Черный халифат - Ирина Владимировна Дегтярева
Однако история повторилась через год. Тогда уже американцы задержали Валида Мухаммада аль-Зубейди. Якобы он помогал менять внешность боевикам. И все стихло снова. Горюнов и тогда подозревал, что работало ЦРУ. По-видимому, аль-Зубейди взял на себя чужую вину. Поскольку к России никто не обращался, не дезавуировали «российского» разведчика аль-Зубейди, значит, в ЦРУ не знали наверняка, какой разведке принадлежит искомый парикмахер. Слышали звон, да так и не поняли, где он. * * *
Монумент «Мечи Кадисии» отчасти стал для Петра символом того, что Багдад так и не пал под мощью американского натиска. Набросок будущих триумфальных арок сделал ныне покойный Саддам Хусейн в честь победы в ирано-иракской войне. Война закончилась ничем, но он считал это победой. Сорокаметровые скрещенные мечи в бронзовых руках, на которых есть отпечаток большого пальца Хусейна, изготовлены из переплавленной трофейной техники и оружия. Около основания монумента лежат более тысячи иранских вражеских касок. Как монумент ни пытались разрушить американские солдаты – не получилось.
Петр увидел Мечи, когда ехал из аэропорта «Багдад», и почувствовал себя дома. Приятные двадцать градусов тепла, когда еще не слишком жарко и не очень пыльно… Это не август, когда около сорока пяти. Плакаты и указатели на арабском и английском. Знакомый таксист-бенгалец на раздолбанной машинке. Обычно от аэропорта таксисты брали три тысячи динаров, однако этого бенгальца Петр регулярно стриг и делал ему приличную скидку, так что и таксист взял только полцены.
Лететь пришлось через несколько стран, меняя паспорта, чтобы в итоге прилететь из Парижа, куда он якобы летал к родственникам с паспортом Кабира Салима.
Зарифа сидела рядом в никабе. Даже в узкую щель в ткани было видно, как у нее светятся счастьем и отчасти злорадством глаза. Петр не сомневался, что идея обскакать на длинной дистанции митовцев с помощью профессионального руководства Горюнова, ей придется по душе. Он знал, какие подобрать слова, чтобы до нее дошла суть вопроса, а главное, предупредил: если она станет юлить, ее просто уничтожат. Физически, в буквальном смысле слова.
Басир встретил у входа в парикмахерскую с метлой и в сбившейся набок гутре. Бывший офицер, приближенный к Саддаму Хуссейну, служивший в его охране, худощавый жилистый Басир с крупными кистями рук выглядел как добрая хозяюшка, готовящаяся к приезду хозяина. Он явно не ожидал появления Зарифы в их мужском коллективе, но скоренько сориентировался – догадавшись, что между Зарой и Кабиром ничего нет, и принялся активно подкатывать к курдянке, сообщив Петру доверительно: «Пухленькие в моем вкусе». Но спустя неделю он вдруг отвязался от нее, только прихрамывал пару дней.
Жизнь Кабира вошла в прежнее русло, и он почти не вспоминал, как перед отъездом оставил парольный знак для турок на одной из колонн музея имени Пушкина. После этого он сделал закладку информации в книгу и положил ее на край столика в читальном зале, где сидел, изучая труды Ленина. Именно эту книгу оговаривал в своих инструкциях Хасан, что позабавило не только Горюнова, но и Александрова. «Уважают Ильича», – прокомментировал тогда генерал.
Через двадцать минут этот же человек, снова показав только свою спину в полосатом красно-синем джемпере, вернул книгу на край стола, пройдя между столиками читального зала. В книге Петр обнаружил записку на турецком: «Завтра. 12:30. Парк».
Генерал сообщил, что контрразведчики засекли машину с дипломатическими номерами из турецкого посольства. Она проехала мимо библиотеки, из нее выскочил их дипломат, именно он пришел на встречу с Горюновым. В инструкциях Хасана «парк» означало – зоопарк.
Вдоль пруда по ледовой кромке прогуливались гуси. Утки плавали в воде. Слетались сюда со всей Москвы, кормились тут или зимовали. Два белых медведя с желтым неопрятным оттенком шерсти резвились на льдине… Но встреча со связным назначена была в теплом павильоне, где содержали обезьян. К удивлению Петра, пришедший мужчина хорошо говорил по-русски, почти без акцента. Подошел ровно в 12.30. Поздоровался негромко по-турецки и спросил уже по-русски:
– Вы один, я надеюсь?
– Разумеется.
– Тогда давайте пройдемся.
Они вышли из павильона.
– Возьмите, – незнакомец опустил в карман куртки Горюнова кредитную карточку. – Тут оплата за проделанную работу. Садакатли отправляется в Ирак, насколько мы поняли, и это устраивает Центр.
Петр вздрогнул, подумав, что привык слышать слово «Центр» только применительно к Москве, а не к Стамбулу.
– Однако вызывает настороженность присутствие рядом с Садакатли курдянки. Чем это обусловлено?
– Она пригодится для контактов там с курдами. А что, Центр не устраивает ее персона? Если так, то Садакатли приложит усилия, чтобы не брать ее с собой. Полагаю, это возможно.
– Центру ее присутствие не помешает. Главное пожелание Центра как можно чаще присылать отчеты о проделанной работе и стараться выполнять наши поручения. В Багдаде на Садакатли выйдут наши люди и определят порядок связи. Там на месте им видней, какая обстановка и где удобнее и безопаснее встречаться. Впрочем, спокойнее будет использовать и тайниковую связь. Парольные слова связного будут: «Как поживает Зарифа? Ей понравился тот браслет, что я подарил ей на свадьбу?» В случае невозможности принять связного Садакатли необходимо вывесить на дверь вот эту табличку.
Он протянул небольшую пластиковую табличку с петелькой. Слово «открыто» на ней было написано по-арабски с намеренной грамматической ошибкой…
Горюнов не исключал возможность, что на связь придет Галиб. И он не удивился, когда увидел возникшую на пороге маленькой багдадской парикмахерской знакомую фигуру и носатую физиономию. Только мясистый нос и низкий угрюмый лоб выдавали в нем того Галиба. Хороший костюм, черная тонкая трость. Он больше походил на английского джентльмена, чем на боевика ИГИЛ в камуфляже и с автоматом в руках. Таким прилизанным, как ни странно, он излучал большую угрозу, чем с автоматом наперевес.
Горюнов поспешно отправил Басира мести улицу и приглядеть, чтобы никто к парикмахерской не совался.
– Тебе лучше сесть в кресло, будем изображать, что я тебя стригу. Или в самом деле постричь? – Петр пощелкал ножницами над ухом Галиба.
Тот отмахнулся, поерзал в старом потертом кресле и пригладил волосы.
– Буду теперь к тебе захаживать. Есть что сказать?
– Пока нет. – Горюнов стал причесывать его волосы и подправлять ножницами слегка.
– А новости слыхал? Аббас погиб. Что молчишь? – Галиб через отражение пристально изучал выражение его лица. – С ним еще несколько человек.
Петр почувствовал, как внутри что-то оборвалось и, словно с горы, понеслось стремительно и безнадежно в пучину горя, как в стремительные воды
