Замерзшее мгновение - Камилла Седер
— Тогда пойдемте со мной, господа.
Когда они подъезжали к Буллебюгд и по радио звучал; «Я уже говорил, что люблю тебя?» с Ван Моррисоном, Гонсалес заснул. Он не проснулся, даже когда Теллю на мобильный позвонил Бернефлуд, чтобы отчитаться о своем посещении фирмы по аренде машин на Мёльндальсвэген. Владелец рассказал, что в межпраздничные дни некто Ральф Стенмарк брал у них напрокат джип. Однако описанные его сотрудниками приметы резко контрастировали с теми, что указали Берит Юханссон и Анн-Катрин Хёгберг. Все работавшие на Мёльндальсвэген тем вечером показали, что Стенмарк высокий, худой, темноволосый и был в костюме.
Телль закончил разговор с Бернефлудом и задумался, что все это значит.
Джип, продемонстрированный им Берит Юханссон, действительно хорошо почистили. После Шёдина машиной пользовались еще два клиента, и, соответственно, ее пылесосили и протирали трижды, что сводило к нулю их шансы найти там пригодные для анализа отпечатки пальцев. Само собой разумеется, предполагаемый убийца вытер руль и приборную панель, прежде чем сдать машину. Согласно Берит Юханссон, снаружи машина была идеально чистой.
Они несколько раз обошли вокруг автомобиля и отметили повреждение, о котором говорила Берит Юханссон, — вмятину сбоку на капоте. Телль сразу же заметил ее. Юханссон заверила, что до того, как Шёдин взял машину, вмятины не было.
Она растерялась, получив от полицейских указание не трогать джип, пока они не решат, стоит ли техникам проводить тщательный осмотр.
Телль успокоил ее: если Марк Шёдин вообще существует и внятно объяснит, зачем брал напрокат джип, а также докажет свое алиби в ночь убийства, фирме «Юханссон и Юханссон» сразу же сообщат, что машину можно снова сдавать. Понятно, что для собственного процветания фирма должна использовать все имеющиеся у нее машины.
А вот если Шёдина не существует — другое дело. Тогда машина будет хорошей уликой и ее обследуют так же тщательно, как и весь район около фирмы «Юханссон и Юханссон». В этом случае техники незамедлительно начнут работу.
Он позвонил Карлбергу в надежде, что тот на месте. Карлберг оказался у себя.
— Ты еще будешь какое-то время?
— Пожалуй, да.
— Марк Шёдин и Ральф Стенмарк. Посмотри, что на них есть.
— Это результат бесед с прокатом машин?
— Да, Ульрицехамн и Мёльндальсвэген.
Сидевший рядом с ним Гонсалес поменял позу, подбородок прижался к груди. Он начал похрапывать.
Был уже поздний вечер, когда Телль повернул на площадь Хаммаркуллеторгет за магазином «Кууп» и припарковался, заняв два места. Гонсалес вздрогнул от резкого звука, когда Телль громко хлопнул в ладоши.
— Пора вставать, sleeping beauty[9]. Черт, как хорошо, что я не дал тебе сесть за руль, хотя ты и ныл. — Он подмигнул еще не до конца проснувшемуся Гонсалесу. — Ты ведь здесь живешь?
Гонсалес растерянно кивнул и потер глаза. Он не мог понять, как умудрился заснуть — наверняка это произошло от голода.
— Я не привык пропускать обед или ужин, — смущенно извинился он и начал собирать свои вещи на заднем сиденье.
Телль неуклюже потянулся и помассировал больную спину. Гонсалес устыдился, что не вызвался вести машину на обратном пути, к тому же Телль доставил его к самому дому. Кажется, Телль понял, о чем он думает.
— Да ладно, все нормально. В качестве наказания я поднимусь с тобой на две минуты. Хочу в туалет от самого Буроса.
Огромные тела домов в темноте словно нависали над площадью, а окна и антенны — это их глаза и уши. Гонсалес поздоровался с мальчишками, несмотря на поздний час толпившимися около кафе «Мариас». Благодаря последней моде можно было рассмотреть, какой фирмы у них трусы, — сзади, между короткой курткой и штанами с мотней до колен, оставался большой участок голого тела. Кафе было закрыто, но ребята тусовались в свете ламп, горевших круглые сутки. Нависающая над главным входом крыша защищала от возможного дождя, однако от холода ничто не спасало. «Если только отправиться домой, в свою детскую, и играть там в железную дорогу», — подумал Телль. В таком возрасте он делал именно это. Может, им некуда было идти.
У каждого в зубах торчала сигарета.
Во времена, когда Телль был ребенком, прилюдно закурившего двенадцатилетнего подростка любой сознательный гражданин отправил бы к родителям. По крайней мере так ему помнилось. Или же он был не только полон предрассудков, но еще и наивен, став жертвой собственной сентиментальности. Он не помнил, когда сам начал курить, но должен был признаться, что до совершеннолетия было еще далеко.
Что заставляет мальчишек тусоваться на площади и курить в такое время и такой мороз?
— Надеюсь, они не собираются ограбить пару пенсионеров, — пробормотал Телль, вспомнив о серии грабежей, в последнее время совершаемых бандой подростков. Жестокость преступлений горячо обсуждалась в прессе.
Он мельком взглянул на компанию, направившуюся через площадь к киоску с сосисками.
— Им что, пойти некуда?
Гонсалес рассмеялся.
— Этим парням? Они и белку не решатся ограбить. Добрые как ягнята. Кстати, это ребята из Бископсгорден грабят старушек. Здесь только смирные черномазые.
— Черт, я совсем не это… — обиделся Телль.
Гонсалес снова рассмеялся.
— Я знаю.
Когда они встретились с галдящими парнями, выходившими из помещения сомалийской общины, расположенной в небольшом подвальчике на Бредфьелльсгатан, Гонсалес не сдержался и фыркнул:
— Держи крепче бумажник, дедуля.
На лестничной площадке перед квартирой семьи Гонсалес на восьмом этаже пахло едой и немного сыростью. На площадку выставили старую мебель. На розовом, обитом тканью кресле была приколота записка от собственника дома с угрозой выбросить мебель на помойку, если ее не уберут через неделю. Музыка в стиле латина-поп лилась через щель для газет. Гонсалес открыл дверь, и музыка заполнила лестничную клетку.
Он вошел в прихожую через зашелестевшую занавеску из бусин.
— Мама! Ты же обещала убрать этот хлам сегодня.
В коридоре показалась женщина в длинном платье, с шоколадно-коричневыми кудрявыми волосами, облаком обрамлявшими ее белое лицо.
— Микаэл.
Она беззастенчиво оглядела Телля с головы до ног, заставив его почувствовать себя десятилетним пацаном, в первый раз зашедшим в гости к однокласснику, хотя на первый взгляд женщина казалась не старше его самого.
— И с тобой товарищ.
Гонсалес закатил глаза.
— Это моя мама Франческа. Мама, это мой коллега Кристиан. Ему нужно в туалет.
После столь достойного представления Телль почувствовал, что пора перехватить инициативу. Протянув руку, он шагнул к Франческе Гонсалес, которая испуганно попятилась и показала на его ноги.
— Ботинки, пожалуйста.
Телль растерялся и уставился на свою обувь.
— Я только хотел зайти в туалет.
— Там ванная.
Она постучала по двери, на которой висела керамическая дощечка в форме сердца.
— Ужин
