Дин Кунц - Ночь Томаса

— Это много, слишком много.

— Откуда ты знаешь? Может, «свиной шкуркой» я шифрую купюры по доллару.

— А какие купюры вы шифруете «свиной шкуркой»?

— Не твое чертово дело.

В руках у него оказался розовый пластиковый пакет, на котором желтые птички несли в клювах синие ленточки. Он положил сверток с надписью «СВИНАЯ ШКУРКА» в пакет и протянул мне, держа за две плетеные из золотых веревочек ручки.

Я замахал руками:

— Нет-нет, я не могу.

Лицо Хатча осуждающе потемнело, закаменело в своей суровости, подалось вперед, требуя полнейшего повиновения. И голос стал словно у капитана-героя, требующего от своих солдат не просто показать все, на что те способны, но прыгнуть выше головы. Для усиления своих слов он вскинул костлявый кулак.

— Солдат, ты это возьмешь и сделаешь с этим что положено, и я не потерплю никаких споров, никаких отговорок. Это понятно?

Аннамария говорила, что люди давали ей деньги. Но я сомневался, что они впихивали их ей насильно, с угрозами.

— Вы очень щедры, сэр.

Хатч вышел из роли, улыбнулся.

— Бери, бери. Нечего дурить. Это же деньги Щипунчика.

— Щипунчик — удалой кролик.

— Он приносит такой гонорар, что я не знаю, что с ним делать.

Я взял розовый пакет.

— Если у меня будут дети, сэр, каждый получит полный набор книг о Щипунчике.

— Как ты думаешь, сколько раз я мыл руки «Пуреллом» за обедом и вечером? — спросил Хатч, пока я клал фонарь в пакет к замороженным деньгам и брал ключи от «Мерседеса».

— Вы ели блинчики с курицей, а поскольку вкус курицы напоминает вам о сальмонелле, да еще эти статьи в прессе о бактерии, вызывающей язву… думаю… раз двадцать?

— Даю тебе второй шанс.

— Тридцать?

— Пять, — в голосе слышалась гордость.

— Только пять?

— Пять, — повторил он.

— Это действительно достижение, сэр.

— Не правда ли? Прикоснувшись к деньгам, пусть завернутым в пластик и замороженным, я захотел немедленно вымыть руки «Пуреллом», но не собираюсь этого делать.

— У вас не начнется ломка, сэр?

— Нет-нет. Вот этого я постараюсь избежать. Мой брат, героиновый наркоман, прошел через ломку. Это было ужасно.

— Да, сэр. Молодой Энтони Перкинс.

— Его это так потрясло, что потом он носил одежду матери и резал людей ножом. Я сведу до минимума использование «Пурелла», но постараюсь избежать судьбы брата.

Он улыбнулся, и я последовал его примеру.

— Береги себя, сынок.

— Постараюсь, сэр. И вы тоже.

Я двинулся к двери.

— Одд?

Я повернулся.

— Мы неплохо провели этот месяц, не так ли?

— Да, сэр. Полностью с вами согласен.

— Хороший выдался месяц. Очень хороший. Такое у меня сложилось ощущение. Надеюсь, у тебя тоже.

— Мир в эти дни часто темен, сэр. Но не здесь, не в этом доме. Это радость — работать у вас. Познакомиться с вами.

— Сынок! — позвал он, когда я уже открыл дверь.

Вновь я оглянулся.

— Может… обнимемся?

Я поставил розовый пакет на пол и вернулся к нему. Рост Хатча, образ сильной личности, как в жизни, так и на экране, маскировал его хрупкость.

— Ты помнишь моего сына, которого я потерял на войне? — спросил он, когда к нему вернулся дар речи.

— Вы про Джейми, сына, которого у вас никогда не было?

— Про него. Что ж, если бы я женился на женщине, которую звали Коррина, у нас родился бы сын Джейми и я потерял бы его на войне, теперь я знаю, что бы я при этом чувствовал.

Он часто удивлял меня. В тот момент я удивил себя сам, потому что лишился дара речи.

Но уже обрел его вновь, когда вернулся к двери и поднял с пола пакет с деньгами.

— Я обязательно постараюсь вернуться, сэр.

— Все зовут меня Хатч.

— Да, сэр. Я приложу все силы. Чтобы вернуться, а когда вернусь, мы сходим в комиссионный магазин одежды.

Он прикусил губу и кивнул:

— Ладно. Хорошо. А теперь я возьму булочку.

— Съешьте одну и за меня.

— Прекрасно. Да. Действительно. Я возьму две.

Я переступил порог и закрыл дверь.

Ушел не сразу. Какое-то время постоял, благодаря судьбу, что в моей жизни, при всех ее ужасах, хватает и таких счастливых и трогательных моментов.

Глава 43

Сумка со взрывателями стала такой тяжелой, что мне понадобилось собрать в кулак все силы и волю, чтобы донести ее до гаража и положить в багажник «Мерседеса».

Я даже расстегнул «молнию» и при свете лампочки багажника убедился, что в сумке лежит только то, что я сам и положил в нее на борту буксира.

Выехал из гаража Хатча, надеясь, что психический магнетизм проведет меня сквозь туман к телефону-автомату, избежав столкновения с забором, фонарным столбом, припаркованным или движущимся автомобилем.

Укутанные туманом улицы казались такими же таинственными, как и прежде, и Хосс Шэкетт, возможно, кружил по ним в ярости и отчаянии, надеясь вернуть бомбы и все-таки взорвать четыре мегаполиса, или готовясь скрыться от органов правопорядка, или ища того, кто порушил тщательно продуманные планы.

И я, спасибо моему богатому воображению, не мог не тревожиться из-за чифа, потому что знал, просто знал: встретиться мне предстояло не с Хоссом Шэкеттом Славным, но с другим Хоссом Шэкеттом, который ел маленьких котят, а потом ковырял в зубах их косточками.

Обратная сторона психического магнетизма состояла в том, что иной раз он приводил меня прямо в руки того самого человека, встречи с которым я всячески старался избежать. И все потому, что мне не удавалось изгнать из головы мысли о нем, страх, что придется столкнуться с ним лицом к лицу. Но даже если я выталкивал этого человека из сознания, предательское подсознание продолжало волноваться из-за него. И тогда моего врага или притягивало ко мне (обратный психический магнетизм), или я сам приходил к нему, и обычно в крайне неудачный для себя момент.

Вот почему, сидя за рулем «Мерседеса», я, насколько мог, сосредоточился на телефоне-автомате. Где ты, где, телефон-автомат, телефон-автомат, телефон-автомат?

С тех пор как все обзавелись мобильниками, найти телефон-автомат стало не так-то просто. Со временем телефон превратится в управляемый голосом чип, вживленный где-то за челюстью и под ухом, и тогда мобильники станут таким же раритетом, как телефоны-автоматы, коих они так успешно выводят из повседневной жизни.

Те комментаторы, которые объясняют нам, в каком мы живем мире и как должны его воспринимать, наверняка назовут вживленные телефоны «прогрессом». И когда кто-нибудь из государственных служащих захочет поговорить с вами, он всегда будет знать, как добраться до вас, в силу уникальности номера вашего чипа, и где вы находитесь.

Такие телефоны-чипы, конечно же, станут шагом к Новой Цивилизации, где не будет бесконечных споров и утомительных дебатов, которые характеризуют наше современное общество, представляющееся многим нетерпеливым гражданам загнивающим и отжившим свое. Все это канет в Лету, и вас, возможно, напугают такие перемены, но те, кто смотрит в будущее и имеет возможность добиться общественного консенсуса, безусловно, уверены, что в конце концов вы полюбите ваш новый мир и поймете, что это рай на земле, поэтому никаких возражений слушать не будут.

Окутанный ослепляющим ночным туманом, гадая, не ждет ли меня судьба Самсона, которого лишили глаз и бросили в темницу в Газе, ведомый психическим магнетизмом, я свернул на стоянку дежурного магазина, где стоял телефон-автомат.

Поскольку я не хотел, чтобы мой звонок привел к мобильнику Бирди Хопкинс, для которой все могло закончиться серьезными неприятностями, я зашел в магазин, купил пузырек с таблетками аспирина и пепси, а также поменял пару долларов на монетки для телефона.

Отправив в рот две таблетки аспирина и запив их пепси, я набрал номер справочной и попросил найти мне телефоны ближайших отделений ФБР и Министерства внутренней безопасности.

Позвонил в отделение ФБР в Санта-Крузе и рассказал об атомных бомбах на борту океанского буксира, в настоящее время пришвартованного к берегу в каньоне Гекаты. Я порекомендовал незамедлительно связаться с Береговой гвардией, которая подтвердила бы, что такой буксир действительно находится в указанном мною месте, и предупредил, что чиф Хосс Шэкетт входит в число заговорщиков, собиравшихся ввезти в страну эти бомбы.

Агент, который снял трубку, поначалу говорил со мной как с озабоченным судьбой человечества гражданином, считающим, что все земляне должны носить шапочки из алюминиевой фольги, чтобы воспрепятствовать чтению наших мыслей инопланетянами.

Но по мере того, как он узнавал все больше подробностей, его интерес к моей истории начал возрастать. Он уже просто не мог от нее оторваться и, когда я собрался повесить трубку, пустил в ход все психологические трюки, имеющиеся в арсенале хорошего агента, дабы подольше задержать меня у телефона и выпытать детали, которые обеспечат мою идентификацию, убеждал в том, что Бюро готово поставить мне памятник в Вашингтоне, запечатлеть мою физиономию на почтовой марке и одарить семьюдесятью двумя девственницами по эту сторону рая.