Монс Каллентофт - Осенний призрак
Она поднимает заплаканное лицо.
— В ту осень, когда случилась автокатастрофа, — начинает Катарина, — я влюбилась в Йерри. Я знала, что он не пара такой девушке, как я. Но Малин, если б вы только видели, как красив он был тогда! Как-то раз совершенно случайно мы оказались с ним на одной вечеринке, потом, уже не помню как, просидели всю ночь на кладбище и под утро спустились к Стонгону. На берегу стояла заброшенная насосная станция, потом ее снесли.
Катарина Фогельшё встает с дивана и подходит к окну. Она показывает в сторону Стонгона и ждет, когда Малин подойдет посмотреть.
— Там, на маленьком островке посредине реки, стояло здание насосной станции, — повторяет она. — Довольно холодное, однако той осенью мне нигде не было так тепло, как там. Никто не знал, что мы с Йерри там встречаемся. Я влюбилась в него по уши, но отец и слышать не хотел о нем.
Катарина замолкает, словно погружается в прошлое, стараясь оживить в памяти дорогие ей мгновения. Малин открывает рот, собираясь что-то сказать, но Фогельшё взглядом приказывает молчать и слушать дальше.
— А потом он уехал в Лунд, но я его не забыла. Я следила за ним на протяжении многих лет, даже когда вышла замуж за того, кого навязал мне отец. Я помнила о Йерри всегда, хотела встретиться с ним, но так и не решилась. Я увлеклась живописью, старалась забыться в работе. Зачем, зачем он вернулся сюда? Зачем ему понадобился этот замок? Этого я никогда не пойму. Если он захотел возобновить нашу связь, почему не позвонил мне? Ведь это так просто.
«Ты могла бы позвонить ему сама», — думает Малин.
— Я должна была позвонить ему сама, — продолжает Катарина, словно читая ее мысли. — Или просто приехать. Послать своих любовников ко всем чертям. Ведь нас больше ничто не разделяло, настало время разобраться с нашими чувствами.
«Ты всегда его любила, — думает Малин, — совсем как я — Янне. Сможем ли мы когда-нибудь с этим разобраться?»
— Йерри когда-нибудь встречался с вашим отцом? — спрашивает Малин.
Катарина Фогельшё не отвечает. Она отворачивается от окна и выходит из комнаты в ванную. Там она долго смотрится в зеркало, но не видит своего отражения. Катарине кажется, будто кто-то держит у нее перед глазами черно-белые фотографии. На них она узнает заброшенное здание насосной станции и двоих молодых людей, уходящих в глубь островка посреди Стонгона.
Таких снимков никогда не было.
И еще она видит поленья в камине и слышит его голос. Тот самый, который хотела слышать всю жизнь.
«Ты помнишь, какой красивой была той осенью, Катарина? Мы осторожно пробирались вдоль Стонгона, стараясь, чтобы нас не заметили, а потом лежали рядом в здании насосной станции. Мы топили старый камин, и нам было тепло. Мы с тобой играли в лето, я гладил тебе спину и делал вид, что смазываю ее кремом для загара».
Новые снимки.
Падает снег. Она сидит у окна в Скугсо и видит человека, направляющегося к запертым воротам замка со стороны леса.
«Ты захотела, чтобы я встретился с твоими родителями, — продолжает голос. — Я приехал, как мы с тобой и договорились, после обеда 31 декабря. Сначала добирался автобусом, а потом шел через лес мимо поля. Я увидел окруженный рвом замок на невысоком холме, у его подножия теснились деревья, словно отодвинутые невидимой могучей рукой.
Я прошел по мосту, перекинутому через ров, и заметил странное зеленое свечение в черной воде.
Твой отец открыл ворота. Он посмотрел на меня и сразу понял, зачем я пришел. Ты тоже меня увидела и поспешила ко мне навстречу. И тогда твой отец закричал, что никогда, никогда этот тип не переступит порога его дома. Он ударил меня, и я побежал вниз по склону замкового холма.
Он гнал меня по мосту через ров и бил зонтиком. А ты кричала, что любишь меня. Я все бежал и бежал, я думал, что и ты побежишь следом. Но когда оглянулся у самой поляны, я не увидел тебя. Замковый холм был пуст, но ворота не заперты. Там стояла твоя мать, Беттина, мне показалось, что она улыбается».
Перед глазами Катарины возникают новые снимки.
Она видит себя у дверей замка. Вот она взбегает по лестнице и бросается на постель. Вот она стоит рядом с отцом. Вот поправляет у зеркала макияж.
«Замолчи! — хочется закричать ей. — Замолчи!»
Но она не может вымолвить ни слова, а голос продолжает.
«Я пришел на вечеринку, ты была там. Я помню Фредрика, он слишком много пил и высоко задирал нос. Я как будто перестал существовать для тебя. Ты даже не смотрела в мою сторону, и это сводило меня с ума. Я пил, стараясь забыться, я танцевал, обнимался с разными девицами, каждая из которых хотела меня. Потом я взял с собой в машину Ясмин, девушку, учившуюся с тобой в одном классе, только для того, чтобы заставить тебя ревновать.
Я хотел почувствовать себя хозяином положения, поэтому и сел за руль, остальное не имело для меня никакого значения. А потом, в поле, на снегу, залитом кровью, я умолял Юнаса Карлссона сказать, что за рулем сидел он, и пообещал ему за это весь мир.
И знаешь, он сделал все так, как я просил. И я понял, что смогу получить в этой жизни все, что пожелаю, если буду достаточно беспринципен и беспощаден. И тогда наконец замолчат газонокосилки, преследующие меня во сне.
И только ты одна оставалась теперь для меня недоступной, Катарина. Как и я для тебя. В ту новогоднюю ночь я умер и заново родился».
Катарина видит снимок разбитого автомобиля. Вот похороны, девушка в инвалидном кресле. Потом перед ней возникает фотография какого-то человека на офисном стуле, сидящего к ней спиной. Снимок за снимком — перед ее глазами проходит чья-то жизнь.
«И когда я купил Скугсо, — продолжает голос, — я хотел вдохнуть жизнь в то, что давно уже умерло. Но это было более безнадежное предприятие, чем поиски философского камня.
Я стоял в воротах, к которым не решался приблизиться столько лет. Я бродил по комнатам, раздевшись по пояс, я кожей чувствовал холод этих каменных стен».
Снимки исчезают. Перед Катариной зеркало, она видит свои глаза, на которые наворачиваются слезы.
59
Линчёпинг, март и далее
Йерри прислоняется к стене в комнате, освещенной люстрой на сто три свечи. Он чувствует кожей шероховатый и острый камень, поворачиваясь к нему то спиной, то грудью. Эта стена похожа на поверхность далекой враждебной планеты. Прямо перед ним висит картина, изображающая женщину и мужчину с кремом для загара в руке.
Йерри ходит из комнаты в комнату, их здесь бесконечное множество. И еще в замке много телефонов. Йерри садится у стены и, глядя на украшающее ее живописное полотно, повторяет про себя номер Катарины, как мантру. Она так и не позвонила ему — должно быть, злилась за то, что он купил Скугсо. Но и Йерри не стал возобновлять старые отношения. Вместо этого он всерьез занялся своим новым приобретением: для работ в замке нанял мастеров самых разных специальностей, пересмотрел контракты с крестьянами-арендаторами. Он ездит в Линчёпинг к проституткам, которых отыскивает в Интернете; нередко это женщины средних лет, готовые сами платить деньги за удовлетворение своих невероятно высоких сексуальных запросов.
Вечерами, а иногда и по утрам, он выезжает осматривать свои владения: черный осенний ландшафт, пустые поля с одинокими деревьями и домами — землю, связанную с его прошлым, настоящим и будущим.
Временами ему чудится странный зеленый свет, отражающийся в воде замкового рва. Он установил по его берегам зеленые фонари, как бы в ответ на это странное явление природы.
Иногда Йерри стоит у ворот и ждет, не покажется ли ее автомобиль, не раздастся ли телефонный звонок. Но все напрасно. Сам он никогда не решится приблизиться к Катарине еще раз — его удерживает страх, который он не в состоянии переступить.
Как-то раз Йерри получил странное письмо, написанное от руки. Он читал его на кухне ранним осенним утром, когда за окном лил унылый холодный дождь. Прочитав, скомкал листок, решив про себя, что пора наконец со всем этим покончить.
60
1 и 2 ноября, суббота и воскресенье
Малин медленно поднимает штангу.
Сейчас она одна в тренажерном зале, и, если не справится с весом, у нее может лопнуть гортань. И тогда конец всем проблемам. Она больше не будет ни дышать, ни любить.
Семьдесят килограммов. Это больше, чем весит она сама. Малин выдержала десять подходов и сейчас отдыхает, положив штангу на опоры.
«Янне только что учил меня жить. К черту его науку!
Или он все-таки прав?
Я хочу попросить прощения у Туве, хотя, мне кажется, сейчас лучше оставить ее в покое.
Как я могла?»
Малин взмокла от пота, словно была под дождем. По стеклам маленьких окошек у самого потолка стекают струи воды.
