Дин Кунц - Скорость

Принадлежало заведение Джекки О'Харе. Толстый, веснушчатый, добродушный, он для всех был другом и добрым дядюшкой.

И не имел ни малейшего желания видеть свое имя на вывеске.

В детстве Джекки хотел стать священником. Хотел помогать людям. Вести их к Богу.

Время научило его, что он не может обуздать даже свой аппетит. Еще молодым он пришел к выводу, что будет плохим священником, а вот этого ему как раз и не хотелось.

Его чувство собственного достоинства нисколько не страдало от того, что ему принадлежало чистенькое и спокойное питейное заведение, он испытывал удовлетворенность от своих достижений, но полагал, что выносить собственное имя на вывеску — потакание тщеславию.

По мнению Билли Уайлса, из Джекки выщел бы прекрасный священник. Каждому человеку трудно обуздать свои аппетиты, но редко кому свойственны человечность, мягкость, осознание собственных слабостей.

Таверна «Виноградные холмы». Таверна «Под сенью вязов». Таверна «При свете свечей». «Придорожная таверна»…

Завсегдатаи часто предлагали названия для таверны. Джекки находил их предложения неудачными, неподходящими, а то и просто глупыми.

Когда во вторник Билли приехал на работу в 10:45, на стоянке находились только два автомобиля, Джекки и Бена Вернона, дневного повара блюд быстрого приготовления.

Выйдя из «Эксплорера», Билли оглядел низкие, иззубренные холмы на другой стороне шоссе. Темно-коричневые там, где велись строительные работы, светло-коричневые, где солнце выжгло зеленую по весне траву.

«Пирлес Пропертис», транснациональная корпорация, строила там курорт высшего класса, который назвали «Виноградной страной», на участке площадью в девятьсот акров. Помимо отеля с полем для гольфа, тремя бассейнами, теннисным клубом и прочими удобствами, на территории велось строительство 190 коттеджей, каждый стоимостью во много миллионов долларов, для тех, кто привык серьезно относиться к своему досугу.

Ранней весной заложили фундаменты. Теперь поднимались стены.

Гораздо ближе, чем будущие дворцы на холмах, менее чем в сотне футов от шоссе, на лугу близилось к завершению строительство гигантского скульптурного сооружения. Высотой в семьдесят футов, длиной в сто пятьдесят, трехмерного, из дерева, выкрашенного в серый цвет с глубокими черными тенями.

В соответствии с традициями арт-деко, скульптура представляла собой стилизованный образ мошной техники, включая колеса и приводные тяги паровоза. Были там и огромные шестерни, и странные механизмы, и много чего другого, никак не связанного с поездом.

Гигантская стилизованная фигура мужчины в рабочем комбинезоне находилась в той части панно, которая вроде бы являла собой паровоз. Наклонившись, словно под сильным ветром, мужчина пытался то ли повернуть одно из колес, то ли его руки случайно попали под колесо и теперь его затягивало туда целиком.

Движущиеся части скульптурного сооружения пока еще не двигались, однако они уже создавали убедительную иллюзию движения, скорости.

Спроектировал это чудо знаменитый художник и скульптор по имени Валис (фамилии не было), и теперь он строил его с командой из шестнадцати рабочих.

Скульптурное сооружение символизировало суетность современной жизни, где индивидуума сокрушали силы общества.

В день открытия курорта Валис собирался поджечь свою скульптуру и спалить ее дотла, символизируя свободу от безумного темпа жизни, которую представлял собой новый курорт.

Большинство жителей Виноградных Холмов и окрестных городков подсмеивались над скульптурой и, когда называли ее искусством, словно брали это слово в кавычки.

Билли, наоборот, скульптура нравилась, а вот в намерении сжечь ее смысла он не находил.

Тот же художник однажды привязал двадцать тысяч наполненных гелием красных шариков к мосту в Австралии, чтобы создалось впечатление, что шарики держат мост на весу. С помощью дистанционного управления все шарики взорвались одновременно.

В том проекте Билли не понимал ни самого «искусства», ни необходимости его взрывать.

Не будучи критиком, он, однако, чувствовал, что это скульптурное сооружение или низкое искусство, или высокое ремесленничество. А сжигать его… смысла нет, все равно что ожидать, когда какой-нибудь музей отправит в костер полотна Рембрандта.

Но в современном обществе его ужасало столь многое, что он и не думал переживать из-за такого пустяка. Впрочем, в ночь сожжения не собирался наблюдать за этим действом.

Он вошел в таверну.

Воздух наполняли запахи специй. Бен Вернон готовил соус «чили».

За стойкой Джекки О'Хара проводил инвентаризацию спиртного.

— Билли, вчера вечером ты не видел специального выпуска по «Шестому каналу»?

— Нет.

— Ты не считаешь, что сообщения о НЛО и похищениях людей инопланетянами требуют специальных выпусков новостей?

— Я занимался резьбой по дереву под музыку.

— Этот парень говорит, что его забрали на материнский корабль, находящийся на околоземной орбите.

— Что в этом нового? Об этом говорят постоянно.

— Он говорит, что группа инопланетян провела ему практологическое обследование.

Билли толкнул дверцу, ведущую за стойку.

— Все они так говорят.

— Я знаю. Ты прав. Но я этого не понимаю, — Джекки нахмурился. — Представители высшей инопланетной цивилизации, в тысячи раз более разумные, чем мы, пролетают триллионы миль, пересекают межзвездное пространство, и все для того, чтобы заглянуть кому-то из нас в зад? Они что, извращенцы?

— В мой они никогда не заглянут, — заверил его Билли. — И я сомневаюсь, что они обследовали прямую кишку этого парня.

— Но ему можно верить. Он — писатель. Я хочу сказать, и до этой книги он опубликовал несколько других.

Билли достал из ящика фартук, завязал на талии.

— Публикация книги — не повод доверять человеку. Гитлер тоже публиковал книги.

— Правда? — спросил Джекки.

— Да.

— Тот Гитлер?

— Ну, я говорю не про Боба Гитлера.

— Ты смеешься надо мной.

— Посмотри в библиотеке.

— А что он писал? Детективы или что-то еще?

— Что-то еще.

— А этот парень писал научную фантастику.

— Ты меня удивил.

— Научную фантастику, — повторил Джекки. — К счастью, то будущее, о котором он писал, так и не реализовалось. — С рабочего столика он взял маленькую белую миску, недовольно фыркнул. — Мне что… уменьшить Стиву жалованье за перерасход продуктов?

В миске лежали от пятнадцати до двадцати черенков вишен, все завязанные узлом.

— Посетители находят его забавным.

— Потому что наполовину пьяны. В любом случае, он прикидывается забавным парнем, но на самом деле он не такой.

— У каждого свое представление о том, что забавно, а что — нет.

— Я про другое. Он только прикидывается весельчаком, которому все легко и по барабану.

— Другим я его не видел, — заметил Билли.

— Спроси Селию Рейнольдс.

— Это кто?

— Живет рядом со Стивом.

— У соседей особые отношения, — напомнил Стив. — Нельзя верить всему, что они говорят.

— Селия говорит, что он буйствует у себя во дворе.

— Что значит… буйствует?

— Она говорит, сходит с ума. Рубит вещи.

— Какие вещи?

— Скажем, стул из столовой.

— Чьей?

— Своей. Рубил его, пока не превратил в щепки.

— Почему?

— Рубил и сыпал ругательствами. Вроде бы срывал злость.

— На стуле?

— Да. И он рубит топором арбузы.

— Может, он любит арбузы, — предположил Билли.

— Он их не ест. Рубит и рубит, пока не остается ничего, кроме отвратительного месива.

— И при этом ругается.

— Совершенно верно. Ругается, рычит, ревет, как зверь. Превращает арбузы в месиво. Пару раз набрасывался на кукол.

— Каких кукол?

— Ну, ты знаешь, женщин, которых выставляют в витринах.

— Манекены?

— Да. С ними он расправлялся топором и кувалдой.

— Где он брал манекены?

— Понятия не имею.

— Что-то тут не так.

— Поговори с Селией. Она тебе все расскажет.

— Она спрашивала Стива, зачем он это делает?

— Нет. Боится.

— Ты ей веришь?

— Селия — не лгунья.

— Ты думаешь, Стив опасен? — спросил Билли.

— Вероятно, нет, но кто знает?

— Может, тебе лучше уволить его?

Брови Джекки взлетели вверх.

— А если потом он окажется одним из тех парней, которых показывают по ти-ви? Придет сюда с топором?

— В любом случае что-то тут не так. Ты ведь сам до конца в это не веришь.

— Я верю. Селия трижды в неделю ходит к мессе.

— Джекки, ты всегда шутишь со Стивом. Он тебя смешит.

— С ним я постоянно держусь настороже.

— Я этого не заметил.

— Держусь. Но не хочу быть несправедливым по отношению к нему.

— Несправедливым?

— Он — хороший бармен, делает свою работу, — на лице Джекки отразился стыд. Пухлые щеки покраснели. — Не следовало мне так говорить о нем. Завелся вот из-за этих черенков вишен.