Петр Владимирский - Грязные деньги
Парнишка прервал затянувшееся молчание:
— Алка говорит, что теперь он ходит на костылях… В общем, больше никто не стал проверять. Все боятся.
— Я понимаю, — тихо сказала Вера. — Не переживай, иди. Это не стыдно.
Он еще постоял, тогда Вера сама отошла. Она уже все выяснила, что хотела.
А вот ей было ужасно, невыносимо стыдно.
* * *
Рано утром, в половине шестого, когда прохожих на улицах еще не было ни одного — в такое время все еще спят, к строительству подъехал специально оборудованный автобус. Из него вереницей черных муравьев высыпали друг за другом милиционеры в полной экипировке, омоновцы. Десятка три или четыре. Они были в специальных шлемах, которые защищали голову и подбородок, в прочных жилетах, с дубинками и щитами. На поясе у каждого висели наручники, газовые баллончики и, конечно, пистолеты.
Каждый такой парень — а отбирают в эти спецотряды богатырей и к тому же специально обучают — способен был в одиночку и без особого напряжения уложить на землю и заковать в наручники, то есть задержать, минимум пятерых обычных граждан. Другими словами, операция, надо думать, предполагала захват самое меньшее сотни человек.
А в четырех палатках, которые стояли у забора строительства, сейчас досматривали свои сны семь девушек и парней из «Гражданского сопротивления». Остальные приходили днем с плакатами и лозунгами, и тогда казалось, что их десятка два.
Слаженно двигаясь, словно команда роботов из голливудских фантастических фильмов, отряд милиционеров прошелся по палаточному городку, как бритва по заросшему подбородку. Они сметали на своем пути все. После них не осталось никаких палаток, ни ящиков, ни даже обрывков плакатов, никаких людей — ничего.
А криков сонных активистов, если они и звучали, в машине, где сидел Тимур Акимов, слышно не было. Он проводил спокойным взглядом омоновцев, которые забрались в свой автобус, и удовлетворенно кивнул. Отлично, дело сделано. Чуть позже можно доложить хозяину, что все, о чем он договорился с определенными людьми, выполнено безупречно. Всегда бы так. В данном случае обязанность Тимура была проследить, и он свое дело тоже выполнил безупречно…
Вера Лученко пришла на работу в плохом расположении духа. Почему? А вот как раз непонятно. Может, вчерашние ее визиты в квартиры живущих у стройки людей испортили настроение? Да, но не только. После этого она пошла в театр, весьма удачно нашла Антона Билибина. Он был очень рад поговорить с ней о чем угодно, даже не пришлось расспрашивать — сам все рассказал… Так что она уже могла ответить практически на любые вопросы о том, что происходило на строительстве торгово-развлекательного центра, с самого начала.
А отвечать не хотелось, вот в чем дело…
Казалось бы, работа и, как говорится, ничего личного. Отличная поговорка, кажется американская. Однако не бывает так, чтобы совсем ничего личного. Ничего личного — это у механизма, скажем, асфальтового катка. Он наехал и раздавил тебя, но поскольку личности у него нет, то и обижаться вроде глупо. Только ведь и катком кто-то управляет…
Очередь у кабинета сегодня почему-то совсем небольшая. Ну да, скоро декабрь, в воздухе носится предчувствие праздника и подарков, запах мандаринов и сосны… Болен, не болен — потом, все потом!.. Если что не в порядке, лечиться будем позже, после Нового года… До начала приема еще десять минут. Что ж, пока никого нет и никто не мешает, надо решиться. Она медленно набрала воздуха в грудь, медленно выдохнула. Взяла телефон и набрала номер Чернобаева. Занято. Деловой человек. Разговаривает… Она набрала номер еще раз — снова занято. Дам ему пять минут, подумала Вера. Хватит, нельзя больше тянуть. Чем бы это ни кончилось, она не может больше допустить, чтобы он считал, будто Лученко работает на него, на Чернобаева. И никто не должен так думать, даже она сама.
Это просто невыносимо. Дышать тяжело от такой мысли. Черт ее дернул согласиться на его предложение!.. Нет, это не черт, это деньги. Денег захотелось. Но ей казалось: подумаешь, просто и легко заработаю. Проявила слабость — и пожалуйста, теперь надо расхлебывать. Знаменитая своим милосердием, добротой и щепетильностью доктор Вера Лученко работает на олигарха Чернобаева, который захватил кусок земли в самом центре Киева, чтобы построить там торгово-развлекательный комплекс! А жителей соседних домой запугивает, ломает — и в психологическом смысле, и в физическом. При этом на власти плюет, на постановления судов не обращает внимания, прокуратуру в упор не замечает. Олигарх. Всесильный полубог, скорее полудьявол. Вот на кого ты работаешь, доктор Лученко.
Ее чуть не затошнило. Да, доигралась…
Снова набрала номер, и наконец Чернобаев сказал:
— Надеюсь, у вас хорошие новости.
— Здравствуйте, — с нажимом произнесла Лученко.
— Ну, здравствуйте. И?
— Сергей Тарасович, я расторгаю наш договор.
Пауза, молчание.
— Уточните. — Голос его стал ледяным.
— Я не стану ничего делать, чтобы ваша стройка заработала. Не будет никакого разоблачительного материала и показательного процесса. Доказывать, что люди пострадали от убийц, а не от чертей, — не буду. Открывать строителям глаза, поднимать на смех весь мистический флер — то же самое. Ведь вы этого от меня хотели? Я все точно изложила? Так вот, нет. С этой минуты я на вас не работаю.
— Приезжайте ко мне, обсудим. Такие вопросы по телефону не решаются.
— Не хочу приезжать, мне некогда, я на своей работе. И уже достаточно времени потратила на ваш возмутительный, безнравственный проект.
В трубке послышался скрежет. Зубами, что ли, скрипит?
— Еще никто так со мной не разговаривал…
— Не пугайте!
— Я? Я никого не пугаю, у меня в этом нет необходимости. Так. Сейчас я сам к вам приеду.
— Но…
В трубке послышались короткие гудки.
В дверь постучали, заглянула девушка из регистратуры с ворохом бумаг в руках.
— Вера Алексеевна, Илья Ильич просил зайти. Зайдете? — Она взглянула на Лученко, чуть удивилась и заторопилась. — Я дальше побежала!
Она закрыла дверь, а Вера спохватилась: какое у меня было выражение лица, интересно…
У двери кабинета главврача толпились несколько человек, среди них врачи, все озабоченные. «Наверное, очередной конфликт», — подумала Лученко и вошла. Дружнов сидел за своим столом хмурый и что-то выговаривал двум медсестрам. Однако, увидев Веру Алексеевну, просветлел лицом, сестричек отпустил и сказал:
— Ну, как вы поживаете, моя драгоценнейшая?
— Как всегда. А вам что-то от меня опять нужно, дражайший мой шеф?
— А вот и не угадали! — Он хитро улыбнулся и потер руки. — Наоборот. Ладно, не будем размазывать, а то у меня еще куча дел, и все не такие приятные. Помните племянницу американского магната-вертолетчика? А? Ту самую, которую я вам летом сосватал грешным делом?
— Конечно.
— И что? Вы ею занялись?
— Илья Ильич, будто вы не знаете. Она же у нас лежала. Отвечаю на ваш незаданный вопрос: да, она уже в порядке. Здорова, счастлива, можно за нее только порадоваться. Всем бы так… Короче, повезло на этот раз.
— Повезло? Скромничаете. Вы волшебница, милая Вера Алексеевна, это у нас все знают… Так что, — Дружнов снова потер руки, — я могу напомнить этому Осокорову, акуле капитализма, про его обещания? И потребовать закупки для нас какой-нибудь аппаратуры? В порядке спонсорской помощи.
— Как хотите. Только должна заметить, что Марк Игоревич никакая не акула, вы смотрите, не проколитесь в разговоре с ним. Он сейчас больше известен в мире как меценат, организатор ежегодных фестивалей магии и фэнтези.
— Ну да? Я в этом ничего не смыслю.
— Я тоже, это его племянница Милена просветила. Оказывается, пока мы тут с вами лечим и спасаем, все культурное человечество с ума сходит от праздника, который спонсирует Осокоров. Потому как там и цирк, и фокусы, и страшилки с ужастиками. А? Нелюди, а дети…
— Давно известный факт, люди и есть дети, особенно когда больные.
Они помолчали.
— Так что? — спросила Лученко. — Он приезжает?
— А я вам что, не сказал? — удивился Дружнов и хлопнул себя по лбу. — Совсем голову заморочили. Прилетает, родимый. Наверное, племянницу проведать и проверить, как ее здоровье. Тут я на него и навалюсь, давно хочу новый комплекс наркозно-дыхательной аппаратуры и реанимационных систем… Впрочем, я не то хотел сказать. Он же ваш гонорар везет.
— Неужели? Не забыл, значит, — скептически сказала Вера.
— Не забыл. Так что вы его встретьте в аэропорту, сделайте одолжение.
— Может, лучше племянница?
— Племянница тоже хорошо. Но и вы непременно. Ему приятно будет.
— Я подумаю.
— Ну, Верочка Алексеевна, — протянул главврач, — я же знаю, вы его очаруете, и тогда…
У Лученко в кармане халата завибрировал телефон. В клинике она звук отключала. Глянула на монитор — Чернобаев…
