Синдром самозванца (СИ) - Че Виктор
— Логично, — ответила Полина. — А есть кто-то на примете?
— Пока нет.
Физиологические особенности: приятная внешность, слабое тело.
Личностные особенности: высокая стрессоустойчивость, наблюдателен, умен, образован, щепетилен, вероятно, испытывает отвращение к мертвому телу, избегает вида крови, брезглив.
— Ого, а почему ты считаешь, что он боится крови? — спросила Поля. — Из-за того, что он выбрал яд?
— Все три убийства показательные, — ответил я, — исполнены так, чтобы точно указать на принадлежность жертв к авиации. При этом одно из убийств — то, которое в воздухе, — очень рискованное. Два остальных более-менее спокойные, там можно было вообще другие средства применить. Нож, огнестрел, удавка. Но так получится неэстетично, можно запачкаться. А ему это противно. Он вообще дистанцируется от трупа. И от всяких там выделений типа крови, слюны, испражнений. Если орудовать ножом или удавкой, то высок риск столкнуться с этими жидкостями. Отпрыгнуть и сказать «фу» не получится, надо ведь довести дело до конца. А с таблеткой цианида таких сложностей нет, от убийцы никаких действий не требуется, и пачкаться не надо.
— Ага, но при этом выше ты написал, что это может быть врач. Разве врачи не спокойно относятся к виду крови и прочим телесным жидкостям?
— Брезгливость для врача — штатная история. Я имею в виду, что этот человек не стремится приблизиться к этим жидкостям. Избегать — не равно бояться.
— А про слабое тело почему ты пишешь?
— Если убийца еще и брезглив, то другой способ убийства, кроме отравления, ему найти сложно. Если душить, то надо иметь сильные руки и развитую мускулатуру. Человека задушить — это не цыпленку шею свернуть. Знаешь, какая сила у мышц? Когда человек выбирает способ убийства, он выбирает его исходя из своих возможностей. И при этом, скорее всего, будет использовать более привычный для себя инструментарий. Если руки сильные, будет душить. Если хорошие навыки в стрельбе — будет стрелять. Если хирург, то скальпелем подцепит яремную вену. И это показательно.
— То же самое с ножом, понятно. А стрелять-то? Отошел на два метра и — бах. Никакой силы не надо. Или бицепсы пальца должны быть накачаны?
Полина засмеялась.
— А ты стреляла когда-нибудь? — спросил я. — Промахнуться с двух метров — как два пальца обоссать. Тренировка нужна. А любая тренировка — это выносливость. И, кроме того, если человек тяжелее ручки в руках ничего не держал, то отдачей от выстрела и плечо вывихнуть может, и пальцы травмировать, и кожу порохом обжечь.
— Но пилоты-то штурвал тянут на себя, — сказала Поля. — Они вроде бы физически сильные парни.
— И девчонки, — сказал я. — Женщины-пилоты в природе существуют! Штурвал с гидравликой, как руль у машины. Ты думаешь, пилот тянет его на себя с сопротивлением? Вообще нет. Там даже рукоятка есть специальная на случай, если пилоту сложно тянуть. Крутишь ее, и напряжение снимается.
Modus operandi: бесконтактный способ убийства — отравление бортпроводниц быстродействующим ядом в летальной дозировке.
Почерк: хз.
— Я тут не поняла, — сказала Поля. — Что такое этот модус?
— Образ действия, — ответил я. — То, как преступление совершается.
— Разве это не почерк? Почему ты пишешь, что он не установлен?
— Modus operandi я могу установить на месте преступления. Что и как делал преступник. А почерк я узнаю только тогда, когда пойму, зачем он это делал. Что именно решает его проблему или доставляет удовольствие — в процессе убийства или в последующих событиях. Например, по мотивам алчности убийство может быть совершено вообще любым способом, а почерк покажет на будущих жертв — людей, у которых можно отнять необходимую сумму денег и которые находятся в удобном для преступника положении: одинокие, невменяемые, распутные, алкоголики… Почерк — вещь конкретная! С его помощью преступник решает свою проблему.
— А тот факт, что это бортпроводницы, — не есть почерк?
— Не знаю, — ответил я. — С первого взгляда — да, это может быть его почерком. Но я вполне допускаю, что, если случатся новые жертвы, это могут быть и не бортпроводницы. И даже не из авиасферы. Дело может быть в чем-то другом…
— Это, собственно, весь портрет?
— Нет конечно, — рассмеялся я и допил вино. Полина взяла бутылку в руки и хотела мне долить, но я накрыл бокал ладонью. — Нет, этому столику не наливать, баста, карапузики. Я не закончил, там еще полно разделов, а у меня уже голова хмельная…
— Ну, тогда я мешать тебе не буду. Вызываю такси.
— Куда ты на ночь глядя? Оставайся. Квартира огромная, сама же сказала.
Рано утром я выскользнул из кровати и заперся в ванной комнате. Достал из шкафчика коробку из-под обуви и открыл ее. Руки немного дрожали. Я проснулся примерно полчаса назад и не шевелясь лежал, слушая мерное дыхание Полины.
Я понял, что я упускаю.
В коробке лежали сухие лепестки и маленький мячик для пинг-понга.
Когда я впервые обнаружил у себя на кровати эти лепестки, я совершенно не придал этому значения. Ну, какая-то труха. Потом вещи стали появляться там, куда я их точно положить не мог. Потом книги в шкафу отвернулись к стенке. В блокноте кто-то нарисовал лилию. Если присмотреться к сухим ошметочкам, то можно увидеть черные прожилки на серой, истлевшей цветковой плоти. Это засохшие лепестки лилии. И этот мячик у меня на рабочем столе. Я не играю в пинг-понг.
Я складывал загадочные предметы в коробку, чтобы попозже разобраться с ними. Откуда все это? Где я это взял, зачем принес домой и почему не помню, как это делал? Это ведь я подошел к шкафу, развернул книги корешками к стене. Я нарисовал лилию в блокноте. Зачем я все это делал? И когда?
Я взял в руки мяч и поднес к глазам. Руки потрясывались. Может, от похмелья, а может, от страха? Первые симптомы Жанны тоже сопровождались появлением артефактов. Она забывала ключи. Не помнила свои записи в ежедневнике. Откуда-то появлялись предметы гардероба, которые ей не принадлежали. Случались провалы в памяти. И если забывчивость и рассеянность смущали только окружающих, то ее саму беспокоили предметы, историю появления или исчезновения которых она не знала.
Неужели я тоже схожу с ума?
Интуиция говорила: нет. Кто-то приходит в мой дом, пытается меня запугать. Раскладывает мои трусы на кровати, оставляет сухие лепестки, рисует в моем блокноте замочную скважину, а если посмотреть на рисунок под другим углом — то больше похоже на вагину. Кто-то играет со мной, подкидывает ключи к разгадке «Дела пилота».
А что, если я делаю это сам? Делаю и забываю?
Я сложил все вещи в коробку и отправил ее на место. Вчера был превосходный вечер, и за ним последовала прекрасная ночь. Но сейчас я чувствовал себя глубоко несчастным. Внутри было черно.
Я принял душ, оделся и вызвал такси. После вчерашних бокалов вина садиться за руль безответственно. Мне нужно было попасть в одно место и кое с кем поговорить, а потом сразу мчаться в офис ПАР.
В конференц-зале царила чистота. Я приехал пораньше, все прибрал, очистил флипчарты, расставил стулья и попросил Александру организовать влажную уборку, потому что столы и подоконники покрылись пылью. Я ведь не разрешал входить в помещение в мое отсутствие, и сюда не впускали даже уборщицу.
К десяти стали подтягиваться люди. Первой пришла Диана, сухо поздоровалась со мной, села, открыла планшет и стала копаться в телеграме. На ней был изумрудный кардиган поверх кремовой водолазки, а на шее — какое-то массивное украшение, которое хотелось детальнее разглядеть, потому что там висело и блестело очень много всего: пирамидки, перышки, кольца, кресты, серебряные и золотые шары и, кажется, даже какой-то домик. В общем, новогодняя гирлянда, но выглядело красиво. И увесисто.
Вторым пришел детектив Андрей, в тех же брюках, пыльных ботинках и сером свитере. Сразу выложил на стол планшет с треснутым экраном и дешевый кнопочный телефон в пластмассовом корпусе, а сумку-почтальонку оставил на коленях.
