В тени скалы - Ирина Владимировна Дегтярева
Черные меланхоличные глаза Руби сейчас выглядели особенно грустными. Его угнетали ситуация и потери как с той, так и с другой стороны. А название очередной карательной операции «Несокрушимая скала» попахивало американским амбициозным великодержавным лексиконом.
Руби выключил телевизор и, захватив белые диванные подушки, вышел на палубу. Улегся около штурвала на скамью в углублении палубы. Он устал от упорного араба, ведущего такой долгий монолог перед лицом врага.
Над мариной опустилась ночь. На некоторых яхтах горел свет, пирс не освещался. Зато береговые фонари слепили. На закрывающем марину от моря полукруглом молу тоже не было освещения, и лежащий на спине Руби видел небо, черное.
Дух захватывало от мысли, что в нескольких километрах идут бои, а еще чуть дальше, в Сирии, тоже война. И там она не прекратится ни в ближайший месяц, как в секторе Газа, ни в ближайший год. ИГИЛ та бацилла, которая начнет жить своей жизнью и с «перелетными птицами» под личиной беженцев переселится и заселится в Европу. Этот вирус наверняка не породит эпидемию сразу, а будет дремать до поры, пока либо самостоятельно не проснется, либо, что вероятнее, пока не разбудят извне создатели. Удобно использовать «спящих» боевиков для любых акций, особенно политического толка, для создания благоприятных условий для революций, посредством которых свергают неугодные правительства.
Эти боевики не действуют самостоятельно или в рамках той идеологической обработки, которую с ними провели, вербуя в ИГИЛ. Радикальный исламизм – это питательная почва, а то, что на ней взрастает, зависит еще и от подкормок, и от того, откуда пригревает солнце – из Катара, Америки, Саудовской Аравии, Израиля, Турции… Так или иначе, не секрет существования контактов ИГИЛ с этими государствами. Но как долго и до какой степени им удастся держать под контролем ту разношерстную толпу головорезов, почуявших однажды кровь и потерявших понимание об общечеловеческих представлениях о жизни и взаимоотношениях между людьми – межнациональных, межрелигиозных?
Руби начал задремывать, чувствуя запах жареного мяса с берега, из того ресторана, где они с Тареком встречались с Гидеоном. Вода плюхала тихонько в борта яхты. Мол надежно защищал яхтенный порт от любых волнений на море.
* * *
Тарек не испытывал дискомфорта. Он мог находиться в этой каюте сколь угодно долго. Удобная койка, гальюн рядом, графин с водой, пачка печенья. Тахир валялся на палубе у ног Ясема, снова обездвиженный инъекцией. Есть не просит, только мычит и чаще лежит с закрытыми глазами, изредка поглядывая на Ясема. Весь вчерашний день и полночи Тарек высказывал ему претензии, обвинял, изобличал…
А утром прибыла на яхту Гила.
Из каюты Ясем ее не увидел. Слышал голоса, говорящие на иврите – Руби и Гилы. Особенно отчетливо, когда она приблизилась к кормовой каюте. Подергала ручку двери. Тарек догадался, что Гила интересовалась назначением этого помещения.
Руби смеялся, вел себя непринужденно и уверенно.
…Руби тем временем всячески ее обхаживал, давал понять, что прошлое – это прошлое, а сейчас он открыт и хочет легких, ни к чему не обязывающих отношений.
Когда увидел ее, приближающуюся по пирсу в широких полупрозрачных цветастых шароварах и в белой майке, подчеркивающей смуглые плечи, Руби зябко поежился, ощущая, как накатывают давно забытые чувства болезненной страсти к этой женщине и одновременно неприязни, порожденной ее отношением к нему.
Тарелки, частенько летевшие в его голову, пятно от бутылки красного вина, оставшееся на стене квартиры Руби в Тель-Авиве (он до сих пор его не закрасил), – все эти воспоминания будили тревожные ощущения. Возвращаясь домой, Руби каждый раз, поглядев на эту бордового цвета кляксу, качал головой и вздыхал.
Ему сейчас приходилось непросто, и это не осталось без внимания Гилы.
– Ты изменился. Выглядишь жалким, впрочем, как всегда.
– Тогда в чем изменения? – не удержался Руби.
– Еще более жалкий, чем всегда, – убийственно уточнила Гила. Она плюхнулась в салоне яхты на диван, скинула шлепанцы и водрузила ноги на подлокотник. Пожалуй, только ступни выдавали ее профессию, то, что большую часть времени Гила проводила в берцах. Хоть и покрывал розовый лак ногти, но ступни выглядели натруженными.
Сумку она бросила на кресло. Руби задумчиво посмотрел на этот, мягко говоря, объемный баульчик из джинсовой ткани. Он понадеялся, что там лежит и ее «Глок», с которым она обычно не расставалась.
– Мне кажется, ты позвонил не просто так. – Она поворошила свои кудряшки.
Выглядела Гила воспитательницей детского сада. Миловидная, с короткими кудрявыми каштановыми волосами, карими с поволокой глазами, с густыми бровями и тонкими, красиво очерченными губами. Она говорила бархатистым голосом, всегда проникновенно. Она и гадости говорила так же проникновенно.
– Ну а ты приехала не просто так. Пойдем наверх, я хочу вывести яхту в море. Сможем там искупаться. Порыбачить. Ты любила когда-то.
– Может, еще книжки почитаем? – сказала она, вставая и потягиваясь.
– Здесь только брошюры по технической эксплуатации яхты, – вежливо предложил Руби.
– Иди ты! – Гила запустила в него шлепанцем.
– Все те же манеры, – посетовал он, увернувшись.
– Ты просто не можешь устроить личную жизнь. И понял, что любил меня всегда. Куда ты?
Руби пошел наверх к штурвалу. Запустил движок. Сердитая Гила выбралась следом.
– Швартовы, – подсказал он ей.
Гила отдала честь, приложив ко лбу правую руку в характерном жесте. И как была босая, перебежала на пирс, отвязала от пала [Пал – чугунная тумба или несколько свай, вбитых в грунт, за которые заводятся швартовы] концы и перекинула их на яхту. И запрыгнула следом, легкая, гибкая.
Палуба чуть вздрогнула, заработал мотор, и яхта двинулась к выходу из порта. Зажурчала вода вдоль бортов. Ясем не без содрогания подумал о морской прогулке. Он любил чувствовать под ногами земную твердь, а не зыбкую палубу. Но пришлось полагаться на Руби, и не только в умении управлять яхтой, но и манипулировать сознанием Гилы.
– Как я тебе в виде матроса? Целый рав-серен у тебя в качестве юнги, – кокетничая, сказала она и уселась на скамью перед штурвалом, за которым встал Руби.
– Подчиненная, смиренная роль тебе идет больше. – Он начал выводить яхту из марины медленно, маневрируя, чтобы не задеть борта соседних яхт.
Пока Руби вел судно мористее, подальше от берега, Гила без церемоний разделась, оставшись в оранжевом бикини, и, приняв горизонтальное положение, нежилась на солнце. Делала вид, что уснула. Руби ощущал исходившее от нее напряжение, но не понимал, к чему это отнести, – скованность оттого, что они давно не виделись? Но для
