Я их всех убил - Дениссон Флориан
Внезапно в голове у нее замерцал огонек. Она вернулась к поиску и написала «швейцарский композитор». С легким покалыванием в затылке нажала «ввод».
Во всю ширину страницы разноцветной лентой выстроились портреты музыкантов. Она начала прокручивать их направо, чувствуя, как по всему телу пробегает холодок озноба. Увидев одно из имен, она широко раскрыла глаза и схватилась за ручку.
Карло Хеммерлинг, композитор родом из кантона Во, большую часть жизни прожил в Лозанне. В голове всплыло смутное воспоминание. Еще учась в коллеже, она по совету своего преподавателя музыки записалась в хор. Единственная причина, по которой она была согласна на протяжении полугода жертвовать несколько часов в неделю, заключалась в том, что Оливия, девушка, чья красота ее завораживала, тоже пела в этом хоре. Автором одного из номеров, который они репетировали целых полгода, и был этот композитор.
Ее охватило то же возбуждение, какое она чувствовала, когда была близка к разгадке ребуса, над которым билась несколько часов.
Пройдя тем же путем в обратном порядке, она написала имя и фамилию музыканта заглавными буквами, после чего составила из них искомое: Харл Коммегерлин. Все идеально сходилось. Бинго!
Пока небольшая группа жандармов в глубине помещения готовилась отправиться по домам, а сам Борис уже натягивал толстую куртку, она громогласно заявила:
– Я нашла!
Максим обернулся к ней первым. Он узнал этот особый тон – взвивающийся до верхних нот, – каким говорила его партнерша, когда ей удавалось добиться успеха. Павловски отреагировал лишь на несколько секунд позже. Как волки, подбирающиеся к добыче, они двинулись к ней неслышными шагами, словно опасаясь спугнуть.
Дойдя наконец до стола Эммы, они склонились над десятками исписанных страниц со множеством помарок; в самом низу одного из листков торопливо и победно были жирно обведены два слова.
– Харл Коммегерлин – это анаграмма Карло Хеммерлинга! – возгласила она, привлекая внимание всех присутствующих. Посмотрела в их недоуменные лица и уточнила: – Это швейцарский композитор!
Ей не терпелось проверить свою теорию, и она снова сосредоточилась на списке имен. Инстинктивно выбрала то, которое, на ее взгляд, легче всего поддавалось расшифровке. Иони Превис. И действительно, имя видеооператора было таким необычным, что молодой женщине было проще начать с него. В отличие от остальных, букв тут было значительно меньше.
Под ошеломленными взглядами товарищей по команде Эмма воспроизвела ту же операцию. Она выписала буквы имени жертвы:
ИОНИПРЕВИС
Одна интуитивная находка повлекла за собой другую, она впечатала в поисковик «список ютуберов», и, когда высветились результаты, ее сердце бешено забилось. Поиск выдал колонку из пары десятков имен, ее взгляд немедленно остановился на первом же: Сиприен, имя самого известного во Франции веб-оператора. Ее живой ум сразу уловил некоторые совпадения с написанием имени Иони Превиса.
Она быстро переставила буквы в имени жертвы и с легкостью образовала имя Сиприена, но у нее образовался остаток из трех букв – О, В, И, – что не предвещало ничего хорошего.
Для очистки совести она открыла в «Википедии» страничку знаменитого ютубера и внезапно расплылась в улыбке. Полное имя звезды Интернета было Сиприен Иов, а его румынские корни объясняли необычность этого имени.
Итак, Эмма получила доказательство того, что Иони Превис тоже всего лишь псевдоним. Оба раза за основу псевдонимов брались имена личностей, известных в той области деятельности, которую избрала жертва.
– Я продолжу? – гордо спросила она у двух жандармов.
Оба молча закивали, и рыжая красотка вернулась к работе:
– Остаются Нина Грокис-Стейнер и Колин Вассард.
– Погугли «знаменитый трейдер», – бросил Максим с явной дрожью возбуждения в голосе.
Среди различных Жеромов Кервьелей, Томов Хейсов и прочих Уорренов Баффеттов[30] выплыла ссылка на заметку о десяти лучших трейдерах всех времен. Держа в голове несколько наименее часто используемых во французском букв, Эмма взглядом эксперта окинула имена в почетном списке. Одно из них привлекло ее внимание, а именно автора книги с многозначительным названием «Как я выиграл на бирже $ 2 000 000»: Николас Дарвас.
Она быстро выстроила анаграмму, но одна буква А осталась лишней. Это показалось ей странным, и она поделилась сомнением с остальными.
– Это же ненормально, – нахмурилась она.
– Что? – вмешался напряженно ожидающий Борис.
– У меня одно А лишнее…
– А это важно? – уточнил он.
– Зачем составлять анаграмму чьего-то имени и при этом убирать или добавлять буквы? Бессмыслица какая-то.
Максим выпрямился, словно получил электрический разряд.
– Я знаю! – вскричал он. – На табличках на почтовом ящике и на двери значилось: Колин А. Вассард! Вот оно, твое А!
Эмма вернула ему широкую улыбку.
– Ну, кто кого, Нина! – весело бросила она.
Потом отвела глаза от экрана и застыла, будто сраженная неизвестным недугом.
– Что такое? – спросил друг.
– Не буду же я перерывать список известных проституток, – покачала головой она.
Он прищурился и посоветовал:
– Попробуй «знаменитых трансгендеров»!
Не совсем уверенно она запустила поиск.
Первый результат предлагал редакционную статью одного из самых солидных изданий, посвященную вошедшим в историю трансгендерным индивидуумам. Некоторые случаи уходили в прошлое аж на триста пятьдесят лет, как, например, история аббата де Шуази, который в 1672 году превратился в мадам де Санси. Борис и Максим пробегали глазами информацию, пока Эмма прокручивала текст. Она пропустила интересные эпизоды эпохи Людовика XV, потом историю жизни танцовщицы кабаре в «безумные годы»[31], чтобы наконец остановиться на первой всемирно известной личности, которая прошла через операцию по смене пола. Некая американская актриса, родившаяся в двадцатые годы, по имени Кристина Йоргенсен.
Эмма сделала быстрый подсчет: количество букв в именах одинаковое. По ее мнению, здесь не было места случайным совпадениям, и она со впечатляющей быстротой убедилась, что Нина Грокис-Стейнер – это анаграмма знаменитой жительницы Нью-Йорка.
– Соответствует, – заключила она.
– Браво, Эмма! – поздравил ее друг без особого энтузиазма в голосе.
– Что тебе не нравится? – спросила она, уловив его разочарование.
– Ничего. Это хорошо, Эмма, но мы совсем не продвинулись. Анаграммы только доказывают, что истинная личность жертв по-прежнему нам неизвестна.
– Ты прав, – огорчилась она. – Теперь мы лишь знаем, что все имена из списка фальшивые… В конечном счете это нагоняет еще больше тумана.
– Напротив! – отрубил Борис. – Мы только что получили подтверждение, что наш самый надежный след – версия секты. Хорошая работа, Эмма.
Максим пожал плечами и нахмурился.
– По мне, никакое это не подтверждение, – проворчал он.
– А как насчет Детей Гайи и их методов, за которые они уже побывали под судом? Счета в Швейцарии, фальшивые личности, а потом адепты растворяются в природе? Здесь в точности такой же modus operandi, и благодаря усилиям Эммы мы приблизились к истине.
– Кристоф Корню признался, что убил этих четверых, или ты забыл?
– Наш подозреваемый разгуливал с визиткой, на которой значился логотип Детей Гайи; я ни на секунду не верил ни в какую другую версию.
– Еще никогда с этой сектой не связывали ни одно убийство, – поморщился Максим.
– До сегодняшнего дня – возможно.
– Но почему этот тип ополчился на адептов, а потом явился к нам, чтобы признаться в своих преступлениях? Тут нет никакого смысла.
– Вот мы и должны это прояснить, – поставил точку Павловски. – Действовал ли он по указанию секты или против нее?
С мрачным лицом Максим отошел от коллег.
– Подождем результата запросов, прежде чем делать поспешные выводы, – бросил он, ни к кому не обращаясь.
