Ключ к убийству - Урса Алекс
Франсуа удрученно попрощался с облегченно вздохнувшей женщиной и уныло поплелся по улице, раздумывая, что же делать дальше. Больше зацепок у него не было. Ничего, что могло бы навести его хоть на какую-то мысль о том, в какую сторону двигаться теперь. Безрезультатное копание в прошлом Анжело не дало никаких плодов. Франсуа даже не был уверен, что все это имеет отношение к убийству Ксавье Седу. Однако же, справедливо было заметить, что кто-то здорово постарался стереть прошлое Анжело. Вот только вопрос – зачем? Франсуа вздохнул. Все тщетно. Завтра он улетит в Париж, где Анжело проведет оставшуюся жизнь в тюрьме. Если, конечно, выкарабкается и у него будет эта жизнь.
Внезапно Франсуа оглушил яростный лай, и его правую ногу атаковала злобная, да к тому же невероятно старая и облезлая псина неизвестной породы. Она тряслась, косила полуслепыми глазами и норовила укусить Франсуа за голень. Понаблюдав несколько минут, как пародия на друга человечества бегает кругами, наскакивая на него и не теряя надежды цапнуть за брючину, Франсуа подавил в себе желание пнуть воняющую на всю улицу мелочь так, чтобы она отлетела от него подальше, желательно в кусты на противоположной стороне улицы, и тут услышал за своей спиной дребезжащий, но бодрый голос:
– Che schifo! Pippita! Non toccare il ragazzo! Santo Januario! Per molto tempo non ho incontrato un ragazzo così bello! Tesoro, ma il tuo culo è piccolo e duro come una noce! [13]
Франсуа подумал, что он ослышался. Потому – оглянулся вокруг, справедливо полагая, что весь этот поток комплиментов предназначен для другого человека. В конце концов, его познания в итальянском оставляли желать лучшего. Но, кроме него, на улице никого не было. Он обернулся, в немом изумлении наблюдая за приближающимся к нему недоразумением. По улице, ловко переставляя ходунки, ковыляла старушка лет, как показалось Франсуа, ста. Несмотря на преклонный возраст, старушенция была накрашена со всей тщательностью, и на ее полулысой макушке красовалась кокетливая шляпка из черной соломки с ярким цветком.
– Извините? – извинился Франсуа за что-то ошалело. – Я не очень хорошо говорю по-итальянски.
– Come pure! Il francese! Lo sapevo! [14] – беззлобно проворчала старушка и легко перешла на французский. – Я лет десять убиралась у одного французского торгового представителя. Тот еще был жук, доложу тебе. Тоже все время извинялся. Я даже специально его толкала иногда, чтобы проверить. Помер уже! – Бабка скрипуче рассмеялась и как ни в чем не бывало вручила Франсуа пакет из супермаркета: – На-ка, держи, помоги бабушке донести покупки до дома.
Франсуа молча принял пластиковый пакет, из которого во все стороны торчали стрелы зеленого лука, и покорно поплелся в указанном направлении, молясь про себя, чтобы бабка не жила на другом конце города. В этом случае он рисковал заполучить себе занятие на весь день. Но отказывать пожилой женщине было как-то неудобно.
Бабка трещала, не умолкая, но передвигалась, к счастью, на удивление шустро. Да и идти оказалось недалеко – аккурат в соседний дом, который, в отличие от предыдущего, явно сохранился в первозданном виде. Франсуа осенила догадка. Он бесцеремонно прервал старушку, которая уже пустилась в воспоминания о бравом британском генерале, с которым, судя по всему, у нее в свое время был бурный роман. По-французски она шпарила бегло, почти не делая грамматических ошибок, однако слова произносила на итальянский манер, и Франсуа потребовалось время, чтобы привыкнуть к ее ужасающему акценту.
– Бабушка, а вы давно здесь живете? – спросил он, заботливо помогая старушке взобраться на крыльцо.
– Давно, милый. Мы въехали в этот дом с Пьетро сразу как поженились. Нам тогда было по восемнадцать. Ну, доложу тебе, я была тогда красотка! Мы с Пьетро в первый же день кровать сломали. Спали потом полгода на полу, пока на новую не накопили. – Франсуа прервал словоохотливую бабушку на полуслове, покраснев от одной мысли о том, как они с неизвестным Пьетро ломали кровать, и задал еще один вопрос:
– А сколько вам лет, бабуля?
Бабка прищурилась и кокетливо шлепнула Франсуа по руке своей легкой птичьей лапкой.
– Нельзя спрашивать женщину о ее возрасте, милый! Запомни! Никогда! Тебе все равно никто не скажет правду! – И снова расхохоталась, без стеснения открывая беззубый рот.
Но Франсуа и так уже сообразил, что совершенно случайно наткнулся на бывшую соседку Анжело.
– А вы случайно не помните семью Бертолини, что жила здесь в восьмидесятых? – спросил он дряхлую кокетку.
Старушка вдруг надолго замолчала. Она задумчиво копалась в бездонных карманах своего цветастого балахона, который Франсуа не рискнул бы назвать платьем, похоже, в поисках ключей. Ее молчание было верным знаком того, что бабка находится в раздумье, ибо до этого момента она тарахтела, как пустой вагон по рельсам. Вероятно, думать и разговаривать одновременно бабка не умела. Наконец старушенция выудила огромную связку ключей и ловко нашла среди них нужный. Отперла входную дверь и лишь после этого повернулась к Франсуа с хитрой улыбкой.
– Заходи, милый, я тебя чайком напою, – ласково предложила она следователю, – и зови меня бабуля Бибиэна.
– Лучше кофе, – улыбнулся Франсуа, проходя за старушкой в дом, и чуть не упал, потому что мерзкая псина по имени Пиппита изловчилась и юркнула в дом вперед него, едва не снеся с ног.
* * *Франсуа сделал глоток кофе, и из него мигом вышибло дух. Он закашлялся, вытирая слезы тыльной стороной ладони.
– Это корретто [15], – пояснила бабуля Бибиэна, спокойно наблюдая за страданиями Франсуа, – кофе с граппой [16].
Судя по вкусу, соотношение граппы и кофе в чашке было три к одному. Франсуа поискал глазами, куда бы поставить напиток, и в результате аккуратно пристроил свою чашку на хлипкий кофейный столик. Бабуля Бибиэна расположилась в кресле напротив него, с кряхтением водрузив свои ноги в толстых синих колготках на низенький древний пуфик. Она, с удовольствием жмурясь, прихлебывала из своей чашки. Франсуа украдкой покосился на часы, отмечая, что время только одиннадцать утра, и хмыкнул про себя. Он уже собирался напомнить бабуле про свой вопрос, но она опередила его. По всей видимости, с памятью у нее был полный порядок.
– Так зачем тебе знать про семью Бертолини, милый? – спросила бабуля Бибиэна, внимательно рассматривая Франсуа.
Франсуа молча протянул старушке удостоверение, уже смирившись, что без него разговаривать с ним не хотят. Старушка ловко выхватила корочки из его руки и нацепила на нос очки, болтавшиеся на ее шее на пестром засаленном шнурке. Поднесла удостоверение к носу и удовлетворенно хмыкнула.
– Теперь понятно, – протянула она, отдавая удостоверение обратно. – Ну что ж, спрашивай.
– Так вы хорошо знали своих соседей? – Франсуа достал из кармана пиджака блокнот и карандаш.
– Очень хорошо, – кивнула старушка, – дом принадлежал еще родителям Алессандро. Его отец, так же как и он, был учителем музыки, а вот Мария была приезжей. Откуда-то с севера. Она мало что о себе рассказывала, но это было слышно по ее говору.
– Отчим Анжело был учителем музыки? – уточнил следователь, делая первую пометку в блокноте и думая про себя, что это логично, особенно учитывая способности Анжело. Значит, отчим развивал талант мальчика с малых лет. Бабушка Бибиэна кивнула и снова отхлебнула из своей чашки.
– Он руководил хором. Ты что-нибудь слышал о хоре мальчиков Святого Бенедикта? – спросила она Франсуа.
Тот порылся в памяти, но – тщетно.
– Ну да! – вспомнила бабуля Бибиэна. – Ты же француз! Хор и правда был замечательный. Они гастролировали по крайней мере два раза в год, да и сюда народ приезжал, чтобы послушать, как они пели в церкви Святого Бенедикта, тут недалеко, – показала старушка направление кивком головы. – Оттуда и название, как ты понимаешь. – Бабуля Бибиэна отпила еще своей граппы, разбавленной кофе, и продолжила: – Так вот, Алессандро был настоящим красавчиком. По нему столько девушек сохло! Святая Ульпия! А он вдруг женился на этой серой мышке Марии без роду без племени. Все только диву давались: чем она его взяла? Я одна знала правду, – старушка понизила голос, доверительно наклонилась к Франсуа и поманила его пальцем, словно боялась, что кто-нибудь услышит их разговор. Франсуа завороженно склонился к бабке. – Он женился не на Марии, а на ее детях.
