Клювы - Максим Ахмадович Кабир

Горящие люди падали с моста на паром и ползли, пачкая сажей и ошметками горелой кожи палубу.

Корней едва успел добежать до унитаза. Его вырвало нугой, орехами и желудочным соком.

Слезы капали на ободок.

Он включил душ и долго намыливался под струями.

В семнадцать лет он написал рассказ, победивший на областном конкурсе. Сочинил под впечатлениями от первой любви и от сборника Ричарда Матесона. Называлась новелла «Временно исполняющий обязанности». Важный бородатый прозаик вручил лауреату статуэтку, крылатую Нику (отчим сломал ее, когда искал заначку в книжном шкафу).

Лучшим подарком был бы комплимент от мамы, но, прочтя семистраничный текст, она сухо заметила, что рассказ мрачный и глупый.

«Литература не приносит денег! – бросила она, прежде чем навсегда завершить любые литературные беседы с сыном. – Займись чем-то полезным».

Он внял совету. Больше не писал.

Но зачем-то хранил рукопись. Она ассоциировалась еще и с Маринкой. Бывшая подружка хвалила слог и предлагала Корнею сесть за роман.

Рассказ, понравившийся Маринке (и сонным членам конкурсного жюри), был о выборе.

Корней, не одеваясь, лег на застеленную постель. Здесь в субботу спала Оксана.

Как же далеко она теперь! Дальше дачи Альберта, дальше известных ему географических точек. Под чуждыми звездами и летящими кометами, в стране вечного сна.

Корней закурил последнюю сигарету и зажмурился.

Он вспоминал свой мрачный и глупый рассказ, восстанавливал по предложению. Словно читал его вслух Оксане.

До конца Катиной пары оставалось полчаса, и Дима Бахтин пыхтел над учебником по педагогике. Он пририсовывал рога Сухомлинскому, мысленно смиряясь с тем, что грядущая сессия станет для него последней. Родители явно переоценили интеллект сына, «поступив» его на географический факультет.

Дима тщательно вырисовывал свиной пятачок, когда появился этот парень.

– Простите, что отвлекаю, – сказал незнакомый молодой человек. Первый или второй курс. – Не могли бы вы уделить мне минутку внимания?

Дима оторвался от своих художеств.

Незнакомец был худым, угловатым, имел непримечательное лицо и серьезные проблемы с кожей. Щеки и нос покрывали разноцветные прыщи, от фиолетовых и красных до белых, готовых вот-вот лопнуть.

Как многие прыщавые юнцы, он носил длинные волосы, собранные сзади в засаленный хвостик.

– Чего? – спросил Дима.

Обычно такие вот тощие ребята избегали крепкого спортивного Бахтина, но данный экземпляр смотрел на него открыто и без опасений.

– Понимаете… – начал парень, садясь за стол. (Разговор происходил в столовой.) – Я учусь на философском факультете. Меня зовут Герман. И…

Дима не сдержал смешок.

«Герман! Как же, наверное, ровесники подтрунивают над ним, философом Германом, с этими его ужасными прыщами!»

– И, – спокойно продолжал парень, – я хотел бы попросить вас помочь мне: в качестве эксперимента ответить на несколько вопросов.

– Ну, валяй, – согласился Дима, подкупленный храбростью юнца. – Только предупреждаю заранее, я в твоей философии – дуб дерево.

– Знания здесь ни при чем. Это что-то вроде теста, и мне нужны ответы стороннего человека. Итак, эм-м…

– Дима.

– Дмитрий, представьте, что вы – Смерть.

– Смерть?!

Диме Бахтину опять стало смешно. Это выканье, это «Дмитрий» вкупе с железобетонной серьезностью философа, а теперь еще смерть какая-то.

– Смерть. Как персонифицированное явление. Как способная мыслить личность, понимаете?

Дима покачал головой.

– Ну, старуха с косой. Не обижайтесь только.

– Ладно, – улыбнулся Дима.

Когда Герман говорил, кончик его носа шевелился вверх-вниз, и вместе с ним двигался созревший, похожий на вулкан, прыщ с белой гнойной головкой.

– Так вот, вам надо выбрать одного из двух людей, чью жизнь вы прервете. Справа от нас сидит девушка.

Дима посмотрел поверх грязных волос собеседника и увидел симпатичную блондинку в розовом спортивном костюме. Девушка пила чай, уставившись в телефон.

– Это первый кандидат. Второй стоит в очереди у кассы.

Дима оглянулся:

– Который?

– Клетчатая рубашка.

Второй кандидат был толстяком с бородкой. В руках он держал два подноса, в зубах – кошелек.

– Напоминаю, вы Смерть, вы видите этих людей впервые, и вы должны отнять жизнь у любого из них.

– Стоп! – сказал Дима. Он решил немного пофилософствовать вместе с Германом. – Разве Смерть выбирает вслепую? Я думал, она приходит за тем, кто в любом случае должен умереть.

– Ерунда! – отрезал философ. – Выбор есть всегда. А значение имеют лишь численные показатели.

Дима призадумался, его взгляд перемещался от клетчатой рубашки к розовому костюму.

Герман ждал, сложив на столе бледные кисти.

– Жиртрест! – объявил Дима. – Девочка хорошенькая, пусть живет, а жиртрест…

– Объяснять не надо, – вежливо прервал его Герман. – Главное, как я уже говорил, выбор, а не его причины. Благодарю от всей души.

Парень встал из-за стола.

– Вопросов больше нет? – удивился и даже немного разочаровался Дима. Он успел войти во вкус, проникнуться вопросами жизни и смерти.

– Я задам их позже, – сказал Герман на прощание.

Дима собирался рассказать Кате о необычном тесте, но, странное дело, после ухода философа он напрочь о нем забыл. А вспомнил спустя два дня.

В фойе университета он заметил фотографию того самого толстяка. Растолкав студентов, прочитал надпись под фото: «Одногруппники и преподавательский состав выражают сожаление… бла-бла-бла… рано ушедшего Ивана Затеряева».

Сердце Димы на миг сбилось с ритма.

– Отчего он умер?

– Так ведь болел давно, – ответила конопатая студентка. – Сердечная недостаточность. Полгода в больнице лежал.

Отойдя от толпы, Дима встретился глазами с Германом. Философ сидел на подоконнике и будто поджидал его. Волосы с последней их встречи он не вымыл, прыщ на носу стал еще больше, но так и не лопнул. Футболка висела мешком. На коленях Германа лежала книга. Ричард Матесон, «Посылка и другие рассказы».

– Что за фокусы? – хмуро спросил Дима. – Как это получилось, а?

– Вы про клетчатую рубашку? – невинно улыбнулся Герман. – Вы сами выбрали.

– Ну да! Заливай мне тут. Скажи лучше, откуда ты знал, что я выберу именно его? И откуда тебе было известно, что толстяк окочурится?

– Я этого не знал. Я говорил: имеет значение только выбор.

В голосе философа зазвучали те настойчивые нотки, с которыми взрослые втолковывают детям очевидные истины.

– Чушь! – отмахнулся Дима. Он чувствовал нарастающее внутри злое возбуждение. – Парень болел, об этом знала половина университета.

– И вы?

– Да я здесь при чем?!

– Простите… – виновато вздохнул Герман. – Я не до конца пояснил вам правила игры.

Слово «игра» Диме не понравилось. «А куда делся тест?» – спросил он у себя.

– Дело в том, что смертельная болезнь появилась у выбранного уже после выбора. Как бы проще донести до вас? Выбор переписывает судьбу. Прошлое меняется. Если бы вы указали на первого кандидата, девушку, то в ее прошлом появились бы больницы, лекарства, диагнозы. Ее одногруппники помнили бы, как навещали ее с яблоками, мама знала бы имена врачей. Это делает смерть более логичной. Создает впечатление последовательности.

Бахтин некоторое время рассматривал нос философа.

– Бред сумасшедшего, – заключил он.

– Как бы там ни было, – мягко проговорил Герман, – вы должны выбрать снова.

– Я готов! – хлопнул в ладоши Дима. – Это чушь, но я хочу посмотреть, как ты будешь выкручиваться дальше.

– Изофатов и Колегин. Кого из них вы выберете?

Диме были прекрасно знакомы обе фамилии. Изофатов преподавал историю