Черный часослов - Эва Гарсиа Саэнс де Уртури
– Вы не ищете тело? – переспросил я, обескураженный. – Как так?
– Итака Экспосито не существует ни в каких базах данных, ни в официальных документах. Как мы будем ее искать? Обклеим Мадрид ее изображением и будем спрашивать: «Не видели ли вы эту покойную женщину?» – ответила мне Менсия, слегка закипая.
Эстибалис пришлось вмешаться, чтобы вернуть все в русло здравого смысла:
– Инспектор Мадариага, я пришлю вам все документы, о которых мы говорили. Будем продолжать наше сотрудничество, поскольку теперь уже точно известно, что существует связь между убийствами Эдмундо и Сары Морган. Договорились?
– Да, конечно, – отозвалась Менсия.
– Хорошо, – сказал я. – Вот что получается: известно, что Итака Экспосито мертва, но ее тело никто не ищет. И, разумеется, никто не станет разыскивать «Черный часослов» Констанции Наваррской. Но мы, по крайней мере, можем организовать ловушку для Калибана, если он позвонит в назначенный срок. Он уже не может убить мою маму, никакие его угрозы уже не страшны, так что – кто бы он ни был, – надеюсь, нам удастся его наконец поймать…
Эстибалис затаила дыхание – она, видимо, думала, что я уже сдался.
– А я прямо сейчас отправляюсь в Мадрид, – закончил я. – Там есть много ниточек, за которые можно потянуть.
45. Дедушка Оливьер
1974 год
На следующий день директриса вызывает тебя к себе в кабинет. В школе царит настоящая сумятица в связи с предстоящими похоронами сестры Акилины. Тебе все еще трудно поверить в ее смерть. Но в то же время ты понимаешь, что для тебя все еще не закончилось, и утром ты поднялась, полная решимости.
– Итака, дон Касто Оливьер попросил, чтобы ты присутствовала при разговоре, – сообщает тебе директриса.
На этот раз лицо у нее несвежее. Она плохо спала, о чем можно догадаться по темным мешкам под глазами, чего раньше тебе не доводилось у нее видеть.
Мать Магдалена показывает тебе взглядом, чтобы ты осталась стоять, но дон Касто предлагает тебе стул рядом с собой, перед столом директрисы.
– Садитесь, юное создание. Я еще даже не знаю, как смогу отблагодарить вас за то, что вы сделали вчера для моего внука.
– Как он сейчас? – спрашиваешь ты.
– В больнице. У него химические ожоги век и щек, но сильнее всего пострадал левый глаз. Офтальмолог пока не может сказать, удастся ли ему восстановить зрение. Его роговицы несколько часов находились в контакте со скипидаром. Это какое-то зверство!
Мать Магдалена поднимает подбородок и сжимает губы. Это можно было бы принять за демонстрацию высокомерия, но ты, научившаяся за многие годы читать ее лицо, понимаешь, что она сильно напугана.
– Полагаю, все это не должно выйти за пределы школы, – замечает директриса.
– Все это уже вышло за пределы школы, – отвечает дон Касто. – Врачи обязаны информировать соответствующие органы, когда у них есть основание подозревать, что было совершено преступление. Мой внук подвергся жестокому нападению, он был связан и заперт, с кляпом во рту, в подвале этой самой школы, которую вы возглавляете.
– Все это совершил человек, которого уже нет с нами, и, между прочим, погибший в вашем саду. Что вы можете сказать по этому поводу?
Дон Касто смотрит на нее с непонимающим видом.
– Что я могу сказать? Ну, она пришла ко мне, и мы немного поговорили о книгах. Сестра Акилина оказалась очаровательной собеседницей – настоящим библиофилом и специалистом по интересующим меня книгам. Однако она сказала, что торопится, и все время смотрела в окно, дожидаясь, когда буря немного успокоится, чтобы вернуться в школу. Как я мог догадаться, что она сделала с моим внуком?
– Она ничего вам не сказала?
– Ничего, матушка Магдалена. Ничего. Она сказала только, что придет ко мне снова на следующий день, поскольку у нее имеется для меня некое важное предложение. Сделка, уточнила она. Сделка между библиофилами. Обмен одного экземпляра на другой, предположил я. Но не похищение моего внука – боже мой – не похищение! С каких пор библиофилы стали обменивать книги на людей?
На этот раз мать Магдалена хранит гробовое молчание, оставшись без аргументов.
– Полиция уже приходила, чтобы сообщить о смерти? – спрашивает дон Касто.
– Разумеется. Эта буря стоила жизни двум жителям Витории; также насчитывается дюжина пострадавших, трое из которых с довольно серьезными травмами. Аварийно-спасательные службы работали не покладая рук весь вечер и ночь, спасая людей, заблокированных даже в собственных автомобилях. Сестра Акилина скончалась от травмы головы, а одного из пожилых жителей Каско-Вьехо ветер сбил с ног и протащил по улице, в результате чего он также погиб, – сообщила директриса.
– Вернемся, однако, к тому, что касается моего наследника, – настаивает Касто Оливьер. – Я могу привлечь вашу школу к ответственности или, во всяком случае, сообщить обо всем в полицию, а это, как вы понимаете, будет означать конец для вашей общины.
– Да, это так.
– Я ничего не стану от вас требовать. По крайней мере, пока. Вам не нужен скандал, но я хочу отблагодарить эту девушку, которой хватило смелости прийти на помощь моему внуку и освободить его, – произносит дон Касто и поворачивается ко мне.
– Итака всего лишь поступила как настоящая добрая христианка – именно этому мы научили ее в нашей школе. Любая из наших учениц сделала бы то же самое, – холодно отвечает мать Магдалена.
– Однако это сделала именно она, а не кто-то другой. Я бы хотел поговорить с ее родителями, чтобы выразить им свою благодарность.
Тебя охватывает стыд, знакомый тебе с самого детства. Этот неизменный стыд, от которого нет спасения.
– У нее нет родителей, она сирота и живет при школе.
Дон Касто поворачивается к тебе.
– Сколько тебе лет, детка?
– Через двадцать дней исполнится восемнадцать, – отвечаешь ты, выразительно глядя директрисе прямо в глаза.
– И что ты собираешься делать, когда закончишь учебу? Тебе есть куда пойти?
– Есть, – отвечаешь ты, хотя это неправда.
У тебя есть деньги, но идти тебе некуда. Вплоть до этого момента ты представляла себе нечто абстрактное – «куда-нибудь, на свободу из этих стен».
Дон Касто понимает. Он слишком многое понимает.
– Вы должны дать свое согласие на то, чтобы я взял эту девушку под опеку до ее совершеннолетия – ей остается всего несколько лет до двадцати одного. И она не будет больше жить при школе. В противном случае я представлю заключения врачей и найму армию адвокатов.