Клювы - Максим Ахмадович Кабир

С Колегиным, преподавателем геологии, у него были хорошие отношения. Михаил Валентинович отличался покладистым нравом, любил пошутить, а в прошлом семестре просто так поставил Диме зачет.

Дима думал минуту и сказал:

– Колегин.

Торжественная ухмылка озаряла его лицо. Хитрый Герман был уверен, что он выберет противного старика, а старик и впрямь преставится не сегодня-завтра.

«Что, философ, не ожидал?!» – злорадствовал Дима.

Герман, впрочем, не выказал разочарования. Вежливо попрощавшись, он скрылся в толпе.

Следующая их встреча состоялась в тот же день, вечером.

Философ врезался в Диму у библиотеки. В коридоре, кроме них, никого не было.

– Как?! – прошипел Бахтин, ударяя кулаком по стене в сантиметре от немытой головы.

– Вы сами выбрали.

– Как, черт возьми?! – рычал Дима Бахтин, – Он умер прямо на лекции, на моих глазах! Стоял человек, и вдруг – раз – на полу! Да ему же тридцать пять исполнилось, какой инсульт?!

Герман развел руками. Дима снова стукнул кулаком по стене:

– Ты мне тут не кривляйся! Ты знал, знал, что он умрет. Ты за ними следил, да? В больнице справки навел или еще как? Ты псих, я прав?

Философа слова Димы не огорчили. Он кротко улыбался уголками рта, и мимические морщины собирали в складках черные угри.

– Да иди ты! – Дима плюнул Герману под ноги. – Не хочется возиться.

Он решительно зашагал по коридору, но остановился, услышав:

– Вы должны выбрать.

– Чего?! – Дима не верил своим ушам. – Думаешь, у тебя девять жизней, а?!

Бахтин угрожающе двинулся на философа.

– Если вы не выберете, умрут оба кандидата. Таковы правила. Извините, что не сказал вам раньше.

Дима с удивлением обнаружил, что гнев его испарился куда-то. Он просто стоял, недоуменно хлопая ресницами.

– Говори, – приказал он тихо.

– Вы должны выбрать. Ваша мать или ваш отец.

Повисла пауза. В тишине было слышно, как за дверями библиотеки шуршат книжные страницы. Вдруг Дима расхохотался.

– Ах ты, чертов идиот! Мама или папа, говоришь? Это очень просто. Я выбираю папу. – Он перестал смеяться и посмотрел на Германа испепеляющим взглядом. – Мой отец умер, когда мне было три года, козел.

На следующий день Дима позвонил домой. Голос мамы звучал подавленно.

– Ты что, плакала? – напрягся Дима. – Что произошло?

– Да так. Умер один близкий мне человек.

Сердце Димы бешено колотилось. Катя, лежащая на постели рядом, погладила его по руке, но он отдернулся и выбежал в коридор.

– Кто?

– Ты не знал его, – печально ответила мать.

…На факультете философии не числился ни один студент с именем Герман. Зато такой студент сидел на лавочке возле университета. Грязные волосы, прыщи, ветхая футболка с надписью The Cure.

Дима без слов заехал ему в живот. Герман переломился пополам и закашлял.

– Кто ты такой? – Дима наклонился к Герману так близко, что видел серную пробку в его ухе.

– Важно, кто ты, – ответил Герман, тяжело дыша. Страха в его голосе не было. И это не на шутку испугало Диму.

– Я хочу, чтобы эта встреча стала для нас последней. Если я еще раз тебя увижу…

– Не увидишь. – Герман расправил плечи и убрал с глаз грязную прядь. – Ты сделаешь последний выбор, и игра закончится. Я уйду.

Кулак Бахтина врезался философу в скулу, отбросив его на спинку лавочки. Слюна брызнула изо рта, несколько прыщей лопнуло. По бугристой коже потек розовый гной. Герман смиренно улыбнулся.

– Умрут оба, – напомнил он.

Замахнувшийся было Бахтин опустил руку. В памяти всплыли слова матери, когда она призналась ему во всем: «Люди говорят, он болел. И я вроде бы помню, что он действительно болел, а вроде бы и не помню. Как будто память затолкали в мой мозг насильно».

Герман улыбался.

– Кто? – хрипло спросил Дима.

– Ты. Или твоя Катя.

Дима сжал кулаки. Ногти впились в ладони.

– Нет, нет, – повторял он, – не Катя.

– Прости… – участливо вздохнул Герман.

– Другой выбор… – прошептал Дима.

– Что?

– Ты сказал, выбор есть всегда. Я хочу выбрать другой выбор.

Герман хмыкнул, почесал кончик носа.

– Естественно, – кивнул он. – Эта возможность указана в Книге Альтернатив. Пункт три. Удаление кандидата. – Бахтин возликовал. Так ликуют люди, обманувшие смерть. – Какой из кандидатов не будет участвовать в выборе?

– Катя.

– Уверен? Насколько я знаю, вы встречались шесть месяцев. Не так много, чтобы применять третий пункт.

– Ты сам сказал: неважно почему. Я делаю выбор.

– Конечно, конечно, – улыбнулся Герман. – Катя выходит из игры.

Бахтин подозрительно прищурился:

– Что теперь, хитрый ублюдок? Заменишь ее моей мамой, да?

Герман даже обиделся, услышав такое предположение:

– Что ты! Никакой замены не предусмотрено.

– То есть?

– То есть кандидат номер два выбыл из игры. Ты – единственный кандидат.

Мир закружился перед глазами. Дима сел на скамейку.

– Я умру?

– Конечно.

– А как же выбор?

– Вы сможете его сделать.

Герман поднялся и положил ладонь на плечо Бахтина:

– Вы смертельно больны. И уже давно. От чего вы умираете? От СПИДа или от рака? Учтите, со СПИДом вы сможете протянуть достаточно долго. С раком ваши сроки сокращены до минимума.

Герман прикрыл веки, вспоминая Катю. Он никогда не выбрал бы ее. И никого другого – если бы он только знал, что это не шутка.

– Рак, – сказал он пересохшим ртом.

– Выбор сделан. – Герман поклонился. – Спасибо, было приятно поработать с вами.

Дима хотел послать философа куда подальше, но не нашел в голове нужных слов. Вместо слов и образов там были лишь расплывающиеся оранжевые пятна. Дима коснулся своей лысой головы. Волосы его выпали еще полгода назад, после курса химиотерапии. Он сидел на лавочке, трогая череп, провожая взором худого длинноволосого парня.

На ступеньках университета ждала кого-то беременная девушка.

– Можно мне отвлечь вас на секунду?

На этом заканчивался рассказ. Маринка целовала его в губы («Да ты – талант!»), мама безразлично хмыкала, глава жюри поднимался на сцену с призом.

«Где сейчас Маринка, где тот бородатый писатель, где моя мать?»

«Выбор…» – прошептал Корней. Слово отдавало кровью – благородной, но кровью.

За окнами темнело.

Работник издательства выполнял обязанности некоего карающего существа, выбирая между собственной жизнью и жизнью всех остальных.

Глядя в потолок, он принял решение.

Переднее колесо выписывало восьмерки, норовя сбросить наездника в кювет. Филип крутил педали, привстав, вцепившись в прорезиненный руль. Ветер обдувал волосы. Зеркало усеяли мушиные точки и сколы, потемневшая амальгама обманывала зрение, населяя пройденный путь шустрыми тенями. Мерещилось, что над разделительной линией скользит в вихре огненных кудрей мертвячка, отдаленно похожая на Яну.

Ветер таскал деревья за гривы, приносил морось. Облака эмигрировали в Польшу. Солнце клонилось к горизонту, золотя пасторальный пейзаж.

Филип ехал на северо-запад. Искал автомобиль.

Мысль, что в его отсутствие дачу навестят ракшасы, сверлила мозг. Оксана и Камила спали беспробудным сном, две куколки в коконах залатанных одеял.

Бог весть, что им снилось.

«В одиннадцать, – сказала тварь, – Солнечный Король придет к маятнику».

Молодой Филип потешался над королями и называл себя анархистом.

…Закат насыщал красным окна фермерских домов. Они выглядели покинутыми. Филип притормозил у ворот, открытых створками наружу. Что там