхал я, что Джонни его отверткой заколол, то ли прямиком в сердце, то ли прямиком в глаз. Нет ли у тебя про это каких сведений?

— Не больше твоего, — отвечает Лена. — Норин слыхала, его стукнули камнем. Но следом про то, что его ножом пырнули, а может, горло перерезали. Вот и все, что мне известно.

У нее скулы сводит даже такую малость ему уступать. Это капитуляция.

— Следователь Нилон мужику твоему ничего не говорил?

— Мне Кел не передавал.

— Неважно, — миролюбиво говорит Март, роняя окурок и затаптывая его сапогом. — Было б полезно знать, но нам шикарно и без этого. Кто б и как его ни прибил, такой настал конец борзому мистеру Рашборо. Жуть какая трагедия, у Комиссии по туризму[61] радости от нее не будет, но на всех не угодишь. Да и большинство туристов, какие сюда заглядывают, все равно или едут куда-то еще, или заблудились, так что беды большой нету.

За его головой в синем небе ныряют птицы. Горы — мазок тени на краю Лениного поля зрения.

— Все прекрасно слипается, — говорит Март. — Только самая малость мути в водах — та байка про компашку местных, занятых в ту ночь на горке чем-то нечистым. До той поры, пока Нилону приходится это учитывать, ему успокаиваться на Джонни неудобно — ну или на Джонни самом по себе. А мне б хотелось, чтобы следователю Нилону было удобно.

Март пристраивает шляпу на голову.

— Не было никого в ту ночь на горке, — говорит он. — Только Рашборо и Джонни. Кто б там ни говорил другое, пусть сходит к следователю Нилону и внесет поправку. Речи о том, что этот кто-то видел, как Джонни выходит ночью из дома, я не веду — не то чтоб прям видел наверняка, но оно было б полезно.

У ног его Коджак плюхается на бок и прерывисто дышит. Март с трудом наклоняется, чтоб почесать ему шею.

— Если то фуфло и впрямь поступило от юной Терезы, — говорит он, — винить ее в том, что она это выдумала, чтоб прикрыть папку, никто не будет. Само собой, это ж естественно. Даже сам следователь этим ее не попрекнет. Главное, чтоб хватило ей мозгов скумекать, когда пора выложить все начистоту.