Вы меня не знаете - Имран Махмуд
Когда она входит, это совсем другой человек. И я не имею в виду внутренне. Я имею в виду, это вообще не она. Я ее даже не узнал. Честно, я чуть не заорал. На полсекунды я подумал, что оказался в кошмаре. Только когда она открыла лицо, я понял, что это Ки. В парандже. Вылитый Дарт Вейдер, серьезно.
– Да блин, – говорю я, как только узнаю ее. У меня чуть сердце не остановилось.
Она улыбается мне, будто говорит: «По-дурацки я выгляжу, да?» – а я не могу понять, смеяться мне или нет.
– Да-да, – говорит она спокойно и снимает паранджу полностью. – А я думала, ты обрадуешься.
– Обрадуюсь?
– Это разве не лучшая маскировка? Я теперь смогу выходить каждый день. – Она вешает это черное поблескивающее одеяние на крючок у входной двери.
– Слушай, не уверен, что… – говорю я, но она жестом останавливает меня:
– Так, помолчи. Короче, кажется, я начинаю понимать, как нам выпутаться, – говорит она, и ее глаза снова сияют. Как будто возвращается прежняя Ки, и на секунду я совсем забываю про ту «альпину». Не могу пока найти объяснения и забиваю на это.
– Ого, уже? Ну ты голова, Ки. Признаю. Ты умная. Я это всегда говорил. Рассказывай. Что ты придумала?
– Придумала? Пока ничего. Я же говорю, я начинаю понимать, как выпутаться. Мне просто нужно время. Дай мне несколько дней, чтобы тщательно все обдумать. И потом я скажу, что придумала. Сменим тему. Как думаешь, что там у Курта с Блесс происходит? – Она улыбается той самой улыбкой. Думаю, вы поняли.
– Ты о чем это, Ки? Ничего у них не происходит. Он просто пошел маму повидать. Эй, хорош, чего ты так лыбишься. – Я толкаю ее на диван, и мы оба хохочем, как дети.
Это и был переломный момент. В день, когда она вернулась из мечети. С той минуты все изменилось. Я должен был догадаться. Будь у меня такие мозги, как у нее, я бы все понял, но, как я уже говорил, у меня голова устроена по-другому. У меня все либо черное, либо белое. А у нее… у нее – всех цветов радуги.
Перерыв: 15:00
30
15:15
В общем, следующие четыре-пять дней Ки на целые часы уходит в мечеть. Надевает свою паранджу и идет, берет с собой только телефон. Я пытаюсь узнать, зачем ей обязательно идти туда, в мечеть, но она съезжает с темы.
– А ты хочешь, чтобы я в таком наряде пошла в парк или в библиотеку? – говорит она, будто я спросил несусветную глупость.
– Но зачем тебе вообще туда идти? – спрашиваю я на четвертый день. – Нельзя думать здесь, в квартире?
– Нет, нельзя. Мне нужно сосредоточиться. Нужно пространство. Нужен покой. Как я могу сосредоточиться, если ты мне постоянно в шею дышишь?
– Знаю, – говорю я. – Но ты разве не понимаешь, что выходить опасно? Опасно и для тебя, и для мамы, и для Блесс, и для Курта. Для всех, Ки. Тебе так сильно нужно это твое пространство для думания?
– Все нормально, малыш. Я же надеваю вот это, – говорит она, теребя край паранджи. – Я невидимка.
Я попытался даже проводить ее, но она не дала. Сказала, слишком опасно. Использовала против меня мои же аргументы.
Потом она возвращалась, и глаза ее каждый раз сверкали, а вся она как будто искупалась в свете. Снова ожила. Но было еще кое-что. Она стала скрытной, понимаете? Нервной, дерганой. И каждый раз, когда я спрашивал, продвинулась ли она с планом, она говорила только:
– Не совсем. Мне нужно еще немного времени. Он в процессе.
На четвертый или пятый день я начал за нее беспокоиться. Серьезно беспокоиться. Я спрашивал себя, не сказывается ли на ней напряжение оттого, что она взвалила на себя этот план. Хрен его знает, как нам выпутаться из этой херни. И вообще, с чего я решил, что Ки найдет решение? Что она сделает? Выдумает план, в результате которого Фейс каким-то образом возьмет и исчезнет? Одно дело – разобраться с какой-то бандой, но Фейс – это премьер-лига. С ним мы не справимся. «Мыши со змеей не тягаться, – сказал я себе. – Мыши со змеей не тягаться».
Но чем больше я думал, что это невозможно, тем более очевидным было решение. Как его воплотить – уже другой вопрос, но решение я, по крайней мере, нашел.
Я стал смотреть в окно и заметил, что небо потемнело, как будто собиралась гроза. Хорошо бы, Ки не попала под ливень. Она наверняка не взяла зонтик. Я поймал себя на мысли, что гадаю, промокает ли паранджа. Потом начал думать о том, попадет ли она под дождь, а дальше – о ее поведении, как вдруг она вернулась.
На лице у нее было такое выражение, будто на нее снизошло просветление. Она больше не казалась взволнованной. С каждым днем она становилась все менее напуганной и все более сосредоточенной. Ее серые глаза лениво двигались под веками, и я практически видел, как ее мозг щелкает задачки и отсеивает варианты решений. Она ведет себя странно потому, что сказалось постоянное сидение в квартире или, может, потому, что в этой мечети, куда она ходит, творится какая-то хрень? Мало ли. В конце концов, в таких местах ведь отлично умеют из людей делать шизиков, да?
Я пошел не именно что следить за ней. Скорее, просто чтобы самому убедиться, что с ней все нормально. Кто знает, чем они там занимаются после молитвы? Может, собираются все вместе в комнате с картой на стене и планируют очередной теракт, а может, просто пьют чай с плюшками? Кто знает? Уж точно, блин, не я. Понимаете, я просто хотел убедиться, что ей там не пудрят мозги. У нее своих проблем по горло, не хватало еще помогать каким-нибудь там сестрам ислама со всякой их херней.
До ближайшей мечети можно было быстро доехать по прямой на автобусе. Она оказалась не такая, как я себе представлял: без купола и этих менуэтов. Больше походила на маленький зачуханный центр культуры и досуга, который приспособили под мечеть. Я точно не знал, туда ли она ходит, это была просто догадка. Не знаю, почему я ни разу даже ее не спросил. Может, боялся, что, если буду наезжать на нее с вопросами о том, куда именно она ходит, она решит, что я на нее давлю.
Короче, на пятый день – это, кажется, была пятница – через полчаса после
