Страшная тайна - Алекс Марвуд
– Нет, – отвечает она и продолжает: – Он был единственным, кто когда-либо любил меня. Говорил, что жалеет, что не подождал все эти годы. Говорил, что ему кажется, будто его жизнь началась, когда он встретил меня.
Я уверена, что уже слышала эту фразу. Где? От Клэр? Да, возможно, от Клэр.
– Вы все ничего не знаете о любви, – говорит она. – Даже папа и Мария не понимают, насколько была велика любовь между нами. А они сделали бы для меня все что угодно – так же как я сделала бы для него. Все что угодно. И я сделала. Я сделала все для Шона. Все. Ничто до меня не имело значения. Ты понимаешь?
И как это поможет мне написать надгробную речь? Может быть, сама напишешь? Уверена, что все будут счастливы послушать про вашу великую любовь.
– О Симона, – говорю я. – Мне так жаль.
– Неважно, – отвечает она. – Как бы то ни было. Мы просто сделаем все необходимое, да? Вы притворитесь, что вам не все равно, а я притворюсь, что верю, и после похорон вы все вернетесь к своим маленьким жизням и оставите нас с Эммой в покое. Вы нам тут не нужны, знаешь ли. Мы были счастливы втроем, и мы с Эммой будем счастливы, когда вы уедете.
Глава 38
2004. Воскресенье. Руби
– Где Коко?
Крестная Мария подпрыгивает при звуке ее голоса.
– О, привет, дорогая! – говорит она, положив руку на грудь. – Ты проснулась?
– Меня тошнило, – гордо отвечает Руби.
– Опять?
– Нет. Когда все спали. Мама пришла и отнесла меня в душ.
– Так вот что случилось с этой простыней. – Она смотрит на стиральную машину, тихо проходящую цикл сушки, под раковиной. – Бедная ты бедная.
– Где Коко?
– Она пошла на пляж с Симоной, миссис Клаттербак, мисс Иннес и другими детьми. А Хоакин в саду.
– Понятно, – говорит Руби. Ей нравится пляж, а Хоакин ей не очень нравится. Он слишком большой и шумный.
– Мы не хотели тебя будить, – говорит Мария. – Ты так крепко спала после этой ужасной ночи.
– Понятно, – повторяет Руби, – но теперь мне лучше.
Крестная Мария подходит и садится перед ней на корточки, пальцем убирает ее волосы со лба. Взрослые всегда гладят ее по голове или похлопывают, как будто собаку. Руби это раздражает. Она не может дождаться, когда станет достаточно большой, чтобы сделать с ними то же самое.
– Знаешь, что самое смешное? – спрашивает она. – Я могла бы поклясться, что она – это ты.
Руби хихикает. То, что люди не могут их отличить, стало их любимой игрой. Несколько раз они менялись одеждой, менялись браслетами и притворялись друг другом, чтобы посмотреть, сможет ли кто-нибудь отличить. Мама всегда может, даже когда они утверждают, что их зовут по-другому, но папу они часто обманывают. Когда они это делают, он называет их своими Маленькими Преступными Гениями. Ей это нравится. Она не знает, что это значит, но это звучит лучше, чем Маленькие Пьяницы, как он их иногда называет. И гораздо лучше, чем Уходи, Папочка Занят.
– Она играет в игру, – говорит она с гордостью. – Одурачила тебя!
Крестная Мария выпрямляется, ее глаза расширяются.
– Ах вы, умные маленькие сосиски! И давно вы это делаете?
– Вечность!
– Боже, ну не шалуньи ли! Но у нее был браслет на этой руке, – она подняла правую руку Руби вверх, чтобы показать ей, – а мы с крестным Робертом специально купили их для вас, чтобы мы могли вас различать.
Руби хихикает и показывает ей, что может стянуть браслет через сустав большого пальца.
– Кто бы мог подумать! – восклицает пораженная Мария. – Ты все еще можешь его снять! Я думала, ты уже слишком большая девочка!
– Нет, мы все еще маленькие, – говорит ей Руби. – Мы самые маленькие из всех.
– Ну, не самые маленькие. Думаю, Иниго младше вас.
– Да, – говорит Руби нетерпеливо. – Мы старше, чем некоторые дети, но мы самые младшие Джексоны. Мои старшие сестры уже взрослые.
– Почти взрослые, – говорит Мария со своей прекрасной теплой улыбкой. – Вот что, давай мы тоже поиграем в эту игру? Обидно, если в нее играет только Коко.
– Папа сможет заметить, – твердо говорит она, хотя знает, что это, скорее всего, неправда.
Мария снимает браслет с ее правого запястья и надевает на левое.
– Ну вот и проверим.
– Хорошо, – говорит Руби и восторженно смеется. Взрослые к ее игре еще не присоединялись. Ну, кроме мамы, но Руби иногда думает, что мама делает это только для того, чтобы досадить папе. Когда он понимает, что его одурачили, мама всегда говорит «видишь?» этим своим Особым Голосом.
Крестная Мария достает из сумки расческу и зачесывает Руби пробор так, чтобы он был с другой стороны. Приседает, чтобы посмотреть на свою работу, и улыбается.
– Коко! – восклицает она. – Вот ты где! Я думала, ты ушла на пляж!
Руби хихикает от восторга.
Хоакин приходит в одних плавках, пока Руби пьет свой сок. У него мокрые волосы и палка, которую он, кажется, носит с собой повсюду, чтобы бить ею все вокруг.
– Боже, Хоакин, – говорит крестная Мария, – ты что, был в бассейне? Скажи мне, что ты не был в бассейне.
– Там жарко, – протестует он.
– Господи, почему ты не слушаешь, что тебе говорят? Ты знаешь, что ходить в бассейн одному небезопасно. Я бы не пережила, если бы мы…
Она прерывается на полуслове и внезапно выглядит немного позеленевшей.
– Успокойся, бабуля, – говорит Хоакин, – я уже большой мальчик. И, кроме того, там, на шезлонге, дядя Джимми.
– Много пользы от него будет, если ты попадешь в беду. – Она фыркает.
Хоакин закатывает глаза и бьет палкой по дверной раме.
– И выкинь эту чертову штуку на улицу, – приказывает она. – Никаких палок в доме. Ты знаешь правила.
Он снова закатывает глаза, но бросает палку наружу, на солнечный свет.
– Храни меня бог от непослушных детей, – говорит Мария. – Твоя сестра такой не была.
– Да-да-да. Симона идеальна, я знаю. Ладно, если я не могу веселиться тут, могу я пойти на пляж?
– Ну конечно, – говорит она. – И нет. У меня нет времени, чтобы отвести тебя. А Коко неважно себя чувствует. Это слишком далеко для нее.
– Боже всемогущий, – говорит Хоакин, – это всего лишь пляж. Сколько мне, по-твоему, лет? Пять?
– Семь. И они пошли на тот пляж, что на другой стороне. Меня, наверное, арестуют, если я отпущу семилетнего ребенка одного на паром. И не ругайся, Хоакин.
– Это не ругань.
– Это упоминание имени Господа всуе, что одно и то же.
– О-о-о! Попалась! Почему ты