Джон Тренейл - Шпионы «Маджонга»
Саймон посмотрел на него налитыми кровью глазами.
— Джордж, речь идет о моих акциях учредителей. Двадцать самых ценных в мире акций. Они — сама удача, само счастье. Кто угодно пойдет на что угодно, чтобы наложить на них руки. И вообще, ты-то на чьей стороне?
Джордж Форстер хотел напомнить председателю Совета директоров, что в 1985 году именно он был против того, чтобы закладывать акции на каких бы то ни было условиях, но сдержался, сказав только:
— Я на твоей стороне. На стороне компании.
Саймон отвел глаза в сторону.
— Прости.
Форстер некоторое время обиженно молчал.
— Ты еще не говорил с Советским Коммунальным? — спросил он наконец.
— Да. Я дозвонился до Тана после ленча. Он был очень официален. Сказал, что в понедельник доложит о случившемся членам правления.
— Москве, иными словами.
— Чертовски верно. Борисенко. КГБ… Джордж, я просто не могу поверить в случившееся! Ты говоришь, что интернациональные банки не занимаются такими вещами, и в целом я склонен тебе верить, но мы с тобой никогда не имели дела с организацией, за которой стоит КГБ. Кто знает, на что они способны?
— У нас есть и пара своих козырей, не забывай об этом.
— Что ты имеешь в виду?
Джордж помешкал.
— Ну, я не уверен, что все правильно понял, но… Насколько я понял, документы, которые ты послал в Советский Коммунальный банк, были оформлены неверно.
— Да. Чтобы быть действительными, они должны быть подписаны в присутствии члена магистрата, который заверил бы мою подпись.
— Но этого не было. Так называемая заверочная роспись была произведена Люком Сен-Каем…
Пока Форстер говорил, Саймон кивал головой в такт его словам со все возрастающим нетерпением.
— Да, да, я знаю, что ты хочешь сказать: раз документы оформлены неверно, то банк не может рассчитывать на них.
— Вот именно.
— Но я-то не уверен в том, что это так! Банкиры никогда не выдадут кредита, пока не проверят дважды, трижды все, что касается залога. Так почему же они дали нам деньги, Джордж?
— Не понял?
— Вспомни тот день, когда пришли первые поступления из Советского Коммунального; разве уже тогда тебе не показалось все это неестественным? Как Тан мог пропустить такой бросающийся в глаза дефект в залоговых документах? Что это — простая небрежность?
— А что еще это могло быть?
— Я скажу тебе, что. Предположим, что прежде, чем Тан сумел изучить посланные ему документы, была произведена подмена. Предположим, что Цю со своей бандой первым успел заполучить их.
— Цю?
— А кто еще мог бы это сделать?
— Да, но ведь мысль о том, чтобы послать фальшивые документы банку, принадлежала в первую очередь Цю. Ты говорил это мне! В тот самый день, когда ты вернулся из Пекина, ты сказал: «Цю предложил послать им фальшивки», именно таковы были твои слова…
— Да, все верно, но кто еще из тех, кого мы знаем, имеет хоть малейшие навыки в подделке документов? Скажу тебе, Джордж, все это начинает сводить меня с ума. — Он грохнул по столу кулаком. — Если мы потеряем поддержку Питера Рида, у нас будут серьезные проблемы. Очень серьезные проблемы…
Форстер обратил внимание на вымотанный вид Саймона и покачал головой.
— Уже почти шесть. Ты все равно не сможешь ничего сделать сегодня вечером. Ты испытал сильное потрясение и весь вымотался. Поезжай домой, поешь, отдохни.
Мозг Саймона так же, как и его тело, был истощен. Он знал, что существует ответ на слова Джорджа, но ответ этот никак не приходил ему в голову. Когда Джордж снял трубку телефона и заказал машину, Саймон не стал возражать. Внезапно из всех желаний у него осталось лишь одно: доползти домой, к своей семье и впервые за день поесть по-человечески.
Когда он появился, вся семья уже собралась за обеденным столом. Мэт первым заметил усталого отца, появившегося в столовой.
— A-а, тайпань вернулся с мельницы, которая мелет деньги! — радостно воскликнул он.
— Предполагаю, что тебе не нравится делать деньги, — сумел улыбнуться Саймон.
— Как это не нравится, Господи Всемогущий! Ведь я же Юнг, не так ли? Я хочу делать деньги, целую кучу.
— Думаешь, у тебя получится?
— Да. У меня твоя деловая хватка, твоя безжалостность, но нет твоей высокой морали. Между прочим, это, должно быть, жутко мешает тебе.
— Ну что ж, добро пожаловать. У меня найдется для тебя работа в Гонконге.
Мэт разразился смехом.
— Этот дрянной Гонконг! Я в этом вопросе солидарен с теми, кто уже лег на крыло, и тут не останусь, — сказал он.
Ах, подумал Саймон, какими жестокими иногда бывают молодые.
— Ой, Бобовый Росток, помолчи немного. — Диана выглядела озабоченной. — Па, как прошел день? Есть новости?
— Никаких новостей. — Саймон улыбнулся ей. Сейчас и здесь не могло быть ни взрывов, ни трупов, ни угрозы разорения, заглянувшей семье в лицо. — Ты же знаешь правило, Ди. Никаких дел за столом.
Диана надулась, но промолчала. Напряженность всегда чувствовалась в атмосфере этого дома. Детям пора бы уже привыкнуть к этому, а если еще нет, то им придется привыкать.
А-Кам подала Саймону блюдо с дымящейся снедью:
— Здесь рыба, цыплята с карри, жареная печенка и овощи. Всего понемногу…
— Да, спасибо. И принеси мне виски, пожалуйста. — Он улыбнулся Джинни, сидевшей за круглым столом напротив него. — День был трудный.
— Ты выглядишь уставшим. — Ее лицо было почти таким же усталым, как и у него.
— А я и есть такой. Не стоит волноваться по этому поводу, дорогая. — Едва заметно покачав головой, он дал понять, что не следует говорить об этом при детях. — Мы выживем.
А-Кам принесла виски. Услышав слова Саймона, она фыркнула и вмешалась:
— Босс, тебе надо позаботиться, чтобы выжила вот эта твоя дочь.
Саймон постарался отбросить все свои проблемы и снова стать частью семьи. Он повернулся к Диане.
— Что это с тобой?
— Ничего, па.
— Ты ничего не ешь, — насела на нее А-Кам. — Тощая, как проволока.
— Тощая, как бобовый стручок, — так Мэт меня обозвал. Я толстею. Я жирная.
— Жирная, ха! Да кто из мужчин захочет взглянуть на тебя, такую длинную и тощую! Ты хочешь мужа-китайца?
— Конечно. И еще хочу немного твоего черного бобового соуса.
А-Кам задержалась в дверях, пользуясь предоставленной свободой высказаться на правах прислуги, прослужившей в семье больше двадцати лет.
— Китайские мужья очень хорошие, бывают и очень богатые. Но надо выбирать мужа старше себя.
— Почему это, А-Кам? — полюбопытствовала Джинни, прощая служанке вольность в обращении.
— Будет закрывать глаза на ее любовников, а может, скоро умрет и оставит ей все свои деньги.
— Но как же это, А-Кам! — с укоризной воскликнула Диана. — Я не хочу, чтобы он умер!
— А что скажешь насчет меня? — спросил Мэт. — Где собираются китайские девушки?
— Ваньчай, — с готовностью сообщила А-Кам.
Мэт подобрал последние рисинки из своей чашки и ухмыльнулся, глядя на отца.
— Думаю, я наведаюсь туда завтра вечером, па. Не хочешь составить компанию?
— Очень дорогое удовольствие, — задумчиво ответил Саймон. — Лучше провести это через статью представительских расходов.
Мэт расхохотался.
— Ловлю тебя на слове!
Джинни, нахмурившись, посмотрела на А-Кам.
— Чего тебе нужно? Стоишь здесь и слушаешь, будто нечем заняться!
— Ладно-ладно, — заворчала А-Кам. — Когда ты станешь старая, тебе тоже, может быть, захочется отдохнуть иногда. Конечно, слушаю!
— Я чувствую себя обделенной, — недовольно сказала Диана. — Ведь должно же существовать равенство полов во всех отношениях. А какой аналог веселого вечера в Ваньчай можно придумать для скромной английской девушки? Пожалуйста, придумай что-нибудь и для меня.
Дверь за А-Кам уже закрывалась, но, заслышав эти слова, служанка тут же вернулась в столовую, отважно встретив строгий взгляд Джинни.
— Слишком молода, — сказала А-Кам. — От молоденьких девушек ничего, кроме неприятностей.
— Верно, — поддержала Джинни. — И хватит об этом, А-Кам.
Удостоверившись, что служанка удалилась окончательно, она повернулась и заметила:
— Может быть, она и права, Диана. Гонконгские тайтай говорят: «Сначала выйди замуж, а потом уж делай то, что тебе нравится».
— И что это означает?
— Это означает «срезать созревший плод» — охмурить своего миллионера.
Диана озорно рассмеялась.
— А что ты посоветуешь Мэту?
Джинни постаралась выглядеть серьезной.
— Старший сын поначалу — это «зеленый овощ», то есть молодой мальчик, девственник, что очень ценится женщинами постарше. Они его и срезают. Разумеется, он якобы остается неискушенным довольно много раз, в зависимости от того, через сколько зрелых женщин он пройдет. А затем превращается в «короля зубочисток», так как переключается на девушек и меняет их, как зубочистки… Совершенно очевидно, что у меня отвратительные дети.