Безнадежный пациент - Джек Андерсон
– Вы когда-нибудь видели приятелей Монти Хана?
– Некоторых. Тех, с кем он общался в школе. Из новых никого.
Я присматриваюсь к стоящему передо мной громоздкому телефону. Единственный канал связи с внешним миром. Меня так и подмывает схватить трубку.
– Монти Хан достиг блестящих результатов здесь, на острове. Он нашел занятия по душе, увлекся спортом, заново открыл для себя музыку, – как будто невзначай говорит Коделл. – Лечение было успешным. Благодаря включенности Монти в процесс мы преодолели его эмоциональную привязанность к алкоголю, создали новый тип мышления, и в итоге он полностью избавился от зависимости…
– Рад за него. – Усилием воли я отрываю взгляд от телефона и смотрю на доктора.
– …Но наш остров – это не реальный мир, – развивает свою мысль Коделл. – В Лондоне мистера Хана ждал значительный и очень вредный фактор. Группа друзей, которые всячески поощряли его алкоголизм. Скорее всего, они стали бы втягивать мистера Хана в тот омут, из которого он с таким трудом выбрался.
– И что вы предприняли? Убили их?
Коделл грустно вздыхает.
– Мы подготовили краткое заявление, отражающее новые цели и потребности мистера Хана. Он обзвонил самых токсичных приятелей, одного за другим, и сказал, что они воплощают образ жизни, который ему отныне противен, и он не позволит им подталкивать себя назад к зависимости.
– Ну, у меня приятелей нет, так что…
На мгновение в кабинете повисает тишина. Затем Коделл пододвигает к себе ноутбук и кликает мышкой.
«– Мама мне все уши прожужжала, что надо сделать в квартире ремонт или переехать поближе к Сити. Говорит, пора двигаться дальше.
– Проще сказать, чем сделать, да, дорогой?
– По-моему, она не понимает, что для меня значит это место. Здесь мы обрели дом, здесь начали строить совместную жизнь. Черт, мне порой кажется, будто Джулия до сих пор тут.
– Она понимает, что сейчас… как бы это сказать… не лучшее время для подобных разговоров?
– Не представляю, как скажу маме. Я же вижу, она переживает.
– У меня то же самое. Питер и Брайди раньше столько рассказывали про свою Келли. Она сейчас учится в бизнес-школе, в вашем районе. Но теперь из них и слова не вытянешь. Боятся меня травмировать…»
Коделл останавливает запись. Главное уже прозвучало.
– Ваша теща, Лоррейн Дарси. Вы с ней много говорите о Джулии.
– Вы записывали мои телефонные разговоры? – запинаясь произношу я.
Грубое вторжение в мое личное пространство, вероятно, наименьшая из проблем: Коделл явно куда-то клонит в присущей ей неторопливой манере.
– Только два последних месяца, но у меня есть журнал ваших звонков за гораздо больший период времени. Там входящие, исходящие, частота, длительность. – Коделл сверяется с лежащими перед ней бумагами. – После того, как умерла Джулия, вы тратили в среднем по двенадцать часов в неделю на беседы с тещей. Учитывая, как мало у вас свободного времени, плюс общее состояние абстиненции, похоже, эти звонки стали для вас единственным способом человеческого общения.
Я буравлю глазами телефон на столе. Его кремовый цвет неожиданно кажется мне прокисшим и нездоровым.
– Теща тут ни при чем.
– Она переживает то же самое состояние абстиненции.
– Из-за смерти дочери?!
– Да. Из-за дочери. Из-за вашей жены. Люди с одинаковой зависимостью от вещества, поведения или призрака прошлых отношений могут или положительно влиять друг на друга, поддерживая и помогая двигаться дальше, или тянуть на дно, провоцируя фиксацию.
Я насмешливо фыркаю. Теща, добрейшей души человек, бесконечно любивший тебя и меня. Слушать, как ее выставляют вредоносной, подпитывающей зависимость, просто оскорбительно!
– Мы поддерживаем друг друга.
– Вы растравляете друг другу раны, – поправляет Коделл, словно речь идет о сущем пустяке. – До того, как вы узнали, что ваше состояние излечимо, было не очень похоже, будто миссис Дарси влияла положительно. До того, как попасть сюда, максимум, на что вы могли рассчитывать, – это притупить боль. Но когда вы, исцеленный, покинете остров, любое длительное взаимодействие с тещей поставит под удар все наши усилия. Мы должны разобраться с этим до вашего отъезда.
Коделл протягивает мне трубку, а второй рукой пододвигает листок. На нем несколько расписанных по пунктам тезисов. Четыре предложения, составленные столь вежливо и тактично, что они кажутся почти резонными.
1. Спасибо вам, что поддерживали меня последние десять месяцев.
2. Сейчас я активно восстанавливаюсь после травмы, вызванной смертью жены.
3. Однако, находясь в процессе лечения, я считаю, что нам лучше перестать общаться.
4. Пожалуйста, больше не контактируйте со мной, и спасибо за понимание.
Мне будто перекрыли кислород. Сознание мечется между нынешним моментом и воображаемой сценой в двух сотнях километров к востоку отсюда. Тихая скромная женщина, придавленная тяжестью невыразимого горя, садится за стол, накрытый на одного, в доме, где, кроме нее, больше никто не живет. Женщина, которая максимум после третьего гудка всегда возьмет трубку городского телефона на кухне. Женщина, которая всегда рада слышать мой голос.
– Нет, – едва слышно выдавливаю я.
Коделл не опускает трубку и молча смотрит, ожидая продолжения.
– Она потеряла всех… Это излишняя жестокость.
– На первый взгляд жестокость, мистер Мейсон, но не излиш…
– Нет!!! – срывающимся голосом ору я, не ожидая от себя столь бурной реакции. – Это идет вразрез со всеми принципами, которые вы отстаиваете. Вы говорили, что хотите помочь людям жить, бороться! Такой шаг ее убьет!
– Я считаю, что единственный, кто может погибнуть, если не прекратит с ней общаться, это вы, – не терпящим возражений тоном заявляет Коделл. – Люди страдают от аддикции по-разному: кто-то более чувствителен, кто-то больше склонен к рецидивам. Да, сейчас миссис Дарси нелегко, но она справится. Вы уже преодолели зависимость и пока остаетесь на острове, риск рецидива минимален. Однако стоит вам уехать на Большую землю, и риски отката назад к опасному поведению многократно возрастают.
Фоном нашего разговора служат доносящийся из трубки монотонный гудок, который как бы намекает, что пора решиться: или набирать номер, или жать на отбой. Я смотрю на трубку, но с учетом обстоятельств у меня не поднимается рука ее взять.
– Вы в открытом океане, плывете к берегу, – ласково, ободряюще говорит доктор. – Вы сможете добраться до суши, но ваш друг теряет силы. Неожиданно появляется лодка, куда может забраться лишь один человек. Вы обиделись бы, если бы друг воспользовался шансом на спасение? Вы действительно обрадовались бы, если бы он предпочел остаться с вами из неуместной солидарности, которая в итоге стоила бы ему жизни? Или вы стащили бы его обратно в воду, обрекая на гибель, лишь бы не плыть одному?
Несколько мгновений я молчу, чувствуя,
