Я их всех убил - Дениссон Флориан
Эмму он обнаружил в комнате отдыха за чашкой кофе. Внезапно по нему прошла волна жара, и он едва не потерял сознание. Сделал обжигающий глоток и почувствовал, как кофеин распространяется по телу. Дрожь в руках немного прошла.
– Ты нормально? – встревоженно спросила Эмма.
– Да-да. Просто немного вымотался.
– Вот удивил: мы уже два дня возвращаемся домой черт-те когда, а приходим сюда на рассвете!
– Я, кажется, видел сейчас, как Борис уезжал.
– Да, – кивнула она, – он поехал представить Корню судье ввиду окончания срока задержания.
Максим напрягся, потом снова отпил из пластиковой чашки.
– Кстати, ты только что разминулся с его адвокатом, – снова заговорила молодая женщина.
Взгляд жандарма потемнел.
– Что? – буркнул он.
– Потрясающая блондинка на шпильках, гладкие волосы зачесаны назад, пухлые губы, вся с иголочки: короче, отпад! – заключила Эмма, покусывая кулак.
– Как это, Кристоф Корню вызвал себе адвокатессу?
– Нет, с его стороны ничего нового, молчит как рыба.
– Я не понял. Она просто явилась сюда, представилась его адвокатом, а потом исчезла?
– Слушай, явился бы сам вовремя, я вон уже вечность тут торчу! – ощетинилась она. – Что ты хочешь от меня услышать? Да, она представилась адвокатессой Корню, но я ей сообщила, что его увезли к судье, и она отбыла.
– Она оставила свою визитку? Или что-нибудь? Сказала, кто ее нанял?
– Ты же знаешь этих адвокатов… – хмыкнула Эмма и облизала ложечку.
Максим отложил эту неожиданную – и как минимум странную – информацию в сторонку и решил, что на данном этапе важнее сосредоточиться и довести дело до конца.
Сделал глубокий вдох.
– Что нового с номерами мобильных? – продолжил он.
– Еще немного рано, но, надеюсь, до полудня все получим.
– Ну да, когда будет слишком поздно.
Она положила руку на плечо коллеги:
– Макс, мы не сможем держать его здесь дольше, ты сам это прекрасно знаешь. Тебя так нервирует, что придется отпустить его на все четыре стороны?
Конечно, он не мог всерьез поверить, что больше всего его мучает страх, как бы подозреваемый снова не взялся за старое и не совершил другие преступления. Нет, в глубине души он понимал, что по-настоящему его тревожит то, с какой легкостью он сам начисто утрачивает контроль над собой. Этот человек по-прежнему был загадкой, которую Максим не сумел бы разрешить, даже если бы весь мир пришел ему на помощь, и ему трудно было с этим смириться. Кристоф Корню в скором времени выиграет начатую им шахматную партию.
Новый приступ дурноты заставил Максима присесть. Он постарался выровнять дыхание, но в данный момент был не один: приходилось держать лицо. Он попытался сфокусироваться на разговоре с Эммой.
– По поводу этих анаграмм, – заговорил он без особой уверенности. – Ты не задумывалась над причиной, которая могла заставить этих людей замаскировать свою истинную личность?
Помолчав, молодая женщина ответила:
– По-моему, это указывает на версию программы защиты свидетелей.
– Саже тоже высказывал такое соображение.
– Ты ездил повидаться с Саже? И говорил с ним о расследовании?
Максим помассировал правый висок и закрыл глаза.
– Да, я хотел узнать его мнение как профессионала, – объяснил он, не открывая век.
– И он думает, как и я?
– По его прикидке, это наиболее вероятно, хотя во Франции такого рода практика не очень распространена. Если бы мы в какой-то момент наткнулись на документ с пометкой «Сов. секретно», это могло бы послужить доказательством этого предположения.
– Чего до сих пор не случилось, – вздохнула Эмма. – Куда ни кинь, все возвращает нас к секте.
– Знаю, – с болезненной гримасой кивнул Максим.
– Ты точно в порядке?
– Просто резь в желудке, – соврал он.
– С твоей кроличьей диетой оно и понятно, – пошутила она.
Новая гримаса, на этот раз смесь смеха и боли.
– Думаю, все дело в этом кофе, – удалось ему выговорить после глубокого вдоха.
В помещении бригады даже в столь ранний утренний час три четверти рабочих мест были заняты: дознаватели висели на телефоне или приклеились к мониторам.
Эмма махнула Максиму и уселась за свой стол. Он поступил так же. Дал себе несколько секунд роздыха, огляделся. Отпечатавшиеся на сетчатке картинки прокручивались в замедленном темпе, как плохо отрегулированная кинопленка. Дыхание стало прерывистым, возникло ощущение, что не хватает кислорода. Грудь вздымалась все чаще, звуки доносились как из глубины колодца. Если он немедленно не возьмет себя в руки, то потеряет сознание на глазах у всей бригады.
Максим закрыл глаза и представил себе кубик Рубика, как в трехмерном цифровом изображении. Потом начал медленно перемещать грани, стараясь разобрать каждую возможную комбинацию. Этот прием всегда приносил плоды и сейчас тоже сработал.
Через несколько секунд, показавшихся ему часами, сердечный ритм вернулся к норме. Несколько капель пота – единственные свидетели дурноты – упали на поверхность стола. Он явно совершил серьезную ошибку, так резко прервав прием таблеток. Однако он всегда действовал решительно: дав себе слово, что ни одно живое существо не пострадает из-за его пищевых пристрастий, уже на следующее утро прекратил потреблять любые продукты животного происхождения. То же самое с алкоголем. Он не верил в методики, рекомендующие сокращать дозировку понемногу. Однако общее состояние доказывало, что в данном случае он был не прав. В сражении между химическими молекулами и волей медикаменты одержали решительную победу. Но только в первом раунде, подумал он.
Мимо окна проехал фургончик, Борис по-прежнему сидел рядом с водителем. Через несколько секунд младший лейтенант Павловски появился на пороге. У Максима возникло дурное предчувствие. Тот вернулся один.
– А где Корню? – окликнул его Максим.
– И тебе «здравствуй», Монсо, – откликнулся тот. – Мы отвезли его к судье, где ему сообщили, что срок задержания истек.
Желудок опять свело спазмом. Максим обогнул стол и медленным, размеренным шагом двинулся к Павловски.
– И все? – спокойно спросил он.
– Обычная процедура. Слушание дела, затем освобождение под судебный надзор.
Электрический разряд скрутил внутренности, Максим стиснул зубы, пытаясь сдержаться.
– Его поместили под судебный надзор? Ты серьезно? Речь идет о четырех преступлениях и последовавшем признании.
– Тела не найдены, и ни одного заявления о подозрительном исчезновении, имена явно фальшивые: тебе объяснить на пальцах, Монсо?
Максим покачал головой и ударил кулаком по ближайшему столу. По всему помещению разнесся грохот, за ним последовало гробовое молчание. Все взгляды обратились на него.
Полное ощущение дежавю.
Павловски и бровью не повел, только холодно смотрел на коллегу. Сердце Максима запылало, и жар распространился по всему телу. Он развернулся и двинулся назад, к столу, сосредоточенно контролируя каждый вдох.
Под встревоженными взглядами жандармов он с трудом опустился на стул и закрыл глаза.
На четвертом цикле вдохов и выдохов спокойствие вернулось. Пальцы все еще тряслись, и он решил занять их любимой игрушкой. Взялся за ручку ящика стола и потянул на себя.
Грубо приклеенная куском прозрачного скотча к кубику Рубика, хорошо знакомая фотография заставила его содрогнуться.
На глянцевой бумаге с улыбкой позировали Анри Саже и его мать; стоящему справа Максиму было всего несколько лет. Три слова, небрежно написанные черным фломастером, нокаутировали, как хук в печень.
«Мама и дядя?»
Комната закрутилась вокруг него, лицо исказилось в жуткой гримасе. Кровь стучала в висках, в ушах стоял грохот барабанов. Тело затряслось с удвоенной силой, и он не смог удержать крик, разорвавший относительную тишину.
