Иван Царевич и серый морг - Янина Олеговна Корбут
– Ага, семейство щучьих. Неуч ты, Суслик. Говорила тебе наша классуха: иди в десятый класс, а ты попёрся в свой педколледж на физкультурника.
– С моими предками не до учёбы, – отмахнулся он. – Так быстрее работать пойду, хоть в школу, хоть на тренерскую. У нас острый дефицит квалифицированных кадров.
Он так смешно это сказал, явно повторяя услышанное где-то в педколледже выражение. И, заметив мою ухмылку, добавил обиженно:
– Ты меня позвал, обещал что-то интересное, а сам обзываешься.
– Обещал, обещал.
Я замялся. Если по дороге к Суслику меня распирало от желания рассказать приятелю всё о напасти, что настигла меня у морга, то сейчас я начал сомневаться. Теперь происходящее казалось нереальным, может, это воображение сыграло со мной злую шутку? Всё-таки не каждый день идёшь работать с трупами.
– Короче, тут такое… Только слово дай, что не будешь ржать.
– Ну, чего? – он всё ещё дулся из-за «неуча».
– Со мной вчера трупак разговаривал.
– Пф-ф…
– Да! Натурально, как я с тобой. Я спрашивал – она отвечала.
– А только ты… слышал? – уточнил Суслик, приглядываясь ко мне.
– Я не мог её слышать, это было всего лишь порождение моего мозга.
– Серьёзно?
– Наверное. А иначе я не знаю, как это объяснить. И мне не по себе.
– Ну так… Надо проверить!
– Как?
Суслик мгновенно придумал способ:
– Пойдём на кладбище. Там много мертвецов, ты попробуешь наладить с ними контакт, а я на шухере постою.
– Слушай, я же не совсем больной. Я тебе как другу…
– Так и я со всей душой. Ты представляешь, какие перспективы? Тебя по телику покажут, станешь знаменитым! Возьмёшь меня помощником? Или хоть в охранники?
Мы заржали. За что я любил Вовку: его было сложно чем-то удивить, но при этом он был наивен как дитя. Охотно поверил бы и в американскую мечту, и в вечную любовь, и в дракона с мохнатыми ушами. Посовещавшись ещё немного, мы пришли к выводу, что кладбище пока можно отложить. В ближайшие дни на работе мне и так придётся выяснить, реальных ли покойников я слышу или всё это только придурь, отголоски моего похмелья.
Скажи кто-нибудь, что буквально завтра я буду готов не просто остаться один в морге ночью, но ещё и с восторгом соглашусь отдежурить за другого, я бы долго смеялся. Никогда не знаешь, что подкинет тебе судьба.
Душнилы
И время быстро зашуршало листками календаря, который мне повесил на стену заботливый дед. Выбор настенного отрывного календаря, который он почему-то называл численником, всегда носил ритуальный характер.
Мой старик придирчиво изучал весь предлагаемый ассортимент и выбирал нужную тематику, следуя только ему понятной логике.
Когда я учился в школе, а мы ещё жили вместе, к деду как-то зашла соседка и начала рассказывать про своего сына. Навсегда запомнилась её фраза: «Он у меня такой умный. В календаре десять ошибок нашёл». Помню, в ту ночь я лежал и пытался представить себе придурка, который сидит и выискивает в календаре ошибки: орфографические или фактические – уж не знаю.
Понедельник – пятница – снова понедельник. Листики летели в мусорку, потому что даже перевернуть и прочитать, что там сзади, было некогда.
Работа отнимала всё свободное время. Моей задачей было принимать трупы, которые относились к нашему моргу. Самым главным было не накосячить с документами. Я вешал бирку или подписывал покойника по методу Севы. После чего труп убирал в холодильник.
Коллектив у нас был маленький, но дружный, так что всегда было у кого спросить совета. Сам я трупы не вскрывал, но часто наблюдал за работой других. Я понимал, что рано или поздно мне всё-таки придётся делать это по учёбе, потому морально подготавливал себя к худшему. По правде говоря, чем больше смотришь на трупы, тем равнодушнее становится взгляд. Но если сам вид человеческой мёртвой плоти я переносил, то волны острой жалости и приступы чувства вины очень досаждали. Я часто ощущал стеснение в груди, будто мог сделать для мёртвых что-то большее, но не делал.
И к рабочему графику поначалу привыкнуть мне было сложно: иногда ночи выдавались тяжёлыми, я не спал по многу часов, а потом клевал носом на парах. У меня были дежурства сутки через двое, но иногда приходилось меняться сменами, прикрывать кого-то. Здесь было принято идти навстречу коллегам, и я старался влиться в коллектив. Конечно, платили не очень много, но большую часть времени я был предоставлен сам себе. Мог спать, смотреть телик, читать учебники. Раз в два-три часа могли привезти труп. Если, повторюсь, ночь не выдавалась бурной. Там уже если покатило – только держись.
Правила я соблюдал и вечеринок в морге не устраивал, но иногда приглашал Суслика попить пива, посмотреть «Бригаду» или просто посидеть на лавочке под окнами. Вовке после его постоянных скандалов дома тишина в морге казалась усладой для ушей. Пару раз ко мне на работу напрашивались девчонки из группы, как-то я даже провёл им экскурсию. Правда, долго никто не выдержал и все попросились на воздух.
Красный день календаря застал меня дома. Я подумал, что два месяца в морге пролетели незаметно. Правда, в первых числах ноября у меня появилась питбулиха. Я об этом уже рассказывал. Теперь ответственности прибавилось. Она боялась оставаться одна, по ночам скулила, из-за чего я получал от соседей постоянные жалобы. Я не видел более трусливой собаки. На улице она боялась всех котов, а при виде другой псины, даже какого-нибудь клоунского пуделя, тут же делала лужу. С перепугу я сводил её к ветеринару, но тот только проверил ей уши, выписал лекарство от глистов и добавил:
– У животного стресс. Когда она почувствует себя спокойно, станет вести себя нормально.
Про стресс я знал хорошо. Потому что сам его испытывал почти регулярно. Но дело даже не в трупах и не в отрубленном пальце, что мелькнул и пропал, – его я попытался выбросить из головы как можно быстрее, так же быстро я научился забывать и лица покойников. Когда видишь их регулярно, психика находит защиту. А вот эти голоса… Если каждый день слушаешь болтовню мёртвых, веселее от этого не живётся.
Вы бы знали, какую чушь они городят. Нет бы указывали на своих убийц или передавали родным какие-то прощальные послания в духе фильма «Привидение». Ничего подобного. У всех мёртвых мгновенно портился нрав, иначе я это объяснить не могу. Ведь не могли все эти люди при жизни быть такими душнилами. Они ныли, жаловались на погоду, на жёсткую каталку, на халатное обращение. Никто ни разу не попытался заговорить со мной о
