Лоран Ботти - Проклятый город. Однажды случится ужасное...
— Не слышал о таком, — проговорил Бертеги.
— Полиция привлекала его к сотрудничеству, как раз по «делу Талько». Я и сам пару раз с ним встречался. Он был… в плохом состоянии. Кажется, ему и до того приходилось сталкиваться с семьей Талько, и вот их пути снова пересеклись… Он многое знал и о них, и о Лавилле, и о других вещах… Он был главой дижонского бюро судебной медицины, когда начались первые аресты.
— Был? А сейчас он чем занимается?
— Ничем. То есть… он в таком состоянии, что может только читать или сидеть в Интернете. Он… почти овощ.
Глава 41
— Ты ни к чему не притронулась, дорогая… С тобой все в порядке?
Опаль посмотрела на свою тарелку с тремя фрикадельками и картофельным пюре и со вздохом ее отодвинула.
— У меня что-то нет аппетита, — пробормотала она.
Жавотта де Сулак поджала губы. После смерти ее племянника и отъезда его родителей — через три недели после самоубийства — трапезы в обществе племянницы были мрачны, словно поминальные. Это ощущение усиливалось тем, что проходили они в огромной семейной столовой, заставленной старинной, очень дорогой и очень мрачной мебелью, — здесь вполне могла резвиться компания детей из какого-нибудь романа графини де Сегюр во время ежегодного семейного праздника.
— У тебя никаких проблем, я надеюсь?
Опаль покачала головой, но этот бессловесный ответ, конечно же, не обманул тетку. Однако та ничего не сказала, и ее молчание можно было истолковать примерно так: разумеется, нельзя ожидать от бедной девочки, что она будет танцевать на столе всего через три недели после того, как ее брата нашли мертвым с обвязанным вокруг шеи мусорным мешком, и родители позволили ей лишь на пару секунд подойти к гробу.
— На десерт Жозефа сделала пирожные с заварным кремом, — сказала она вместо этого со слабой надеждой в голосе, словно просила: посиди со мной еще немного.
— Ничего, если я пойду к себе? — спросила Опаль.
Тетка печально улыбнулась.
— Да, конечно… но…
Она не закончила фразу. Опаль поняла, что для нее эти последние недели тоже были ужасными. Жавотта любила племянника и теперь, во время встреч с племянницей в столь мрачной атмосфере, должно быть, вспоминала всю свою жизнь, столь же радостную, как длинный коридор без единой двери, — особенно в течение последних двадцати лет, с того момента, как жених, которого она ждала у алтаря, в фате и с букетом, неожиданно решил «выйти за сигаретами» за десять минут до начала брачной церемонии и не вернулся.
— Мне надо делать уроки… Но, если хочешь, я снова спущусь через час.
Не дожидаясь ответа, Опаль спрыгнула с высокого резного стула и почти побежала к лестнице; легкое ощущение вины все же преследовало ее, пока она поднималась на второй этаж, перепрыгивая через две ступеньки. На втором этаже она вошла в свою комнату; это был настоящий маленький розовый будуар, который ей очень нравился, — хотя в последнее время ей казалось несколько… неподобающим жить в «комнате Барби» для маленькой девочки, ведь она уже практиковала маленькие удовольствия «юной особы» — курила, целовалась с мальчиками… разговаривала с мертвыми.
Едва переступив порог, Опаль задернула шторы, зажгла весь свет, осмотрела шкафы, заглянула под кровать с той же энергией, как немного раньше, придя домой, проделала то же самое в гостиной, столовой и всех остальных помещениях, куда предполагала сегодня зайти. «Что ты там ищешь?» — недоуменно и с видимым подозрением спросила тетка, но Опаль ничего не ответила — поскольку ничего не искала: она лишь хотела убедиться, что из шкафа, или из-за кресла, или откуда угодно прямо на нее не выпрыгнет гримасничающий жуткий призрак с красными глазами.
Да, страх снова вернулся: с того момента, как она рассталась с Бастианом, его уверенность и обаяние уже на нее не действовали. Конечно, он пытался убедить ее, что никак не причастен к сегодняшним… «демонстрациям» во время спиритического сеанса, но она знала, что на предыдущих сеансах, в которых ей доводилось участвовать, никогда не случалось ничего подобного. Она знала, что никогда не забудет сегодняшней сцены, подробности которой навсегда запечатлелись в ее памяти: разлетающийся вдребезги бокал, квадратики с буквами, резко взметнувшиеся в воздух, а потом, когда все закончилось, медленно опадающие на пол, словно сухие листья или хлопья снега… И слова: БЕЛЫЕ ТЕНИ. Так же как и Бастиан, она ощущала присутствие этих теней. Их жестокость. Их страх. Они были почти осязаемы… Захваченная хаотичным водоворотом собственных эмоций, Опаль все же поняла, что происходит некая борьба между детьми из Лавилль-Сен-Жур и
их палачами?
во всяком случае, какими-то взрослыми. Несмотря на попытки Бастиана успокоить ее, Опаль не могла отделаться от мысли, что где-то, совсем рядом с ней, пусть даже за пределами видимого, материального мира, происходит борьба жертв, одержимых жаждой мести, и палачей, пытающихся заставить их замолчать навсегда. При мысли об этом ее сковывал страх, от которого подкашивались ноги, а внутри все сжималось в тугой, болезненно пульсирующий узел. Словно одержимая, она повторяла про себя одно и то же: как я теперь буду жить, после всего что узнала, после всего что увидела, с этим вечным, неисчезающим страхом внутри?
Подробный осмотр комнаты ни к чему не привел. Никаких теней — ни белых, ни черных… ни зеленых.
Опаль с некоторым облегчением вздохнула, пытаясь подавить острый укол чувства одиночества в груди. Ее взгляд упал на компьютер.
Она села за стол, включила компьютер и открыла «аську». Бастиана не было. Это ее слегка разочаровало, но в то же время и порадовало: она хотела поговорить с ним, но точно не знала, что написать. «Бастиан, мне страшно…», «Бастиан, я тебя люблю…»? Оба эти утверждения были правдивыми, но ведь в таких вещах мальчикам не признаются, не так ли?.. Особенно сразу в двух…
Опаль злилась на себя. Ужасно. Сегодняшнее — это все из-за нее…
Клинг!.. Новое послание.
Посмотрев на имя, она оцепенела. Еще раз перечитала его, чтобы убедиться, что не спит — точнее, что не провалилась в кошмар, где Фредди Крюгер может выпрыгнуть прямо из монитора в любой момент…
Ей показалось, что она резко падает куда-то вниз, а потом парит в невесомости. Она уже не чувствовала ни своего тела, ни кресла под собой.
Перечитав сообщение еще раз, Опаль невольно вскрикнула от ужаса.
TofK on line.
TofK — это был логин Кристофа.
Ее брат только что связался с ней по Интернету.
Глава 42
Николя Ле Гаррек выбрал удачное место — уютный и стильный ресторанчик в глубине одного из переулков исторического центра. Поскольку это была пешеходная зона, им пришлось выйти из машины и пройти пешком оставшуюся часть пути под аккомпанемент приглушенного эха своих шагов по неровной брусчатке и узким лестницам, которые, казалось, уходят в никуда.
— Именно поэтому я и предложил за вами заехать, — пояснил Ле Гаррек. — Сами видите, эти центральные переулки — настоящий лабиринт.
— А я подумала, что это специальная уловка, чтобы дойти пешком до ресторана под руку со мной, — с иронией сказала Одри, удивляясь собственной бесцеремонности. — Оказывается, вот в чем дело: вы сочли меня идиоткой, даже не способной самостоятельно найти дорогу по карте!
Они засмеялись громким и в то же время немного искусственным смехом, как те, кому во что бы то ни стало нужно расслабиться после тяжелого дня. Но так и есть, подумала Одри: Ле Гаррек утром похоронил мать, а сама она всего лишь пятнадцать минут назад видела Антуана, наблюдающего за ее окнами с парковки у дома.
Однако она пообещала себе, что оставит все свои проблемы у порога ресторана, чтобы в этот вечер вернулось то ощущение интимности, которое возникло между ней и Николя Ле Гарреком совсем недавно, на террасе дома Рошфоров во время вечеринки. Войдя в зал, Одри бегло оглядела обстановку: старинные толстые балки под потолком, современный дизайн, приглушенный оранжеватый свет.
— Вот так здесь все меняется, — заметил Ле Гаррек, когда они пересекали зал. — Потихоньку, легкими штрихами… Хотя город сохраняет в себе что-то неизменное, что составляет его особый шарм, он все же слегка модернизируется, на свой лад.
Одри кивнула, садясь за столик: посетители действительно соответствовали заведению, представлявшему собой нечто среднее между претенциозным рестораном и шикарным кафе, — точно такую же публику можно было встретить в Париже или в любом другом мегаполисе мира — поклевывающую салаты и потягивающую «Абсолют» с лимонным соком.
— Как вы узнали об этом месте после такого долгого отсутствия? — спросила Одри после того, когда официант — невероятно худой и передвигающийся так, словно он скользил над полом на воздушной подушке, — положил перед ними два меню.
