Ключ к убийству - Урса Алекс
Франсуа из последних сил держался, чтобы не сорваться на крик. Краем глаза он заметил побледневшего Солюса, который смотрел на него с ужасом, и почувствовал, как пойманной птицей бьется вена на виске. Франсуа постарался взять себя в руки и продолжил ровным, звенящим от ненависти тоном:
– Но я даю вам последний шанс рассказать все, как было. Не для того, чтобы оправдаться, а лишь, чтобы снять груз своей вины перед младшим братом, которого вы уже второй раз бросили на произвол судьбы. Я хочу знать, что это за братская любовь такая и почему она раз за разом превращает жизнь Анжело в ад? Кто вы, черт побери, такой, чтобы ломать судьбу невинного человека?! – Франсуа сорвался на крик и со всей силы треснул кулаком по столешнице.
Солюс вскочил со стула, но Франсуа остановил его одним движением руки, и комиссар замер на своем месте. На секунду в комнате повисла звенящая тишина, и в полном безмолвии Франсуа с Солюсом услышали жалкий всхлип. Франсуа перевел взгляд на Диалло и увидел, что огромный сильный мужчина беззвучно сотрясается в рыданиях, ударяясь лбом о металлическую поверхность стола. Его широкие плечи ходили ходуном. Он уменьшился в размерах и был похож на бледную тень добродушного здоровяка, пришедшего к нему в кабинет всего несколько дней назад. Франсуа обессиленно рухнул на стул, понимая, что он попал в точку. Он потер виски и достал сигареты, минуя запрет на курение и зная наверняка: сегодня ему никто ничего не скажет. По крайней мере, не про курение.
Диалло меж тем беззвучно плакал, не имея возможности стереть слезы с лица. При этом он мотал головой из стороны в сторону. Амплитуда раскачивания становилась все больше, и под конец он уже безумно тряс своей кудрявой головой.
– Вы ничего не поняли, – просипел он сквозь слезы. – Я люблю Анжело. Это единственное светлое, что осталось в моей жизни. Но что вы знаете о том, что нам пришлось перенести?
– Так расскажите мне, – тихо попросил Франсуа.
Диалло закрыл глаза, глубоко вздохнул и надолго замолчал. Когда он снова открыл рот, голос его звучал почти спокойно.
– Вы правы, мое настоящее имя – Лоренцо. Лоренцо Бертолини. И я действительно сбежал из дома, едва мне исполнилось тринадцать. Но что вы знаете о человеке по имени Алессандро Бертолини? – спросил он глухо.
Франсуа промолчал, потому что, положа руку на сердце, не имел ни малейшего представления. Найденное в библиотеке говорило о том, что тот был далеко не таким идеальным, каким его пытались представить. Но ему хотелось сначала услышать версию Диалло. Тот посмотрел на него и задумчиво кивнул.
– Все твердили, он настоящий ангел. Что он послан на землю, чтобы защитить людей. Ярый защитник всех обиженных и обездоленных. Не было, наверное, на свете такой беды, которая оставила бы его равнодушным. Он собирал средства на благотворительность. Он отдавал все силы приходскому хору, куда брали детей из малоимущих семей. Когда он принял сан, никто не удивился. Прихожане обожали его. И только я один знал, какой он на самом деле. Он бредил идеей создать божественный хор. Хор светлых мальчиков с ангельскими голосами. На мою беду, у меня был хороший чистый голос. И Алессандро вознамерился сделать из меня солиста. День и ночь он изводил меня постоянными вокальными упражнениями, не желая слушать жалобы на усталость и боль в горле. Когда матери не стало, он словно с цепи сорвался. Он даже запретил мне выходить на улицу, чтобы просто погонять в футбол с друзьями. Только музыка и молитвы целыми днями. Он постоянно говорил, что сделает из меня знаменитость и что я должен быть ему благодарен. На свою беду, меня интересовало все, что угодно, кроме музыки. Другой, похитрее, наверное, бы смирился или хотя бы притворился, чтобы избежать открытых конфликтов, но я с пеной у рта, отстаивал свою свободу. Все началось с обычной пощечины, а потом… – Диалло безнадежно махнул рукой.
Франсуа почувствовал волну тошноты, подкатывающую к горлу. Он затушил сигарету и, не в силах смотреть Диалло в глаза, уперся взглядом в стол. Диалло усмехнулся и продолжил:
– Однажды он избил меня так, что в школе на уроке я не смог сидеть на заднице ровно. Классная руководительница в конце концов заметила, что я ерзаю больше обычного, и спросила, что происходит. И я честно рассказал. И даже хотел снять штаны, чтобы показать доказательства. Но она и слушать ничего не желала. У меня была репутация хулигана и вруна, что, кстати, было правдой. Так что меня заткнули, едва я открыл рот. Кажется, она испугалась. Ведь к тому времени отчим стал настоятелем церкви, уважаемым человеком и одним из столпов общества в Триджано. Родственников у нас не было. Что я мог сделать? Мне едва исполнилось двенадцать лет… – Диалло потер подбородок о плечо и внезапно обратился к Франсуа: – Могу я попросить сигарету?
– Да, конечно, – поспешно кивнул Франсуа, достал ключ, снял наручники и подвинул ему пачку сигарет и зажигалку. Диалло благодарно кивнул, растер запястья и склонился к оранжево-синему огоньку. Франсуа заметил, что руки того испещрены мелкими, давно зажившими шрамами. Диалло с наслаждением выдохнул дым через ноздри.
– Лет пятнадцать не курил, – сказал он задумчиво и покачал головой. Голос его теперь звучал спокойней. – Так вот. Потом стало хуже. У меня начался переходный возраст, и, как следствие, стал ломаться голос. Поняв, что я больше не могу петь, как раньше, Алессандро словно с цепи сорвался. Ему тяжело было потерять мечту. Тогда что-то в его мозгах окончательно перемкнуло. Слепая вера в бога делает с людьми страшные вещи. Он постоянно бормотал что-то о моем отце и о том, что я дитя сатаны. Решил, что из меня надо изгнать нечистый дух. Для начала святой молитвой. По ночам он сшибал меня с кровати одним ударом и заставлял молиться ночь напролет. Я не знал, что делать. На время решил проблему, закрываясь в своей спальне на ночь. Дом старый, и дверь была сделана на совесть. Алессандро отступился, не желая ломиться и будить брата и соседей, но потом как-то днем попросту вынул ключ из замочной скважины – у меня ума не хватило его припрятать – и с тех пор стал приходить почти каждую ночь. Странно, но днем он меня никогда не бил. Был в церкви, у всех на виду. Занимался благонравными делами. Но стоило зайти солнцу, и в него словно все демоны преисподней вселялись. Ночь напролет мы должны были вместе молиться за спасение наших душ. При этом молитвы чередовались с побоями и вокальными упражнениями. «Ты должен быть благодарен мне. Я делаю это для тебя», – так он говорил.
– Разве соседи не слышали звуки скандалов? – задал Франсуа вопрос, но, вспомнив добрую бабулю Бибиэну, уже понял, что спрашивать об этом бесполезно. Диалло лишь покачал головой, погруженный в воспоминания о прошлом.
– Я хотел убежать и уже давно убежал бы… Только одно меня останавливало – Анжело. Я боялся, что, как только убегу, он переключится на него. А Анжело, он… – Диалло закусил большой палец, не обращая внимания на сигаретный дым, и поднял глаза к потолку, стремясь удержать слезы. – Анжело – ангел. Он был таким веселым, улыбчивым, светлым. И таким маленьким и беззащитным… Я не мог… понимаете?
Франсуа медленно кивнул, боясь нарушить шаткое равновесие и молясь всем богам, чтобы Диалло продолжал говорить.
– Самое страшное, что человек со временем привыкает, – задумчиво хмыкнул Диалло. Словно удивлялся тому, каким он был много лет назад. – Ко всему, понимаете, даже к немыслимому. Старик был настоящим садистом. Ему явно нравилось меня бить. Я это видел. У него на лице появлялось такое… я бы сказал, умиротворенное выражение. Но со временем его безумие приобретало все новые и новые формы.
Франсуа вскинул на Диалло вопросительный взгляд, не понимая, что тот имеет в виду, и тот, все так же молча, пристроил тлеющую сигарету на край пепельницы, потом потянулся к вороту своей толстовки и медленно стянул ее, обнажая плечи и торс. Франсуа замер, не веря своим глазам: тело Диалло покрывали старые, уродливые шрамы, но они не шли ни в какое сравнение с огромным, плохо зарубцевавшимся следом от ожога на груди. Эта отметина, помимо всего прочего, имела очень странную форму.
