Я их всех убил - Дениссон Флориан
Максим сделал паузу. Дыхание любовников терялось в перестуке дождя по черепичной крыше.
– Консьержа уже допрашивали, и у него оказалось железобетонное алиби. Мне никогда не удалось бы добиться постановления на обыск у него в доме. Тогда… я отправился туда сам. В одно прекрасное воскресенье, когда они с женой ушли в кино, я проник в их квартиру. И все перерыл сверху донизу. Там была одна комната, что-то вроде подсобки, переделанной в подобие кабинета с компьютером и принтером, и, когда я туда зашел, меня словно осенило. У одного из ящиков было двойное дно, там я нашел четыре пары трусиков.
Ассия повернулась и прижалась к нему.
– Я впал в ярость и совершил ошибку, поддался гневу. Я… я подождал, пока этот тип вернется домой, и набросился на него прямо перед дверью… на глазах у его жены. Сунул трусики ему под нос, мы сцепились. В понедельник утром я пошел к Саже и рассказал, почему я совершенно уверен, что этот сукин сын напал еще как минимум на трех женщин. Капитан ответил, что я не отдаю себе отчета в том, что натворил, и моя единственная надежда – вызвать консьержа на допрос и молиться, чтобы тот во всем признался, не упомянув о моем проникновении в его жилище. На той же неделе я его вызвал, и он явился с адвокатом. Я оказался в тупике. Если делу дать ход, он немедленно подаст на меня жалобу, а мы все знаем, чем это заканчивается.
– Злоупотребление властью, манипуляция уликами, и субъект окажется на свободе после того, как дело будет прекращено, – проговорила Ассия, уткнувшись лицом в плечо Максима.
– А на меня наложат административные санкции… Короче, было решено сохранить статус-кво. Мы закрываем глаза на произошедшее, и каждый остается при своих. Но я не мог продолжать работать, словно ничего не случилось, и сорвался с катушек. Перевернул свой стол и набросился на Саже. Он отнесся с пониманием, но, чтобы избежать и скандала, и лишних вопросов, отстранил от работы на шестьдесят дней. Под обязательное наблюдение психолога. Я на него даже не сержусь: я зол на систему. Нужно же понимать, кто твой враг.
– Наши враги – это те, кто нарушает закон, Максим, а не система.
– А как ты объяснишь, что виновный спокойно разгуливает на свободе, после того как напал как минимум на четырех девушек?
– Ты этого не знаешь, Максим, – это всего лишь твое убеждение.
Он внезапно выпрямился, и его тон изменился.
– Я своими глазами видел спрятанные у него трусики – это были его трофеи! – проскрежетал он с гримасой отвращения.
Ладонью она описывала круги по обнаженной коже молодого человека. Казалось, эта утешительная ласка немного его успокоила. Ассия воспользовалась этим и мягко заметила:
– Если он возьмется за старое, мы будем рядом, чтобы его посадить, и это никогда не повторится.
– Вот только для того, чтобы это случилось, потребуется еще одна жертва… как минимум… – возразил он с разочарованным, почти печальным вздохом. – У нас была возможность остановить его до рецидива, но мы ничего не сделали.
– Максим, но ведь в тот раз ты сам преступил рамки закона.
В спальне повисло тяжелое молчание.
Он отбросил одеяло и вылез из кровати.
– Пойду приму душ, – холодно объявил он.
Плеск воды в ванной смешивался со шквалами дождя, барабанящего по скатам крыши. Ассия растянулась на спине и глубоко вздохнула, наслаждаясь запахами комнаты. По ее губам скользнула улыбка, свидетельницей которой была только ночь. Темнота лилась в наклонные окна, придавая тревожный облик всем предметам и мебели в комнате.
Уголок для медитации вдруг показался ей мрачным, и она снова подумала о секте Детей Гайи и о том ментальном и физическом давлении, которому Максим подвергался там долгие годы.
Неожиданно ее взгляд задержался на телескопе в глубине комнаты. Ассию насторожило направление трубы, и в ней немедленно пробудился инстинкт дознавателя.
Почему телескоп устремлен не в небо?
Она повернула голову к двери – в ванной по-прежнему лилась вода. Ассия медленно поднялась, подошла к окну и приложила глаз к окуляру.
В подобных метеорологических условиях она не надеялась что-либо разглядеть и удивилась, увидев вдали, на другом берегу озера, прекрасный зеленеющий парк, освещенный фонарями. Справа вдоль аллеи тянулось большое здание, обшитое темным деревом. Еще выше щит, освещенный мощным прожектором, принимал на себя удары ветра.
Ассия различила надпись на щите. Она сразу же узнала букву G и логотип Детей Гайи.
В шесть часов звук будильника вырвал ее из летаргии. Она почувствовала рядом теплое тело любовника и улыбнулась. Накануне она предпочла оставить все вопросы при себе, не желая испортить эту ночь и даже тенью рабочих проблем омрачить происходящее.
Пейзаж снаружи отдавал апокалипсисом. Дождь лил безостановочно, а дневной свет был таким слабым, что затруднительно было сказать, рассвело уже или нет. Подобно темной птице, предвестнице беды, тревожный туман витал над озером, а деревья и поля сочились влагой.
– Уже? – хриплым голосом, проснувшись, спросил Максим с полузакрытыми глазами.
Она пожала руку, которую он к ней протянул.
– Мне нужно заехать к себе: переодеться, прежде чем появиться в бригаде. Встретимся там, лады?
Он умирал от желания получить поцелуй, прежде чем она уйдет, но так и лежал не шевелясь – его едва хватило на то, чтобы послать ей улыбку.
Стоило Максиму ступить в гостиную, к нему немедленно метнулись три кошки. Он обратил внимание, что к той парочке, что провела здесь ночь, присоединилась еще одна особь. Он разложил корм по разномастным мискам и отметил в памяти, что нужно пополнить запас кошачьих крокетов в следующий раз, когда отправится за покупками.
Череда коротких повторяющихся звуков привлекла его к окну в гостиной. Стихии бушевали в ритме шквалов, как музыканты симфонического оркестра, исполняющие выученные партии. В чьей руке дирижерская палочка? – мелькнуло у него в голове.
И снова раздались три удара по стеклу. Он оглядел пространство перед собой и наконец внизу справа увидел барабанщика. Ворон изумительного черного цвета бил в окно клювом.
Максим поспешно приоткрыл застекленную раму, и птица, переваливаясь, протиснулась внутрь. Он заметил ее чуть искривленное правое крыло и узнал своего старого пациента, которого пытался спасти две недели назад. И расплылся в улыбке – он, так неохотно удостаивающий подобной милости себе подобных.
Кошки подняли морды от мисок и неслышно двинулись к птице. Ворон оценил их маневр и расправил крылья с карканьем, которое обратило перепуганных кошек в бегство.
Максим принялся внимательно его осматривать, и птица не возражала. Рана отлично зажила, сломанная кость срослась немного криво, но вроде не мешала ему летать.
Молодой жандарм порылся в ящике и нашел еду, которую готовил для ворона во время выздоровления. Выложил все на тарелку, и черный крылатый гость накинулся на угощение.
Растроганный встречей со старым другом, Максим уселся по-турецки на холодные плитки гостиной и стал смотреть на красивую птицу, которую ученые считали самой умной в своем виде.
Течение его мыслей прервал завибрировавший мобильник. Пришло сообщение от Ассии – значит она уже приехала в бригаду. Он провел в уме быстрый подсчет и осознал, что сорок восемь часов задержания их подозреваемого истекают ближе к полудню.
Максим торопливо закончил одеваться и вышел из дома. Уличный холод, достойный начала зимы, ледяными когтями скользнул под куртку. Он засунул руки поглубже в карманы, и его пальцы нащупали тюбик антидепрессантов. По спине прошла легкая дрожь.
Он повернул обратно. Неуверенным движением положил успокоительные в ящик кухонного стола и задвинул его. Звук раскатился по дому; Максим бросил последний взгляд на все еще приоткрытое окно. Ворон улетел.
26
Машина Максима въехала на парковку перед жандармерией. По дороге он пересекся с фургончиком и заметил сидящего спереди на пассажирском сиденье Бориса. Русский послал ему взгляд, такой же пасмурный, как небо над ними.
