Дин Кунц - Скорость

Бывало, что шептала слова, которые тревожили его, от которых по коже бежали мурашки:

 «избитый, в синяках, задыхающийся,

 кровоточащий

 кровь и огонь

 топоры, ножи, штыки

 красное в их глазах, в их бешеных глазах».

Но в голосе, которым произносились эти слова, не чувствовалось ужаса. Барбара шептала их точно так же, как все остальное.

Тем не менее они пугали Билли. Он волновался, а не попала ли она, впав в кому, в какое-то темное и страшное место, где ощущала себя в западне и совсем одинокой.

На лбу появились морщинки, она заговорила снова:

— Море…

Когда он это записал, последовало:

— Что оно…

Тищина в комнате сгустилась, словно набившиеся в нее призраки остановили всякое движение воздуха.

Правая рука поднялась к губам, как будто хотела пощупать слова, которые слетали с них.

— Что оно продолжает говорить?

Это была самая связная фраза, произнесенная Барбарой за годы комы, да и никогда во время его визита она не говорила так много.

— Барбара…

— Я хочу знать, что оно говорит… море.

Рука спустилась к груди. Морщинки на лбу разгладились. Глаза, которые двигались под веками, пока она говорила, застыли.

Билли ждал, рука замерла над блокнотом, но Барбара молчала. Тишина все сгущалась и сгущалась, пока Билли наконец не почувствовал себя доисторической мухой, замершей в янтаре.

Она могла так лежать часы, дни, вечность…

Он поцеловал ее, но не в губы. Такого позволить себе не мог. Ее щека была мягкой и холодной.

Три года, десять месяцев и четыре дня прошло с того момента, как Барбара впала в кому, а еще месяцем раньше приняла от Билли обручальное кольцо.

Глава 4

Вдоль дороги, у которой находился дом Билли (стоял он на участке площадью в акр, заросшем черной ольхой и кедрами), жили еще несколько семей, так что он не мог наслаждаться уединением в той же степени, что и Лэнни.

Соседей своих он не знал. Наверное, не стал бы с ними знакомиться, даже если бы их дома смотрели окна в окна. И его весьма радовало отсутствие любопытства с их стороны.

Первый владелец его дома и архитектор, похоже провели немало времени над проектом, потому что дом представлял собой некий гибрид между бунгало и коттеджем, какие строят в горах. По очертаниям вроде бы он более всего походил на бунгало, но обшивка из кедра, посеребренного временем, и переднее крыльцо с мощными стойками, которые поддерживали крышу, определенно принадлежали коттеджу.

В отличие от многих других домов, которым смешение стилей не шло на пользу, этот выглядел очень уютным. Особенно с диким виноградом, увивавшим стены.

Гараж стоял отдельно, за домом, в нем же Билл устроил столярную мастерскую.

Поставив «Эксплорер» в гараж и закрыв ворота, Билли через двор направлялся к дому, когда вдруг с крыши гаража заухала сова.

Никакая другая сова ей не ответила, но Билл подумал, что услышал, как пискнула мышь, и 6yквально почувствовал, как шебуршатся они в кустах, должно быть, бежали к высокой траве, которая poсла за пределами двора.

На него навалилась усталость, мысли путались. Остановившись, Билли глубоко вдохнул, смаю воздух, пропитанный ароматом коры и иголок кедра. Этот резкий запах прочистил голову.

Нельзя сказать, что Билли к этому стремился. В этот вечер мог бы и обойтись без ясности в мыслях. Он пил редко, но сейчас ему хотелось осушить бутылку пива или стаканчик виски.

Звезды выглядели очень уж жестокими. Да eще они и ярко сверкали в безоблачном небе, но он почему-то буквально физически ощущал их жестокость.

Ни ступени, ни половицы заднего крыльца не скрипели. Ему, как и Лэнни, хватало времени, чтобы следить за домом.

На кухне все шкафы и полки он смастерил сам. Из вишневого дерева. Пол выложил темными гранитными плитками. Столешницу подобрал под цвет того же гранита.

Просто и чистенько. В таком же стиле он намеревался отделать весь дом, но потом энтузиазм куда-то подевался.

Он достал из холодильника бутылку «Гиннесса», налил в большую кружку, добавил бурбона. Если уж он хотел выпить, то отдавал предпочтение такому коктейлю.

Телефон зазвонил, когда он готовил сэндвич с копченой колбасой.

— Алло?

На другом конце провода не отреагировали, и тогда Билли повторил:

— Алло?

В другой раз он бы подумал, что его не слышат, но не в этот вечер. Точно знал, что на том конце провода его слышат, и очень хорошо.

Слушая тишину в трубке, Билли достал из кармана отпечатанное послание. Развернул и разгладил на столешнице.

Из трубки не доносилось даже треска статических помех, не говоря уж о дыхании звонившего. С другой стороны, если ему звонил мертвяк, то он уже и не дышал.

Шутником был этот человек или убийцей, свою задачу он видел в том, чтобы запугать. Вот Билли и не стал в третий раз повторять «алло».

Они слушали молчание друг друга, словно могли почерпнуть из тишины какую-то важную информацию.

Примерно через минуту Билли задался вопросом: а может, он лишь вообразил себе, что на другом конце провода кто-то есть?

Если он действительно «говорил» сейчас с автором записки, бросить трубку первым было бы ошибкой. Такое поведение этот человек мог расценить как проявление страха или, самое меньшее, как демонстрацию слабости.

Жизнь научила его терпению. А кроме того, он не боялся показаться глупцом в собственных глазах. Поэтому ждал.

И когда связь разорвалась, он явственно услышал щелчок, доказывающий, что на том конце провода положили трубку. Лишь после щелчка пошли гудки отбоя.

Прежде чем вновь заняться сэндвичем, Билли обошел все четыре комнаты дома, заглянул и в ванную. На всех окнах опустил жалюзи.

За кухонным столом съел сэндвич и два маринованных огурца. Выпил вторую бутылку пива, уже без бурбона.

Телевизора у него не было. Развлекательные шоу вызывали зевоту, новости не волновали.

Так что пообедал он в компании собственных мыслей. Сэндвич съел быстро.

В гостиной одну стену от пола до потолка занимали полки с книгами. Большую часть жизни Билли много читал.

Интерес к чтению угас тремя годами, десятью месяцами и четырьмя днями раньше. Взаимная любовь к книгам, к литературе во всех ее жанрах и свела его и Барбару вместе.

На одной полке стояло собрание сочинений Диккенса (все книги с одинаковыми корешками), которое Барбара подарила ему на Рождество. Диккенса она обожала.

В эти дни он испытывал настоятельную потребность чем-то себя занять. Сидение с книгой вызывало у него тревогу. Он чувствовал себя уязвимым.

Помимо этого, в книгах хватало будоражащих идей. Они побуждали думать о том, что тебе хотелось забыть, и хотя мысли становились непереносимыми, заглушить их не было никакой возможности.

Резной деревянный потолок появился в гостиной, потому что Билли требовалось как-то занять себя. Каждую панель украшал резной орнамент, а по центру располагалась веточка с листочками, вырезанная из белого дуба, цветовое пятно на красном дереве панели.

Такие потолки не подходили ни бунгало, ни коттеджам. Билли это не волновало. На реализацию этого проекта у него уже ушли месяцы, а работы еще предстояло много.

В кабинете потолок украшала еще более изощренная резьба, чем в гостиной. Билли не подошел к столу, где стоял давно уже не используемый компьютер. Сел за верстак с разложенными на нем столярными инструментами.

Здесь также лежали и заготовки из белого дуба. Из них он собирался вырезать украшения потолочных панелей в спальне. Там еще не было и панелей.

На столе стоял проигрыватель компакт-дисков и два маленьких динамика. Билли включил проигрыватель.

Резал дерево, пока не заболели руки и перед глазами не поплыли круги. Тогда выключил музыку и пошел спать.

Лежа на спине в темноте, уставившись в потолок, который не мог увидеть, ждал, пока глаза сами закроются. Ждал.

Услышал какой-то шум на крыше. Что-то скреблось по кровельным плиткам. Должно быть, сова.

Сова не заухала. Возможно, енот. Может, кто-то еще.

Он посмотрел на светящиеся цифры электронных часов на прикроватном столике. Двадцать минут первого.

 «У тебя есть шесть часов. Выбор за тобой».

Утром все будет хорошо. Все всегда было хорошо. Ну, не так чтобы совсем хорошо, но и не так плохо, чтобы не хотелось жить.

 «Я хочу знать, что оно говорит, море. Что оно продолжает говорить?»

Несколько раз он закрывал глаза, но без толку. Обычно сон приходил, лишь когда они закрывались сами.

Он смотрел на часы, когда «12:59» переменилось на «1:00».

Записку, которую сунули под «дворник» на лобовом стекле, он нашел в семь вечера. Шесть часов прошло.

Кого-то убили. Или нет. Конечно же, нет.

Под скрежет когтей совы, если это была сова, он заснул.

Глава 5

Таверна не имела названия, точнее, названием было ее функциональное назначение. На вывеске, закрепленной на вершине столба, который стоял у поворота с шоссе на обсаженную вязами автомобильную стоянку, значилось только одно слово: «ТАВЕРНА».