Кирилл Гольцов - Остановка последнего вагона
Шофёр что-то сказал, и я обернулся к Лене, которая, мотнув головой, пояснила. — Он говорит, что чем выше мы поднимаемся, тем больше вулканического камня можно наблюдать по обочинам.
— То есть уже сюда дотекала лава? — спросил я, пытаясь отвлечься и переключиться на что-то более простое и понятное.
— Конечно. Ты же видел, что она спускалась даже в море, а это очень приличное расстояние отсюда, — отозвался Анатолий, комфортно расположившийся на переднем сиденье. — А вообще когда я был здесь в первый раз, то сначала думал, что чем выше, тем должно становиться холоднее. Мы ехали на небольшом экскурсионном автобусе, где над водителем висела электронная панель, попеременно показывающая время и температуру. Кажется, моё предположение начало подтверждаться — стало прохладнее на пару градусов, но когда мы оказались у подножья горы, то температура почему-то вернулась в норму.
— Интересно, и мне всегда казалось, что чем выше, тем точно холоднее, — задумчиво протянула Лена, потягиваясь. — А ещё я смотрела в Интернете фотографии с очень красивыми островками мха, которые есть где-то на Этне. Мы же их увидим?
— Да, конечно — когда будем подниматься на фуникулёре, вид откроется потрясающий, — кивнул Анатолий, вовремя хватаясь за широкую ручку над собой, когда машина резко вильнула на повороте. — А вообще даже не поднимаясь вверх там можно увидеть, если я не ошибаюсь, пару замечательных кратеров. Кстати, вокруг них тоже есть этот мох и обещаю, что если мы все вместе будем спускаться с Этны после всего, то обязательно пройдёмся по нему, и вы всё увидите собственными глазами!
— Честно говоря, если всё пройдёт хорошо, я буду готов смотреть на всё что угодно и просто радоваться жизни, — натянуто усмехнулся я. — Не хочу предаваться каким-то плохим мыслям, но разве вы не чувствуете, что мы приближаемся к чему-то, что призывает и не похоже, чтобы так вот просто отпустило?
— Да, что-то такое есть, — произнесла Лена, передёргивая плечами. — Я сначала думала, что это просто страх, но ты прав, здесь нечто большее. Словно зловещая воронка, по которой мы сейчас кружимся на машине, постепенно сужая круги и приближаясь к самому страшному месту — центру.
— Но согласитесь, пока всё вовсе не так уж и плохо!
Анатолий хлопнул ладонями по коленям.
— И у меня есть замечательная идея. Если ничего не изменилось, то у подножья, недалеко от билетных касс, должна быть кафешка, где можно разжиться приличным, но не очень дорогим вином — около пятидесяти евро за бутылку — и выпить за успех нашего дела. Как вам?
— Думаю, это мысль, — согласилась Лена. — А то, честно говоря, без допинга я уже готова распахнуть дверь, выпрыгнуть на ходу и куда-нибудь просто брести, не обращая внимания на последствия.
— Вот и ладно. Кстати, вот мы уже и подъезжаем. Этна, си? — обратился Анатолий к водителю, показывая куда-то за поворот, и тот быстро закивал головой, что-то сбивчиво говоря.
— Он сказал, что побывать на Сицилии и не увидеть Этну — значит не быть здесь совсем. Как-то примерно так, — пояснила Лена, и мы притормозили возле небольшого деревянного помоста.
Анатолий достал из кармана пачку зелёных евро и отсчитал водителю шесть сотенных бумажек, отчего у того буквально полезли на лоб глаза. Он что-то забормотал восхищённым тоном, обтирая шею и, наверное, ещё долго потом будет рассказывать про каких-то ненормальных русских туристов, которые так раскошелились безо всякого видимого повода. Мне такая сумма тоже показалась явно неадекватной, и я невольно вспомнил старый советский фильм «Человек-амфибия», где Ихтиандр, впервые попав в город, рассчитался подобным образом с продавцом рыбы, тот убегал с криками «сумасшедший миллионер» или как-то так.
— Зачем так щедро? — спросила Лена, когда мы вышли из машины и оказались рядом с величественной горой, вокруг которой всё было уныло-серым и каким-то разочаровывающим, состоящим из невообразимого наслоения небольших камней.
Нечто подобное было у нас на школьной площадке в коробке, где мы одно время играли в футбол, а ездившая невдалеке поливальная машина от души сдабривала водой похожую на уголь хрустящую поверхность. Понятно, что во время игры многие падали и сразу же все оказывались вывоженными в маркой грязи, а мои родители после второго такого случая вообще запретили мне туда ходить, чему я был несказанно рад. Так и сейчас — представлялось вполне вероятным, что начавшийся дождь мгновенно превратит всю эту махину в бурлящий котёл грязи, которая, обрушившись с неимоверной высоты, раздавит нас или заставит задыхаться, барахтаясь в этой массе, чувствуя, как в горло, нос и уши заливается отвратительная жижа. Да, пожалуй, я был немного разочарован, так как после всех разговоров ожидал увидеть перед собой нечто обворожительно-красивое, но никак не подобную серость.
— Всё просто: по сто евро за каждого человека, который сейчас должен быть с нами, но по каким-то причинам, не смог, — ответил Анатолий, разминая руки. — Или, если угодно, двойная цена за каждого из нас — предоплата за поездку обратно. Может быть, вы скажете, что я немного спятил, но на самом деле мне кажется правильным, что именно сейчас, перед неизвестностью, мы в той или иной степени обыгрываем изначальную цифру «шесть», которая, если я не ошибаюсь, символизирует силу!
— Что-то я не очень понимаю цепочку твоих рассуждений, но это, как любили выражаться некоторые из моих подруг, кажется прикольным, — улыбнулась Лена. — Ты как считаешь, Кирилл?
Я неопределённо пожал плечами, а сам подумал, что при всей кажущейся странности в этом, несомненно, что-то такое есть. Более того, я сам когда-то находил некую символичность и судьбоносность в подобном, когда, например, слал поздравительное сообщение на двадцатипятилетние именно в двадцать пять минут первого ночи или предпочитал класть на баланс сотового телефона не пятьсот, а пятьсот пятьдесят пять рублей. Со временем, правда, подобные фантазии отошли, потеряв былую актуальность, но и сейчас я считал, что в этом было что-то правильное, содержалась пусть и неясно выраженная, но идея. В конце концов, люди делают гораздо более странные вещи, и ничего — иногда это даже действительно помогает.
— Да ну вас — судя по твоему, Кирилл, лицу, ты ничего здесь такого и не видишь, — надула губы Лена. — Что же, рада, что, по крайней мере, среди нас троих, я остаюсь трезвомыслящим человеком. Пусть и тем, который ужасно боится. Поэтому — кто там говорил что-то про бутылку вина «на удачу»? Где оно?
— Вот сюда, конечно, — улыбнулся Анатолий и слегка подтолкнул меня вперёд, когда мы поднимались по невысоким деревянным ступенькам к небольшой кафешке с вытянувшимися узкой полоской бледно-красными пластмассовыми столами и стульями.
— Выпьем! — кивнул я и почувствовал небольшую боль, сжимающую сердце, почему-то сразу подумав об инфаркте и волнении, которое, видимо, ещё никогда не достигало у меня этого предела. — И пусть всё будет хорошо!
Глава XIII
ЭТНА
Фуникулёр оказался просто гигантским, особенно в сравнении с тем, на котором мы поднимались в Таормину. При этом кабинки были очень уютные — всего на шесть человек, что показалось мне весьма примечательным и прямо в тему. Мы комфортно уселись на пластиковые сиденья и любовались открывающимся видом. Собственно, он был однотипен, хотя и захватывал дух своей масштабностью — горы, валуны, слой серо-красноватых камней, сливающихся в песочную массу, и отдельные яркие островки необыкновенно красиво мха. Едва я их увидел, сразу понял, что именно об этом говорила Лена, и такая достопримечательность действительно завораживала, хотя возможно, только потому, что была здесь единственной из всего привычного.
— Сейчас я смотрю на это и невольно вспоминаю свой сон, который видел незадолго до нашей с вами сегодняшней встречи, — задумчиво произнёс Анатолий. — Вы никогда всерьёз не задумывались над тем, чтобы бросить курить?
Я неопределённо пожал плечами, а притихшая Лена просто промолчала. Она пребывала в таком состоянии с тех пор, когда мы действительно неплохо посидели в простенькой кафешке у самого подножья Этны и распили бутылку великолепного красного вина. Пожалуй, ничего лучшего я не пробовал в жизни или просто чувствовал и воспринимал всё несколько иначе перед таящейся неизвестностью. Один мой знакомый, ожидая со дня на день ареста за какие-то экономические махинации, признался мне, когда мы поздно ночью засиделись у него на кухне, что только теперь начал по-настоящему ценить самые простые вещи, начиная с возможности самому пойти в туалет или вымыть руки когда вздумается. Я тогда не совсем его понял и даже немного начал опасаться, что из-за алкоголя и потрясения перед вполне возможным длительным тюремным заключением у него немного поехала крыша, однако теперь в полной мере смог понять и оценить нечто подобное.
