Во тьме безмолвной под холмом - Дэниел Чёрч
Ясно, что сказала бы ей Элли: сколь бы кошмарными и неестественными ни казались эти твари, они не что иное, как существа из плоти и крови, так что крест и Христово имя страшны им не больше, чем голодным волкам. Но с другой стороны, с ними можно сражаться и убивать их. В кои-то веки Милли надеялась, что Элли права, а она ошибается.
Впрочем, в данный момент это не имело значения. Милли поняла это в самые темные часы перед рассветом, когда даже Эрни заснул. Она подняла глаза и увидела тварей, столпившихся на лужайке. Они подобрались вплотную к самой границе света от костра и стояли плечом к плечу, ряд за рядом. Их было несколько десятков. Возможно, даже сотни.
Утром, при свете дня, она будет помогать всем, кто остался в живых. Она поймет, что нужно делать, и все сделает как должно. А до тех пор будет защищать тех, кто спит у этого костра. Ее друзей, ее соседей.
Поэтому она смотрела в огонь, а не на тварей, его окруживших, и молилась, сомневаясь как никогда в жизни, что молитвы будут услышаны.
Время от времени Милли проверяла Мэдлин Лоу, но она уже сделала для викария все возможное. Сейчас Мэдлин боролась с травматическим шоком, кровопотерей и холодом. Если она со всем этим справится, у нее неплохие шансы – при условии, что обойдется без заражения крови; дай-то Бог, чтобы антисептиков оказалось достаточно.
– Милли?
Она вскинула голову: чуть не заснула! Эрни Штазёлек сел, протирая глаза. Он посмотрел на свои наручные часы:
– Ты что, не спала все время? Приляг, я подежурю.
Милли чуть было не отказалась. Она почти убедила себя в том, что Господь сохранит Ноэлю жизнь, если она не уснет до рассвета, но Господь не торгуется. Все в мире происходит по воле Его. А если это уже не так, она сама не пойдет на сделку с тем, что Его заменило.
– Спасибо, – сказала Милли и улеглась на боковую.
Серым холодным утром она проснулась первой. К этому времени костер почти догорел, лишь янтарные угольки мерцали в кострище. Опустевшая голая лужайка блестела: снег растаял, а потом схватился ледяной коркой. Зато твари убрались, во всяком случае, пока.
Ночью дом сгорел. Милли смутно помнила исходившие от него жар и чад. Но теперь дым тянулся прямо в небо, и на том спасибо. Оконные рамы почернели, обугленный остов оранжереи торчал из кучи пепла и растекшегося пластика. Пожар на этом закончился: два последних дома в Падубовом ряду уцелели, хоть и зияли выбитыми окнами и дверьми. Милли сомневалась, что внутри остался кто-то живой, но там могут найтись хотя бы продукты или медикаменты.
Она аккуратно подложила в костер пару полешек – тепло-то все равно нужно, – подползла к Мэдлин, проверила температуру и пощупала пульс на горле: слабый, но ровный.
Милли подумала, не разбудить ли остальных, но решила, что не стоит. Пусть отдохнут, а она пока насладится тишиной. Ей всегда нравилась тишина. Обычно Милли вставала задолго до Ноэля: посидит немного с книгой – и на прогулку. Блэкфилдский парк и Падубовый лес подходят для этого как нельзя лучше. Или подходили…
Закоченев от холода и сна на голой земле, Милли с минуту потопала на месте, разминая затекшие мышцы, после чего направилась к одному из уцелевших домов.
– Ау-у? – позвала она, не ожидая ответа и не получив его. Обнаружив пятна крови на ковре в гостиной, рядом с опрокинутой кружкой и подсохшим пятном от кофе, она наспех помолилась за жильцов, где бы они сейчас ни были, и переключилась на насущные проблемы. Она собрала все постельные принадлежности и одеяла, какие смогла найти, и сложила на кухне. Еще она отыскала чай, кофе, сахар, сухое молоко и, что самое приятное – чайник на плите. Проверив кран на кухне, она с удивлением обнаружила, что вода все еще идет. Впрочем, у тварей нет причин перекрывать воду. Если они собрались вернуться сегодня ночью, вряд ли кто-то в Барсолле проживет достаточно долго, чтобы страдать от жажды.
Милли вынесла одеяла на улицу, укрыла товарищей, поставила чайник кипятиться среди углей и вернулась в дом за кружками и чайными пакетиками. Заваривать чай перед концом света. Абсурд. Но что еще ей остается?
Когда она вернулась, Элли уже сидела и терла глаза.
– Привет.
– Доброе утро, ранняя пташка. Чайку?
Пожилые супруги, жившие в другом уцелевшем доме, были постоянными пациентами Милли, оба хроники. От них не осталось никаких следов, даже крови, но Милли не сомневалась, что они находились дома и у них не было ни единого шанса, когда твари к ним вломились. Муж страдал травмой колена, которая то обострялась, то проходила; Милли нашла таблетки кодеина, а также инвалидное кресло, которое он использовал во время обострений, – и то и другое пригодится Мэдлин. Что еще лучше, в гостиной была дровяная печь, так что группа могла перебраться в дом. С выбитыми дверьми и окнами все равно жутко холодно, зато безопаснее, чем на лужайке.
Эрни с благодарностью выхлебал чай, а затем поднял ружье.
– Мне пора.
Милли, конечно, знала, куда он идет.
– Хочешь, кто-нибудь пойдет с тобой? – Эрни покачал головой. – Надеюсь, с ними все хорошо.
Кивнув, Эрни прошел через коридор и вышел через выбитую входную дверь.
– Ну что, какие планы? – спросила Шарлотта.
С мгновение Элли казалась растерянной и беспомощной, но быстро взяла себя в руки.
– Мы обыщем деревню. Найдем выживших. После этого… – Она умолкла, задумавшись. – Вариантов два. Первый: все, что здесь происходит, локализовано, а значит, помощь где-то рядом, надо лишь до нее добраться. Второй…
– Мы одни, – закончила Кейт. Шарлотта сжала ее руку.
– Да. А это значит, что придется позаботиться о себе самим. В основном нам понадобятся еда и топливо.
– И вот это вот все. – Шарлотта поплотнее закуталась в одеяло.
– Этого добра точно хватит, – заверила Милли. – Бог знает, остался ли еще кто-нибудь. – Нельзя так думать. Они не могут быть единственными выжившими. Должны быть и другие. Ноэль. Она даже не могла вспомнить, что сказала ему в последний раз. Наверняка что-нибудь легкомысленное. Даже не «береги себя» и уж тем более не «я тебя люблю».
– Самое главное, – сказала Элли, – мы должны подготовиться к наступлению ночи. Не знаю, как вы, но я уверена, что они вернутся.
– О, они вернутся, – заявила Кейт Бек. – Упорства им не занимать.
– Ну ладно. – Милли встала. – Нам
