Мое лицо первое - Татьяна Русуберг
Надо же, какой настырный. Машет и машет. Я же всеми складками лица уже показала: отвянь, девушка не заинтересована. Я села к «вороне» спиной. Проверила на всякий случай телефон: вдруг панцирь прислал сообщение, что задерживается.
— Чили? — Знакомый голос, раздавшийся сзади, заставил меня подскочить на стуле. — Я Магнус Борг. Это мне вы звонили.
Я развернулась и вскинула голову. Бли-ин! Тот самый хмырь в пиджаке. И это — следователь? Кросы с оранжевыми шнурками, потертые джинсы, под пиджаком — футболка, на физиономии — щетина, волосы на голове стоят торчком. Типа расчесался с утра, запустив в них пятерню. Единственный намек на интеллект — узкие очки в черной оправе, за которыми прятались угрюмые серые глаза.
— А-а… мня… Здрасьте, — удалось выдавить мне.
— Я присяду? — Не дожидаясь ответа, панцирь плюхнулся на стул напротив меня и закинул ногу на ногу. На стол перед собой он поставил здоровенную кружку с кофе. Наверное, американо. — Будете что-нибудь заказывать? Тогда поторопитесь. У меня мало времени.
Вот хам!
Я молча протопала к бару и взяла себе какао. Надо бы попросить этого типа показать удостоверение. Он скорее на преступника похож, чем на копа. И вообще, разве следователи бывают такими молодыми?
Вернувшись обратно, я грохнула на стол чашку — какао даже на блюдечко выплеснулось — и сразу сунула в рот ложку сливок.
— Вы говорили, у вас что-то важное. — Борг нетерпеливо взглянул на наручные часы, такие здоровенные, что на них от барной стойки не составило бы труда время рассмотреть.
Мне очень захотелось сбить спесь с панциря. Даже ладошки зачесались и попа по стулу заерзала. Но интересы Дэвида — прежде всего!
Я тщательно облизнула ложечку и уставилась в глаза за стеклами очков.
— Вы действительно считаете, что Шторм покончил с собой?
Борг насторожился:
— С чего вы так решили?
— Я читаю газеты, — обронила я.
Он пробормотал что-то похожее на ругательство и обхватил ладонями свою кружку:
— Мы рассматриваем все возможные версии.
Я заметила обручальное кольцо на пальце с ногтем в белых отметинках. Понятно теперь, чего следователь такой злой. Небось жена у него соцработник или детсадовская воспиталка с избыточным весом. У них трое детей, младший еще в подгузники какает. Соответственно, секса ноль. У бедняжки Магнуса просто спермотоксикоз. И авитаминоз.
Так, ладно. Применим на практике технику НЛП, про которую вечно трындит Лотта.
Я тоже закинула ногу на ногу и взяла свою чашку в ладони.
— Все версии? Даже самые идиотские? На деньги налогоплательщиков все можно, правда? Интересно, а сколько стоит час работы водолазов, обшаривающих фьорд?
Борг поперхнулся кофе. Очки поехали вверх вместе с бровями.
— Смотрю, вы уже совсем оправились. Во время недавнего визита моих коллег вид у вас был какой-то бледный.
Нет, ну каков нахал!
— Спасибо, не хвораю. Может, мне тогда стало плохо, потому что я кое-что вспомнила. Может, я догадалась, кто мог бы… — я прикусила губу, подбирая верное слово, — причинить Дэвиду вред.
Панцирь скептически ухмыльнулся:
— Догадались и решили подождать недельку, прежде чем осчастливить вашей догадкой полицию?
Нет, у этого Борга просто талант: мы общаемся всего две минуты, а мне уже хочется совершить тяжкое уголовное преступление — задушить урода!
— Простите, а Ребекка, которая меня допрашивала, не у вас случайно стажировку проходила? — мило улыбнулась я, воображая, как медленно провожу заточенными ногтями по небритой шее копа.
— Это имеет отношение к делу? — сухо сказал Борг и отхлебнул кофе.
Кажется, я угадала. Не удивлюсь, если они с Ребеккой любовники. Бывшие. А теперь она его динамит.
— Никакого. Недельку, как вы выразились, я думала. Перечитывала свой подростковый дневник. Вспоминала. Не хотелось наводить вас на ложный след. Но мои подозрения только окрепли. Вот почему я позвонила.
— Вот как. — Панцирь поставил кружку на стол и уставился на меня глазами доктора Лайтмана, которому готовятся скормить очередную ложь. — И кого же вы подозреваете?
Я сделала огромный глоток какао. Чуть не поперхнулась, когда горячая жидкость обожгла горло. Ну вот, я и подошла к этому. Назад пути нет.
— Эмиля Винтермарка. Брата Дэвида.
— Эмиля. — Коп не выглядел удивленным. — Позвольте узнать почему?
Я вздохнула. Чашка дрогнула в руках, и я поставила ее на блюдце, в котором образовалось маленькое шоколадное море.
— Вы разговаривали с Генри Кавендишем. Разве это не очевидно? Эмиль ненавидел брата.
Борг пожал плечами:
— Генри Кавендиш в глаза не видел Эмиля. Все, что он знает о нем, известно агенту со слов Шторма.
Я выпрямилась на стуле.
— Вы на что намекаете? Зачем бы Дэвиду оговаривать брата?
— Мотивов может быть много, — коп скривил губы в усмешке знающего человека. — Может, пареньку хотелось расположения и симпатии. Может, он давил на жалость. Стремился выглядеть лучше, чем есть, в глазах человека, от которого зависел… Поверьте, когда пытаешься вылезти из задницы, цепляться будешь за что угодно.
Честно, я пыталась сдерживаться. Кусала щеку изнутри во время этого монолога. Но ничего у меня не вышло.
— Эмиль — подонок! — выпалила я. — Уж поверьте, я-то его знаю не понаслышке. Он издевался над Дэвидом, мучил и избивал его — и дома, и в школе. Господи, да это длилось годами! Чего вам еще надо?! Прижмите Эмиля к стенке. Если кто-то и желал Дэвиду зла, так это он!
Борг скрестил руки на груди, не сводя с меня пристального взгляда:
— Если все так, то почему Дэвид застрелил не его?
«А жаль», — чуть не сорвалось у меня с языка.
На мгновение передо мной встала картинка: сонный провинциальный городок, залитая солнцем улочка и мальчишка, идущий по ней с ружьем, из дула которого вьется дымок. Конечно, все это — игра воображения. Я не видела Дэвида возвращающимся из леса. Меня вообще в то время не было в Хольстеде.
— Полагаю, потому что… — у меня язык не поворачивался назвать монстра его настоящим именем, — другой человек представлял для Дэвида бoльшую угрозу.
Панцирь прищурился:
— Чили, давайте начистоту. Предположений у нас и так достаточно. А вот фактов не хватает. Неделю назад вы заявили, что едва знали Дэвида Винтермарка. А сегодня выдвигаете обвинения против его брата. Вы ведь встречались с Генри, так? Это он вас надоумил связаться со мной?
Я нахмурилась:
— При чем тут Генри?
— Он умеет располагать к себе. Это его работа. — Борг буравил меня таким
