Безнадежный пациент - Джек Андерсон
Ты выходишь, и я стою в тишине, глядя на захлопнувшуюся дверь. Помню, как у меня все переворачивалось внутри от ненависти к себе, жалости и стыда. Помню, как переживал, что сегодняшняя размолвка, которая произошла из-за меня, в дальнейшем может омрачить наши безоблачные отношения. И однажды по моей вине мы разойдемся.
Через некоторое время воспоминание меняется. Я смотрю, как опадает простыня, сотню раз. Еще столько же грохает дверь. И с каждым повтором тревога превращается в тихое спокойствие. Теперь я смотрю на нашу ссору как будто сквозь стекло. События аккуратно отделены от вызываемых ими эмоций. Меня уже не задевают ни сказанные нами слова, ни боль, которую я тебе причинил. Я постепенно освобождаюсь от недовольства собой, от чувства вины. Я смотрю на дверь нашей квартиры и практически с облегчением осознаю, что был бы не против, если бы ты не вернулась вообще.
31 августа
Глава 25
Все тело ломит, спина выгнута дугой, по венам растекается жгучий янтарный антидот. Стены моей лондонской квартиры рассыпаются в прах, и я снова в Призмолл-хаусе. Над моей кроватью склоняется Виллнер: одной рукой он держит мое запястье, а другой извлекает из порта опустошенный шприц.
Резкие, сотрясающие грудь глотки воздуха превращаются в размеренное дыхание. Я лежу на кровати, чувствуя, как по телу волнами прокатывается энергия, словно от дозы кофеина. В памяти медленно всплывают события предыдущих восьми часов: моя сессия с Коделл, дрожащий голос Лоррейн Дарси, я спускаюсь по железной лестнице, ноги деревянные, сердце разрывается от горя.
Вспоминаю, как вечером ко мне подошел Виллнер, и догадываюсь, что второй раунд Разделительной терапии был запланирован на вчера. Вспоминаю, как бреду по газонам и бессмысленно смотрю на океан, а потом меня накрывает чернота.
Я вспоминаю нашу ссору, которая произошла несколько лет назад, и вообще ничего не чувствую, хоть и знаю, что это сделано искусственно. Виллнер отпускает мою руку и молча выходит из комнаты, милосердно оставив меня в одиночестве. Когда он удаляется, а ко мне начинают возвращаться силы, я достаю из-под матраса твой полароидный снимок. Следующие несколько часов я лежу пластом, рассматривая твое лицо; в голове борются решительность и страх. Чтобы сбежать отсюда, мне предстоит преодолеть массу сложностей, но самое трудное – встать с кровати и начать процесс, который потом уже не остановить.
Одна за другой проходят минуты, а мои мысли то и дело возвращаются к той ссоре. Я потом столько лет страдал от чувства вины, даже после того, как извинился и ты меня простила. Должен признать, сейчас я чувствую себя так, словно с моих плеч сняли тяжелейший груз. Мне становится ясно, что имеет в виду Коделл, обещая облегчение, – мол, я уеду отсюда с кардинально изменившимся мышлением. Все логично: чем больше ее вмешательство лишает меня чувства любви, тем меньше я обращаю внимания на это вмешательство.
Но до того, чтобы превратить меня в бесчувственного истукана, еще очень далеко. Я решительно встаю с кровати и хожу по комнате туда-сюда, пока окончательно не восстанавливаю моторику рук и ног после наркоза. Кладу полароидную фотографию в нагрудный карман, снова лезу под матрас и достаю оттуда набор красных и желтых магнитных дротиков из игровой комнаты.
Подойдя к двери, я подношу дротик к магнитному сенсору, светящемуся красным огоньком, и двигаю, пока дротик не пристает к поверхности сенсора. Далее я проделываю то же самое с остальными дротиками в надежде, что значительное количество внешней магнитной силы обманет сенсор, и он не среагирует, когда дверь откроется. Впрочем, главное – ее открыть. Я упираюсь ладонями в серый пластик и, надавливая всем весом, пытаюсь медленно откатить дверь в сторону. Ухватиться не за что, ноги скользят. Моих усилий явно не хватает – дверь не сдвинулась ни на миллиметр.
После очередной долгой попытки дверь под моими ладонями вздрагивает и слегка трогается с места. Сквозь едва заметную щель ощущается дуновение прохладного воздуха. С бешено колотящимся сердцем я смотрю на сенсор. Красный огонек по-прежнему горит, а значит, меня, по крайней мере пока, не засекли.
Немного расширив щель, я босиком выскальзываю из комнаты, прокрадываюсь в темный коридор и вынимаю спрятанные ключи от «De Anima». Иду по коридору со статуями, через атриум и захожу в длинный, лишенный окон обеденный зал. Судя по расположению бельепровода на третьем этаже, он должен проходить через кухню. Я бегу вдоль бесконечного стола к двери, ведущей на кухню, и дергаю ручку.
Заперто. Я раздраженно выдыхаю. А кто говорил, что будет легко? Ладно, у меня в запасе еще одна попытка на другом этаже. Через минуту я крадучись иду по винтовой лестнице, затем по коридору второго этажа в направлении кабинета Коделл. На полпути я замечаю слева дверь, которая, скорее всего, ведет в помещение над кухней. Просачиваюсь внутрь, нащупываю на стене выключатель, но перед тем, как на него нажать, закрываю за собой дверь, чтобы свет не проник в коридор.
Пара секунд уходит на то, чтобы глаза привыкли к свету, и еще немного, чтобы оглядеться вокруг. Я стою в детской игровой комнате, однако каждый предмет здесь увеличен в несколько раз. Вот огромная башня из кубиков с буквами, разноцветный ксилофон размером с полноценный синтезатор, а в углу игрушечная машина, в которую я запросто помещусь.
Одну из стен целиком занимает рисунок цирка в мультипликационном стиле: улыбающиеся слоны, ведущий представления в красно-золотом костюме, львы, воздушные акробаты, клоуны и толпа восторженных зрителей. Бельепровода нигде не видно.
С нарастающим отчаянием я подбегаю к дальней стене и простукиваю ее костяшками пальцев, желая выяснить, есть ли что-нибудь за слоем штукатурки. Через полминуты простукиваний по радостно улыбающимся зрителям глухой стук едва заметно сменяется на чуть более гулкий.
Тук. Тук. Тук. Хрясь. ХРЯСЬ!
Улыбающиеся лица трескаются и проламываются внутрь. Я ищу какой-нибудь твердый предмет, но вокруг одна мягкая резина и закругленные углы. Перебрав в уме скудные возможности, я прихожу к неоднозначному решению. Стараясь не паниковать, ныряю в темные коридоры Призмолл-хауса и иду на первый этаж. Опасливо прокрадываюсь в коридор со скульптурами, нащупываю один из мраморных бюстов и пытаюсь слегка подвигать, чтобы понять, закреплен ли он на постаменте. Бюст легко поддается, я беру его под плечи и стаскиваю.
Несколько минут спустя, прижимая к груди двадцать кило чистого мрамора, я завершаю восхождение на лестницу. Двигаюсь медленно, боком. Мышцы на руках жжет, спина отваливается.
