Уильям Лэшнер - Меченый
Я вошел в палату с распростертыми руками.
– Дядя Макс, – громко, с воодушевлением сказал я.
Старик с пегой щетиной на щеках сел на кровати. На длинном лице появилось озадаченное выражение.
– Это я, Виктор.
– Виктор?
– Я сын твоей троюродной сестры Сандры. Ты ведь помнишь Сандру?
– Сандру?
– Конечно, ты должен помнить Сандру. Широкие бедра, маленькие руки. Она умела готовить великолепный салат из фасоли.
– Салат из фасоли?
– О, мама готовила самый вкусный салат из фасоли. Из вощеной фасоли. Она всегда покупала свежую и вымачивала в соленой воде. Поэтому у нее получалось так вкусно. А еще добавляла винный уксус и базилик со своего огорода. Ты ведь обожал вкусный салат из фасоли.
– Не думаю, что я знал Сандру, – сказал дядя Макс.
– А кроме того, ты должен помнить мою младшую сестру Монику. Ты всегда ее любил. Она тоже пришла тебя навестить.
Я подтолкнул Монику так, что она выскочила вперед, чуть не упала и обрела равновесие прямо перед стариком.
– Поздоровайся с дядей Максом, Моника.
– Здравствуйте, дядя Макс, – произнесла она воркующим голосом, наклонилась к старику и протянула букет: – Это вам.
При виде ее полуобнаженной груди подбородок у дяди Макса задрожал.
– Ах да, – сказал он наконец. – Вот, значит, какая Сандра. Как она себя чувствует?
– Она умерла, – сообщил я.
– Случается. – Дядя Макс отрешенно пожал плечами и похлопал ладонью по постели: – Садись, Моника, расскажи, как ты живешь.
– Хорошо, дядя Макс, – сказала она и уселась рядом с ним.
– Где ты обитаешь, Моника?
– В Сан-Франциско.
– У тебя есть приятель?
– О да. Он работает бухгалтером.
– Это хорошо, – оживился дядя Макс. – Знаешь, я тоже был бухгалтером.
– Правда? – хлопнула ресницами Моника. – Меня так увлекают цифры.
– Не возражаете, если включу музыку? – спросил я, указывая на маленькие радиочасы на прикроватной тумбочке.
– Валяй, – разрешил дядя Макс.
Из крошечного динамика полилась серьезная баллада в исполнении биг-бэнда. Я нашел волну с добрым старым рок-н-роллом, сделал звук погромче и начал наигрывать на воображаемой гитаре.
– Это Боб Зигер, – проинформировал я старика.
– Кто? – спросил дядя Макс. – Нет, но ты почти угадал.
Моника засмеялась. Дядя Макс вопросительно поднял брови, открыл ящик тумбочки, вынул пинту рома и вложенные один в другой пластиковые стаканы.
– Надеюсь, вы никому не расскажете?
– Могила, – заверила Моника.
Мы хорошо посидели с дядей Максом под музыку и ром, вспоминая о нашей вымышленной матери, вымышленной семье, вымышленной жизни Моники и вымышленном приятеле из Сан-Франциско. Нетрудно было догадаться, что в своих фантазиях Моника была гораздо счастливее, чем в реальной жизни. И судя по тому, как дядя Макс смеялся, похлопывая Монику по руке и закатывая глаза, должен сказать: он тоже был вполне счастлив со своими мнимыми родственниками.
Палата, которую дядя Макс делил с таким же, как он, стариком, была маленькой. В ней едва хватало места для двух кроватей, пары тумбочек и стульев. Телевизор перед каждой кроватью был привинчен к стене. Туалет общий.
Сосед дяди Макса находился за занавеской. Я слышал, как бормотал его телевизор. И пока дядя Макс рассказывал Монике очередную потрясающе интересную бухгалтерскую историю, я скользнул за белую штору.
Когда-то он выглядел устрашающе, это можно было понять по крутому подбородку, большим кистям рук и ступням, выступающим за пределы кровати. Но возраст наносит всем нам тяжелый урон. Я увидел развалину с трясущимся подбородком и водянистыми глазами, направленными в никуда. Я подошел к постели. Он медленно повернул голову, давая понять, что знает о моем присутствии, и снова отвернулся. Я взял стул и сел около кровати, опершись на нее локтями.
– Детектив Хатэуэй, – сказал я. – Меня зовут Виктор Карл. Я адвокат, мне нужно задать вам несколько вопросов.
Выйдя из-за занавеси, я застыл как вкопанный: в дверях стояли разгневанная Дженна Хатэуэй и охранник Пит, державший руку на кобуре.
– Привет, Дженна, – сказал я как можно спокойнее. – Рад вас видеть.
– Какого черта вы здесь делаете, сукин вы сын? – прошипела она.
– Навещаю больного.
– Я упрячу вас за решетку.
– За то, что мы навещаем дядю Макса?
– За противоправное нарушение владения, намеренное введение в заблуждение и домогательство. – Она долго со злостью смотрела на меня, потом, не отводя взгляда, сказала: – Выключите, пожалуйста, музыку, мистер Майерсон.
Макс выключил радио и, почти не таясь, убрал бутылку рома в тумбочку.
– Прошу прошения за то, что вас побеспокоили посторонние, – сказала Дженна.
– Это не посторонние, и они меня не побеспокоили. – Старик похлопал Монику по руке. – Они пришли навестить своего дядю Макса. Это дети моей сестры Сандры.
– Сестры?
– Троюродной сестры, – уточнил я.
– Что все это значит? – требовательно спросила Дженна.
– Не знаю, – ответил я, – но звучит правдоподобно.
Дженна устало вздохнула.
– У вас нет троюродной сестры, мистер Майерсон.
– Разумеется, есть, – возразил дядя Макс. – Точнее, была. Она умерла. Что очень печально для всех нас, поскольку она готовила очень вкусный салат из фасоли.
– Должен поправить вас, дядя Макс, – вмешался я. – Мама готовила сказочно вкусный салат из фасоли. А кто из нас не любит фасолевый салат?
– Уходите, Виктор, – велела Дженна Хатэуэй.
– Мы еще не закончили.
– Немедленно, – приказала она, и что-то пугающее в ее глазах помешало мне продолжить.
– Простите, дядя Макс, – сказал я, – но, наверное, нам придется идти.
– Так приятно было повидаться с вами, – улыбнулась Моника.
– Ты будешь меня навещать? – спросил дядя Макс.
– Когда буду в городе.
– Тогда удачи тебе в отношениях с приятелем. Передай ему привет, от одного бухгалтера – другому.
– Обязательно, – сказала она, вставая.
– А в следующий раз, – попросил старик, – принеси мне этого фасолевого салата.
Мы направились в коридор. Дженна, сжимая и разжимая кулаки, загородила нам дорогу.
– Сейчас вы пройдете в офис, и я вызову полицию.
– Вы уверены, что это необходимо? – спросил я.
– О да. Вы ответите за свою выходку по полной программе. – Она повернула голову к Монике. – А вы кто такая?
– Простите за невежливость, – сказал я. – Разрешите представить вас. Моника, это Дженна Хатэуэй. Ее отец, в прошлом детектив, – сосед по палате дяди Макса. Дженна, познакомься, пожалуйста, с Моникой Эдер.
Дженна Хатэуэй уставилась на Монику с выражением благоговения, смешанного с недоверием, а потом, изумив нас до глубины души, обняла ее за плечи как вновь обретенную сестру и расплакалась.
Глава 39
– Это продолжается уже около года, – сказала Дженна Хатэуэй.
Мы стояли скорбной группой под ярким солнцем на автостоянке «Пансионата для престарелых Шелдона Химмельфарба». Дженна, склонив голову набок, крутила в пальцах ключи от машины и казалась моложе, чем я привык думать.
– Что продолжается? – спросила Моника.
– Отец больше никого не узнает. Ни мать, ни старых друзей. Я для него просто женщина, которая каждый день приходит поздороваться. Как будто из его памяти исчезли все имена, кроме одного.
– Твоей сестры, – сказал я Монике.
Моника кивнула без удивления, словно навязчивую идею о Шанталь должны были разделять все вокруг. Принимая во внимание тех, кто окружал ее в данный момент, союз «словно» можно убрать.
– У каждого детектива есть нераскрытое дело, которое преследует его всю жизнь, – сказала Дженна. – Для отца таким делом стало исчезновение вашей сестры, Моника. Он не мог смириться с мыслью, что такая юная и жизнерадостная девочка вдруг исчезла. Он не закрывал дело, пока работал в полиции, а когда ушел на пенсию, взял документы домой и продолжил над ним работать. Это стало его увлечением. Но со временем увлеченность переросла в одержимость. Каждый день и каждую ночь он просматривал документы, фотографии, вырезки из газет, подолгу глядел на зажигалку, которую нашел в ящике вашей сестры. Похоже было, что весь мир для него сосредоточился на одном уже не существующем человеке – Шанталь.
Я понял это сразу, после того как предупредил детектива Хатэуэя, что хочу задать ему несколько вопросов. «Вы ее нашли? – перебил он меня. – Знаете, что с ней случилось? Где Шанталь?» «Не знаю», – ответил я. «Я должен выбраться отсюда. Должен ее найти. Вы мне поможете?» – «Не думаю, что смогу это сделать, детектив». – «Вы должны, вы обязаны. Мне нужно ее найти». – «Нам всем нужно ее найти», – вздохнул я.
– Через некоторое время мать не выдержала, – сказала Дженна Хатэуэй. – Она схватила дело Шанталь со всем содержимым и сожгла. Она надеялась, что освободит отца от навязчивой идеи о пропавшей девочке. Но ничего не получилось, он только глубже ушел в себя. Нам хотелось верить, что он по собственному желанию вычеркнул нас из своей жизни. Так нам было легче смириться с его заболеванием, чем признать истинную причину – одержимое желание найти Шанталь. К тому времени уже было поздно что-нибудь делать.
