Александр ЗОЛОТЬКО - ПОКЕР НА КОСТЯХ
– Серьезно?
– Еще как. Даже привез деньги за прошедшее время.
– Деньги? – переспросила Катя.
– Его вчера нашел работодатель и снова заказал тот самый роман, – с гордостью за меня сообщил Ходотов.
– Позавчера, – поправил я его.
– Это тот, с которым ты сидел в кафе? – уточнил Пелипейченко.
– Тот.
– Видимо, ты ему очень нужен.
– Нужен, – кивнул я.
– Он тебя давно знает? – спросил Кулинич.
– Нет. Второй раз встретились.
– Он из Города?
– Судя по телефону на визитке – Киевский.
– И в Киеве никого не смог найти другого?
– Не знаю, – я действительно не знал, на чем зиждется такая нездоровая тяга уверенного в себе парня к сотрудничеству со мной. А ведь правда.
Если прошлый раз он мне пояснил, что меня не тронут, то почему теперь, когда я ясно объяснил ему, что утратил статус. У него ведь была возможность просто отвалить в сторону?
– Так о чем ты будешь писать? – во второй или третий раз спросил меня Брукман.
– Сам еще толком не знаю.
– Я ему уже говорил, – обратился к массам Пелипейченко, – невозможно сейчас говорить о войне между Украиной и Россией. Никто не выиграет.
– Никто, – с этим были согласны все, как и с тем, что такая война не имеет смысла.
Но все также были согласны, что наши обожаемые политики далеко не всегда сверяют свои действия с требованиями элементарной логики.
Мы даже потратили некоторое время на обсуждение Крымской проблемы, согласились с моим личным мнением, что может грянуть в любую минуту, но, скорее всего, пока не грянет, потому что выгоднее угрожать, чем угрозу осуществлять. И снова пришли к первоначальному вопросу: о чем тогда писать в романе?
– А ты не пиши, из-за чего началось, – порекомендовал Ходотов, – начинай сразу со второго месяца войны. Или с третьего.
– Не получится, мне нужно описать конкретно места боев, начало войны и, по возможности, ее завершение.
– Тогда поступи решительно – пара бомбардировщиков с атомными бомбами, и через час по всей Украине…
– Дурак ты, Брукман, и шутки твои дурацкие.
– А роман твой не дурацкий?
– Дурацкий. Но надо же и предел иметь. Это ж кем нужно быть, чтобы возле собственно границы, да еще почти в центре Европы устроить радиоактивное пятно? Не говоря уже о том, что с Россией сделает мировое сообщество.
– А что оно может сделать? – вопрос задал Ходотов, и все задумались.
Как-то так случилось, что команда вдруг вошла в режим обсуждения, и теперь содержание моего романа рассматривалось как вопрос, ответ на который должен быть найден в результате коллективного обсуждения.
– Россия вылетит со всех мировых рынков, и от нее отвернутся все, кто до сих пор сохраняет хоть какую-то симпатию, – я произвел вбрасывание, и процесс пошел.
Помимо экономических и политических санкций на Россию обрушивался еще и внутренний кризис, разжигаемый международной общественностью и средствами массовой информации. Миллионы жителей приграничных районов России бросились бы прочь от расползающегося района повышенной радиации, разрушая инфраструктуру и создавая хаос и неразбериху.
Субъекты федерации, до этого только шепчущие о своем желании взять столько независимости, сколько смогут унести, теперь громко заявляют о своем желании разорвать отношения с кровавым и преступным федеральным центром. И, что самое главное, их поддержат, причем, напрямую поддержат все страны во всем мире. Все, как один. И отваливать будут не национальные окраины, ингушетии и колмыкии, вернее, не только они. Прочь бросятся всякие Красноярские края, Дальние Востоки и кто там еще…
Через пять минут даже нам, знатокам, стало понятно, что победой это назвать будет трудно.
– А если это сделают террористы? – тоном провокатора спросил я, памятуя, что Толик как раз настаивал на поиске варианта, при котором очень небольшая группа людей может спровоцировать конфликт, перерастающий потом в войну.
– Фигня, – мнение было практически единогласным.
Из нас никто не представлял себе, как именно охраняют ядерное оружие и что нужно сделать для его применения, но все прекрасно понимали, что при всем нынешнем бардаке остались еще святые вещи. И ракету еще нужно будет перенацелить. Слабо верилось, что сейчас стоит на боевом дежурстве ядерная ракета, с заложенной программой накрыть Киев. Или Город. Или Львов.
Идею об ядерном фугасе, тайно провезенном из России в Украину, затоптали почти сразу же, прикинув, что излучать она будет так, что на границе ее засекут сразу же, а если надеть на нее много свинца, то миниатюрным это оружие уже не назовешь. И вообще, ядерные чемоданчики, как в свое время сообщили средства массовой информации, вещь близкая к мифической. И опять таки, один чемоданчик, или один ядерный взрыв ничего не решал, а проблемы у России возникали те же.
Залегла пауза. Свет в вагоне уже выключили, говорить приходилось шепотом, но мы и шептать перестали. Все думали, прислушиваясь к стуку колес. Ни-фи-га, выстукивали колеса. Ни-фи-га.
– А если по-другому, – предложила Катерина, – а если просто русские возьмут и подкупят…
– Всех, кого можно – уже подкупили, – оборвал ее Ходотов.
– Нет, почему, если Россия возьмет и надавит на Украину, отключит газ, например?
Отключит газ. Эту мысль я тоже думал. У меня даже лежит дома видеокассета с моим интервью с Владимиром Вольфовичем в его кабинете в Госдуме. В конце мая девяносто пятого года мне Сережа Крамаренко организовал встречу с Жириновским. Лидер тогда еще самой крупной думской фракции презентовал мне почти сорок минут своего времени и произвел на меня, кстати, впечатление человека весьма разумного, валяющего дурака совершенно сознательно и весьма талантливо.
И был в том моем интервью вопрос о возможности войны между Украиной и Россией, в случае прихода Жириновского на пост президента России.
– Пойдут ли через границу танки? – спросил я, а Владимир Вольфович совершенно трезво и без эпатажа заметил, что в этом не будет нужды, он просто перекроет кран. После этого Украина окажется во мгле, и максимум, что сможет она потом сделать, это обстреливать российские патрули из двустволок.
– И выходит, Саша, что ничего у тебя с сюжетом романа не получится, – подвел итог Ходотов.
– Бедненький, – жалобно протянула Катерина.
– Довели страну, уже даже повоевать толком с ближайшим соседом не сможет, – глубокомысленно сказал Брукман.
Ситуация действительно странная. Действительно, все висит на волоске, есть масса народу, кто хочет этот волосок перерезать, и тем не менее…
– Если на Украину Россия надавит, то мы просто впрыгнем в НАТО. И тогда Москва получит у самых своих границ войска блока, с которым холодно воюет уже пятьдесят лет, – Кулинич смотрел в корень.
Действительно, согласились мы, это получается, что возникает еще два варианта. Вариант первый, Запад хочет нас впрячь в упряжку Северо-Атлантического блока, и ему не помешает небольшой конфликт Украины с Россией. Вариант второй, Россия, увидев, что вступление Украины в НАТО вопрос нескольких дней, может попытаться сделать так, чтобы Украина не смогла этого сделать.
В результате нам удалось сформулировать задачу России в потенциально возможной войне с Украиной приблизительно следующим образом: если не удастся присоединить, или хотя бы удержать под своим влиянием, то сделать Украину непригодной для включения ее в НАТО. Средствами политическими или военными.
– Или магическими, – добавил Ходотов, – взмахнул президент левым рукавом – нету Украины, волной смыло.
– А ты напиши, Саша, про то, что власть в России захватили бывшие шпионы. В результате заговора. И начали весь мир, начиная с ближайших соседей, под себя строить.
– Уже думал, – тяжело вздохнул я и изложил свое виденье этой проблемы.
Внешне все выглядит именно так. Некто загадочный и коварный, решил привести к власти в России ребят из внешней разведки. Почему ребят из внешней разведки? Есть ответ.
Года полтора назад прошел слушок, что в Россию начали возвращаться деньги, размещенные за границей именно службой внешней разведки. Из банковских вкладов и фирм, контролируемых российскими шпионами. Появление Примакова на посту премьера России в связи с этими слухами у меня лично, вызвало приступ здорового оптимизма.
После того же, как господин Путин был официально назван преемником Ельцина, то я почти уверился в том, что слухи этим правдивы. К вечеру тридцать первого декабря прошлого года я даже сожалел о том, что больше не пишу книгу.
