Петр Владимирский - Грязные деньги

Анна и Петр Владимирские

ГРЯЗНЫЕ ДЕНЬГИ

Правдивая сказка

«Решение сказки всегда фиктивно. Оно и не может быть иным — в детективе все происходит согласно стилизованным законам.

И убийство, и расследование и, разумеется, доказательство вины преступника». Так написал четверть века назад в своей книге «Анатомия детектива» венгерский ученый, исследователь жанра Тибор Кестхеи. Тему сказочной основы любого детективного романа подхватил израильтянин Даниэль Клугер, но уже в начале нового тысячелетия. Его научно-популярная книжка «Баскервильские мистерии» развивает и на конкретных примерах доказывает: уж коль скоро волшебная сказка в родстве с мифом, то и детектив имеет в своей основе те же мифологические корни.

Да, в детективном романе все неправда. Реальное убийство редко бывает загадочным, вид реального места преступления ничего, кроме отвращения, не вызывает, следствие — рутина, состоящая из бесконечных допросов, а сами методы раскрытия преступления ничего общего не имеют с тем, как их описывают писатели. Тем не менее именно детективный роман более полутора веков остается лидером читательского спроса. При этом люди, регулярно покупающие детективы, отдают себе отчет: так, как в книжке, не бывает. Почему же читатели хотят обманываться?

Только тот, кого в детстве не любили и не читали сказок на ночь, не читает детективов. И отрицает их влияние на формирование демократических институтов и гражданского общества. Именно сказки объясняют детям то, что впоследствии хотят закрепить для себя взрослые: как правильно обустроить мир. В правильном мире Зло должно быть наказано, Добро — одержать как минимум моральную победу.

Подобный мифологический подход к детективному жанру вот уже много лет, от книги к книге, демонстрируют Анна и Петр Владимирские. Их лучшие истории, неизменным героем которых является врач-психотерапевт Вера Лученко, перекликаются с лучшими образцами мирового детектива. Отголосок — именно в мистической, ирреальной составляющей, которая сопровождает очередное преступление. Здесь нужно напомнить: первый в мире детективный рассказ, «Убийство на улице Морг» Эдгара По, в финале являет нам убийцу… не человека. Первый в истории жанра детективный роман — «Лунный камень» Уилки Коллинза — повествует не только о краже алмаза, несущего смерть похитителям, но и о самом способе кражи, совершенном под воздействием магии и гипноза. Наконец, «Собака Баскервилей» Конан Дойла — история о том, как старую сказку сделали былью для того, чтобы совершить идеальное, по мнению хитрого преступника, убийство.

Таким образом, любой преступник в детективном романе — своеобразный посланник сил Зла. Им нужно бросить вызов, заодно развеяв сомнения читателей: за каждым преступлением стоит изощренный и не совсем здоровый человеческий разум. Не зря же Вера Лученко — психотерапевт, экстрасенс, или, как ее частенько называют, колдунья. Точнее — добрая фея, силой своего интеллекта разгоняющая туман злых чар, клубящийся над очередным местом преступления. В предлагаемом романе «Грязные деньги» это — стройплощадка. Говоря языком сегодняшней прессы: незаконная застройка. Миллионер и по совместительству — политик, возводящий на месте зеленого сквера торговый центр, напуган серией загадочных смертей рабочих. Сами же рабочие тоже боятся и не хотят трудиться дальше, считая, что место проклято. Вера начинает разбираться в происходящем поневоле: ее сперва интересует лишь крупный гонорар, и мы с вами ее не осуждаем. Тем более что чем дальше движется частное расследование, тем меньше Лученко волнуют грязные деньги. Ведь история затягивает сама по себе…

Но, даже имея сказочную, мифологическую основу, каркас современного детектива рассыплется, если не будет крепкого фундамента: реальной, актуальной составляющей. Тех самых проблем, того самого намека и урока, который дает каждая сказка. И «Грязные деньги», как прочие романы Владимирских, вполне отвечают этим требованиям.

Андрей Кокотюха.

Все обстоятельства, персонажи и названия вымышлены. Любое совпадение имени, отчества и фамилии, обстоятельств и описаний, названия фирмы и прочих названий с реально существующими следует признать случайным.

Сильные духом не отступают. Они просто наступают в обратную сторону.

Феликс Кривин

1 КОГДА ВСЕ ОТ ТЕБЯ ОТВЕРНУЛИСЬ

3 декабря. Вечер.

Днем шел снег, медленный и пушистый. Повисал в ветках, будто изо всех сил старался украсить этот серый, безликий спальный район. На какое-то время это ему удалось. Но потом он растаял, оставив после себя лишь запах свежести и воды. А к вечеру подморозило, и все, кто уже вернулся с работы, вначале потопали ногами у своих дверей, стряхивая грязь, затем поужинали и уселись у телевизоров. Массив обезлюдел, только редкие, освещенные изнутри троллейбусы скрипели по своим маршрутам.

Но один мужчина, пренебрегая почему-то телевизором, выскочил из подъезда наружу как чертик из табакерки. Причем без шапки и в распахнутой лыжной куртке. Подошел к припаркованному напротив автомобилю, постоял, будто что-то вспоминая, рассерженно плюнул под ноги и рванул на остановку. Там он выкурил две или три сигареты, нервно расхаживая взад-вперед. Наконец дождался троллейбуса, нетерпеливо впрыгнул в него и сел на заднее сиденье. При этом слегка толкнул дремавшего грузного парня.

— Эй, мужик, ты чего? — проснулся тот и с угрозой посмотрел на соседа. — Хочешь неприятностей?..

От верзилы пахло пивом. Наверное, оно бурлило и требовало каких-то действий. На полупустой задней площадке троллейбуса возникла угроза конфликта, тем более что толкнувший был телосложения худощавого, лицо имел интеллигентное. А интеллигенты, как известно, сдачи не дают… Но худощавый пассажир так бешено сверкнул глазами, что верзила замолчал.

Новый пассажир встал, прошел вперед к водителю за талоном, купил, пробил компостером и вернулся на свое место. Верзила краем глаза наблюдал за ним. Пластика как у хищного зверя, бесшумная походка, когда кажется, что человек не идет, а плывет, плавная точность движений… Нет, с таким лучше не связываться. Парень встал и пересел от опасного мужика подальше.

Худощавый усмехнулся про себя. Он в очередной раз подумал, что такие ребятки сразу чуют превосходящую силу и уверенность в себе, трусят, избегают стычки. Но тут же и забыл о нем, скрипнул зубами, снова погрузился в свои мысли. И, едва дождавшись остановки на конечной, выпрыгнул наружу и помчался к станции метро.

Андрей Двинятин был в ярости. Он тяжело дышал, мысли его прыгали в такт шагам и даже быстрее. Черт!.. Никогда не думал, что могу так… Неужели это ревность? А почему, собственно? Что он, не мужчина?! Но как она могла! Стоп, стоп, стоп… Это не Вера. Это все актеришка чертов, Билибин. Приглашает ее на показ мод, на премьеру спектакля, оставляет на служебном входе контрамарки. Пользуется тем, что Андрей все время на работе и ему не до театров…

Двинятин поморщился, как от зубной боли. Если бы знал — с самого начала ходил бы с любимой женщиной в этот театр, пропади он пропадом. Тем более что он же не дикарь, ничего не имеет против искусства. Просто… До сегодняшнего дня как-то и подумать не мог, что… Человек может встретиться с кем-то без задних мыслей, просто встретиться и пообщаться. Имеет право. Но не пропадать в этом театре сутки напролет! Да еще и в компании этого красавчика. Мачо, чтоб ему… Тьфу!

Пустой простуженный вагон метро мчался с левого берега на правый, мелькали вдали фонари, отражаясь в подмерзшем зеркале Днепра. А Андрей, не в силах усидеть на месте, нервно расхаживал по вагону из конца в конец. Глупо, глупо… Ревность? Ну и ладно, пусть ревность! Вера как специалист, врач-психотерапевт, называет ревность болезнью. Она не раз рассказывала ему, что часто чувствует себя не психотерапевтом, а ревнопатологом… Зависть — это ревность к успеху. Убийство — ревность к чужой жизни. Наверное, на дне любых фобий лежит ревность… Андрей тогда, помнится, не согласился: а как же Пушкин?

— Действительно, — усмехнулась Вера. — Как он смел погибнуть на дуэли из-за женщины? Из-за прекрасной, но ведь несравнимой с его гением. Да? Ты это имел в виду?

— Это.

— А ты хоть понимаешь, что сейчас проявляешь типичную ревность?

— Не понял… Я люблю стихи Пушкина, и мне его жаль.

— Ну вот, видишь? Это в большей степени твоя ревность к его жене, чем любовь к поэту. Когда любишь по-настоящему, любишь не для себя, а ради другого. Тебе может быть плохо, некомфортно — но любимому существу должно быть хорошо. Твоя любовь заранее оправдывает и прощает все, что он любит, чего желает, в чем нуждается. Ты можешь не разделять взглядов любимого существа, но ради любви подчиняешься его выбору. А ревновать мы все умеем, но бездарно, это только Пушкин мог написать: «Как дай вам Бог любимой быть другим»… И учти: поэт не столько ревновал, сколько защищал свою честь.