Возраст гусеницы - Татьяна Русуберг
— Мед… ведь… — выдохнула она со всхлипом, давясь смехом. — Твои штаны… на жопе…
Я машинально схватился рукой за зад… и понял, почему так ощутимо холодило булки. Старенькие джинсы разошлись по шву. Треснули по среднему шву до самого пояса — скорее всего, когда я вытягивал Машу из машины. И пока я возился со спальником, она любовалась моими труселями с синими якорьками — мне их еще мама покупала.
Я пожалел, что не разбился насмерть.
9
Странно, но эпизод со штанами разрядил возникшее между мной и Машей напряжение. Без этого, думаю, мы бы еще долго обвиняли друг друга в аварии и препирались, пока плелись пешком оставшиеся до Броуста пять километров, обещанные дорожным указателем. Вместо этого Мария стойко тащила сумку с рюкзаком, то и дело похихикивая без видимой причины. А когда отставала и оказывалась позади меня, хихиканье переходило в приступы безудержного, до слез, хохота. Хотя джинсы я еще у машины переодел — благо в рюкзаке лежали запасные.
Сначала я хмурился, смущался и ворчал, переживая, что так по-идиотски разбил «фольксваген». Но чем дальше мы уходили от него, тем больше я проникался комизмом ситуации, и вскоре уже мы оба сотрясались в приступах смеха, словно парочка конченых психов. По крайней мере, люди в проносившихся мимо машинах точно так думали и объезжали нас по широкой дуге.
— Как, по-твоему, что подумает тот, кто найдет твою тачку, а там — штаны? — утирая слезы и задыхаясь, простонала Маша.
— Что водитель хм-м… мощно пернул? — предположил я, и она чуть на асфальт не повалилась в новом приступе гогота.
— Не просто мощно, а эпично, так, что колеса — в кювет, а водила — ката… катапа… Ой, не могу больше, щас упаду!
— Катапультировался, — закончил я за Машу и придержал ее за локоть, давая отдышаться.
В общем-то повод для радости действительно был. Ведь все могло закончиться для нас обоих очень плачевно. А так я отделался порванными джинсами, а Маша — шишкой над правым ухом и ушибленным плечом. Правда, еще она ударилась о стекло бровью и скулой, и теперь сбоку у глаза постепенно расплывался набирающий яркость фингал.
Пересмеиваясь, мы потихоньку добрались до Броуста и улицы, где жил дядя Вигго.
При безжалостном свете дня его домишко выглядел совсем жалким и заброшенным. Все, от гнилого дерева заборчика до грязных окон и рваного брезента, через который проросла трава в палисаднике, говорило о том, что хозяин давно махнул рукой на то, где и как он живет.
— Ну и бомжатник, — скривилась Маша, разглядывая заваленный хламом карпорт и позеленевшие от плесени пластиковые стулья, валяющиеся ножками кверху на заросшей сорняком лужайке. — Думаешь, он дома?
Я пожал плечами:
— Понятия не имею.
— Ладно, — вздохнула Мария и поправила ремень сумки на плече. — На месте разберемся. Только не шуми пока, понял?
Я молча скользнул в палисадник вслед за ней, стараясь не хлопнуть калиткой. Нервно огляделся по сторонам. Повода для паники не было: улица утром понедельника словно вымерла. Соседи на работе, дети в школе. Рай для домушника.
— Маша… — Я тронул ее за рукав.
Она отмахнулась, пытаясь разглядеть внутренность дядиного жилища через мутное стекло и просветы в баррикадах коробок из-под хлопьев и пиццы, выстроившихся на подоконнике.
— Мы же не собираемся… — попытался я снова привлечь ее внимание.
— Тише ты! — прошипела она раздраженно, но все же повернулась ко мне. — Как ты, говоришь, попал туда в прошлый раз? Через задний ход?
— Через веранду, — поправил я. — Но…
— Веди! — неумолимым тоном велела Мария.
Я вздохнул и побрел за угол дома. Раздвижная дверь веранды стояла по-прежнему открытой. Маша обошла меня и заглянула внутрь, стараясь не задеть косяк спортивной сумкой.
— Твой Дядюшка Ау что, воронами питается? — прошептала она.
— Почему воронами? — удивился я, но тут заметил, что девчонка смотрит на птичий скелет, так и лежащий на бетонном полу. — Это, по-моему, дрозд.
Маша хмыкнула, наморщив нос.
— И… это не дядя! — поспешил я оправдать родственника. — Это кот. Черный, здоровый. И агрессивный.
— Этот, что ли?
Действительно, черный с бурыми подпалинами зверь, шерсть которого из-за колтунов торчала кисточками, вызмеился из дома в приоткрытую дверь и направился к Машиным ногам, задрав хвост.
— Осторожно! — Я быстро отступил на шаг назад, стараясь ничего не свернуть рюкзаком.
Кот зажмурился и начал тереться о джинсы Марии, громко урча и оставляя на светлой ткани клочья черного меха.
— Славная киса, — засюсюкала девчонка, сняла сумку с плеча и склонилась над кошаком, чтобы почесать его за ухом.
— У него наверняка блохи, — прошипел я, косясь на застекленную дверь.
Раз она открыта, значит, Вигго все-таки тут? И что нам теперь делать?
— Ноа, это ты? — донесся внезапно из глубины дома хриплый голос. — Заходи, не стесняйся.
Мы с Машей переглянулись.
— Ну иди, чего стоишь? — подтолкнула она меня ко входу в дом.
Я набрал побольше воздуха в легкие, будто под воду нырять собрался, и открыл ведущую на веранду дверь.
— Значит, это подружка твоя? — Вигго перевел насмешливый взгляд с меня на Машу, крутя в не слишком чистых пальцах сигарету. — А у тебя есть вкус, парень.
В гостиной было полутемно из-за занавесок на окнах и толстого слоя пыли, покрывавшего стекла изнутри. Все выглядело примерно так же, как в мой прошлый визит. Разве что вместо газеты и табака на журнальном столике стоял заляпанный, но вполне себе современный ноут, крышку которого дядя захлопнул, как только мы вошли. Да еще кот не исчез в саду, а развалился на покрытом его же шерстью паласе у Машиных ног и закатил глаза от блаженства, когда она стала почесывать его бок носком кеда.
— Спасибо, — мило улыбнулась она дяде и кокетливо заправила за ухо дреды, демонстрируя во всей красе наливающийся грозовой лиловостью фингал.
Что это с ней? Такой я ее еще не видел. Неужели пытается понравиться моему родственнику?
Вигго ответил на улыбку, оскалив желтые зубы.
— И давно вы вместе? — Он повернулся ко мне, сунув сигарету
