Джозеф Кэнон - Хороший немец
Он оставил последнюю папку открытой на столе и вышел покурить на залитых солнцем ступеньках. Желтый полуденный свет омывал деревья Груневальда. Потрачены часы, но ничего не найдено. Талли в тот день был здесь?
— Перекур? — спросил Берни в дверях. — Вы просидели дольше других. Вы, наверно, более толстокожий.
— Документы не те. В основном конторские интриги. Производственная статистика. Ничего.
Берни закурил сигарету.
— Вы не умеете их читать. Это не немецкий язык, а новояз. Слова означают совсем другое.
— Хэфтлинге, — привел пример Джейк.
Берни кивнул.
— Бедолаги. Думаю, секретаршам было просто легче печатать. Вместо того, кем они в действительности были. Читали «дисциплинарные меры»? Это повешение. Их вешали на кране, на входе в туннель, и все по пути на работу проходили под ними. Так они висели неделю, пока не начинало вонять.
— Дисциплинарная мера за что?
— За саботаж. Незатянутый болт. Недостаточно быстрая работа. Может, им повезло — по крайней мере, быстрая смерть. Для остальных проходили недели, прежде чем они умирали. Но они умирали. Смертность составляла сто шестьдесят человек в день.
— Вот так статистика.
— Догадка. Кто-то взял карандаш и усреднил. За достоверность не ручаюсь. — Он подошел к ступенькам. — Как я понял, вы не нашли того, чего искали.
— Пока ничего. Буду снова просматривать документы. Информация должна быть в них. Что бы это ни было.
— Беда в том, что вы не знаете, что ищете, и не понимаете, что искал Талли.
Джейк на мгновение задумался:
— Но не где. Он, должно быть, тоже выуживал наугад. Поэтому и нуждался в вашей помощи.
— Тогда, очевидно, и он ничего не нашел.
— Но он приезжал. Его имя есть в регистрационном журнале. Эта информация должна быть здесь.
— И что теперь?
— А теперь пойду снова искать. — Джейк щелчком отправил окурок на пыльный двор. — Каждый раз я думаю: ну все, нашел. А оказываюсь там, откуда начал. Талли спускается с самолета. — Он встал и отряхнул сзади брюки. — Эй, Берни, можно вас попросить еще об одной услуге? Переговорите еще раз с вашими парнями во Франкфурте — пусть проверят, вписан ли Талли в полетный лист 16 июля. И по чьему распоряжению. Я сделал запрос в ВА, но от них будешь ждать ответа до скончания веков. У них есть привычка теряться в чужих входящих. И пусть проверят, знает ли кто, куда он ездил в тот уикэнд, когда исчез Брандт.
— Они говорят — во Франкфурт.
— Но куда? Где вы проводите во Франкфурте уикэнды? Спросите, может, он чего говорил.
— Это имеет значение?
— Не знаю. Просто зацепка. По крайней мере, хоть что-то делается, пока я тут вожусь с документами.
Берни поднял на него взгляд:
— А ведь, возможно, он все понял неправильно — и здесь ничего нет.
— Должно быть. Эмиль приезжал в Берлин за этими документами. Зачем бы он это делал, если в них ничего нет?
— Ничего того, что вам нужно, вы имеете в виду.
— Ничего того, что надо было и ему. Я только что проглядел их.
— Зависит от того, как посмотреть. Хотите версию? — Берни помолчал, ожидая одобрительного кивка Джейка. — Я думаю, его послал фон Браун.
— Зачем?
— Две недели после взятия Нордхаузена ушло на то, чтобы собрать всех ученых. Они были там рассеяны по всей округе. Сам фон Браун сдался только второго мая. Следовательно, что они все это время делали?
— Сдаюсь, что?
— Создавали себе алиби.
— Ну, это разговор окружного прокурора. Зачем им алиби?
— Чтобы не оказаться частью того, о чем вы только что прочитали, — сказал Берни, кивнув в сторону здания. — Этим занимались не мы, этим занималось СС. Смотрите, тут все отражено. Все это вытворяли они. Мы всего лишь ученые. — Может пригодиться, когда люди начнут задавать вопросы. Что мы и сделали, когда увидели заключенных, которые работали у них на заводе. Возглавлял команду фон Браун — у него были технические документы, настоящая козырная карта. А они для торга в самый раз. Чистые руки. — Он поднял ладонь вверх. — Давайте пожмем друг другу руки и заключим сделку. Вот спецификации и чертежи. Давайте делать ракеты вместе. Остальное — можете сами посмотреть, не виноватые мы, это все СС.
— Но это и было СС — в документах так и указано.
— Тогда он был прав, что хотел их заполучить, не так ли? Даже вас он убедил в этом.
— Да ладно вам, Берни, они же никого не вешали. Они были в Пенемюнде до февраля — так указано в документах. Сколько они могли знать?
— Каждый знал, — сказал он резко, тоном прокурора, открывающего новое дело. — Именно в это никто и не хочет верить. Знали все. Рената Науманн знала. Гюнтер знал. Все в этой проклятой стране всё прекрасно знали. Выдумаете, тот, кто в те последние дни мог достать машину СС, не знал? Людей не переставали вешать и после февраля — они должны были это видеть. Не говоря уже обо всех остальных. У них там было сорок лагерей для рабочих, Джейк, сорок, и во всех лагерях умирали люди. Они знали.
— Но это не делает из них…
— Нет, лишь соучастников. Вы полагаете, они были лучше, потому что умели работать с логарифмической линейкой? Они знали. — Он помолчал, а потом продолжил, но уже не прокурорским тоном. — А я не могу даже пальцем их тронуть. Им повезло, что СС любило все заслуги приписывать себе. Так что они отмазались от очень большой ответственности. Ради этого стоило мчаться в Берлин, как вы считаете? Как бы там ни было, это лишь версия. У вас есть лучше?
— Тогда зачем посылать Эмиля? Почему не какого-нибудь помощника?
— Может, только он изъявил желание ехать. У него здесь жена.
Джейк отвел взгляд, потом покачал головой.
— Кроме того, он приехал не один. С ним было еще двое. К чему рисковать и посылать его?
— Он знал, что искать.
Джейк вздохнул.
— Талли тоже знал. Он приехал сюда. Тут должно что-то быть. А что, не могу понять.
Берни пожал плечами:
— Вы же читали дела.
— Да, — сказал он и поднял голову. — Но не только я. Сохраните место для меня, ладно? Я попозже вернусь.
— Куда вы собрались?
— Выслушать другое мнение.
Шеффер переместился с кровати в кресло, но повязка по-прежнему была на месте. Рана явно заживала: когда Джейк вошел, он почесывал повязку.
— Ага, мой новый партнер, — сказал он, радуясь, что может отвлечься. — Что-нибудь есть для меня?
— Нет, это у вас есть что-то для меня. — Джейк присел на кровать. — Вы ездили в Центр документации, чтобы ознакомиться с документами по А-4. Что вы там обнаружили?
Шеффер посмотрел на него, как пацан, застигнутый на месте преступления, потом улыбнулся:
— Ничего.
— Ничего.
— Верно, ничего.
— Неутешительно, должно быть. После вторичного поиска.
— Ну вы и ищейка, а?
— Ваша фамилия в журнале регистрации. Талли тоже. Тем же днем. Но вы знали об этом.
Шеффер поднял на него взгляд:
— Нет.
— Но вас это не удивляет.
Шеффер снова почесался и ничего не сказал.
Джейк внимательно посмотрел на него, затем откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.
— Мы так может весь день просидеть. Расскажете, что вы искали, или мы будем играть в вопросы и ответы?
— Что? То, что я еще не знал, вот что. Но не нашел.
Джейк опустил руки:
— Рассказывайте, Шеффер. Это не так смешно, как вы думаете. Человек приезжает вслед за Талли в тот самый день, когда он был убит, копается в тех же документах, имеет при себе оружие, подобное тому, которым его убили, — я знал людей, которые получали срок и при меньших уликах.
— Стоп, а кто тут смешной? За десять центов я вам такое подкину. Я же сказал вам — я не знал, что он был здесь.
— Ладно, зайдем с другой стороны. Брандт что-то рассказал Талли. Допускаю, что вы об этом узнали благодаря прослушке?
Шеффер кивнул:
— Сначала мне это даже в голову не пришло. Операторы записывают только то, что может представлять интерес — когда слушают. Тебе передают обрывки разговора. А об остальном догадывайся сам. Но если разговор шел о технике, они записывают все.
— А этот разговор не записали.
— Они болтали о личном. То да се. А потом он говорит: «Все, что мы делали, зафиксировано в документах». Смысл, в общем, такой. И ничего странного — все было в Нордхаузене, они ничего не утаили. Тонны документов. Они сами хотят пользоваться ими, правильно? Так зачем что-либо утаивать? Затем он делает ноги, а я просматриваю расшифровки, и думаю: а что, если? Может, он имеет в виду другие документы. Надо проверить. Но там ничего нового, если только вы чего-нибудь не обнаружили. Я вот не нашел. Поэтому и решил, что он имел в виду документы Нордхаузена.
— Но Талли так не думал. И он знал то, чего не знали вы.
