Дин Кунц - Судьба Томаса, или Наперегонки со смертью
— Сопротивления? Звучит как что-то политическое.
— Совсем не политическое, дитя. Оно существовало во все века и во всех странах мира, кто бы в них ни правил: премьер-министр, король, император, диктатор, мулла. Наши противники есть везде, в каждой профессии, нации, этнической группе, классе, политической партии… но везде есть и наши друзья.
Она отвела взгляд от автострады и улыбнулась. Ее брошь, выложенный драгоценными камнями восклицательный знак, блеснула в отсвете приборного щитка.
— Почему лучше приходить к пониманию постепенно?
Она вновь смотрела на дорогу.
— Так лучше, потому что тебе придется иметь дело со своим страхом, который может стать слишком большим, чтобы держать его под контролем, если на тебя сразу обрушить всю правду. В тисках абсолютного ужаса тебе будет сложнее выйти живым из передряги, которая ждет тебя впереди. Поверь мне, дорогой. Подходи к этому открытию шаг за шагом, от события к событию, позволь страху нарастать с той же скоростью, с которой будет расширяться твое понимание. Тогда ты сживешься со своим страхом, и он не помешает тебе делать свое дело.
Раньше я подумал, что она выглядит как мать Йоды, одного из мудрецов в фильмах «Звездные войны». Теперь она и говорила как он, только правильно строила предложения.
Дождь начал стихать, и я предположил, что мы вновь обгоняем грозовой фронт.
Хотя ливень все еще скрывал большую часть ночи, я заметил большущий щит, приветствующий нас в Неваде, хотя мы пролетели мимо него, словно азартные игроки, которым не терпится добраться до Вегаса.
Мы все дальше уезжали от Пико Мундо, но тем не менее я чувствовал, что замыкаю круг, и, стоя перед ковбоем, обязательно вспомню о незаконченном деле в моем родном городе, которое я начал, но так и не довел до конца задолго до моего отъезда оттуда. Приключения, которые я описал в многочисленных томах моих мемуаров, на самом деле являлись одним-единственным приключением, по ходу которого росло мое понимание реальности, пока я не начал приближаться к тому, что Аннамария — а теперь и Мейзи — называла «истинной и скрытой природой мира», и миссис Фишер предупредила, что эта природа даст новое значение слову «ужас».
Много миль спустя, когда мы опять выскочили из-под дождя, сияние Вегаса осветило горизонт. Зрелище напоминало постер научно-фантастического фильма: пустынное шоссе, уходящее к необычному свету межзвездного корабля, опустившегося на землю и дожидающегося за следующим холмом, чтобы наполнить твою душу ощущением чуда. Но сиял лишь Вегас, в котором не было ничего необыкновенного, если только ваша идея необыкновенности не включает голых по пояс танцовщиц, шоу «Блу Мэн гроуп»[26], невезуху за столом для блек-джека и изобилие бесплатных напитков, приводящее к очищающей организм рвоте, потере сознания и жуткому похмелью в выжигающем мозг утреннем свете пустыни.
Внезапно перед моим мысленным глазом образ ковбоя стал ярче, прорисовался более детально.
— Следующий съезд, мэм, — скомандовал я. — На север.
Съезд вывел нас на двухполосное асфальтированное шоссе. Мы проехали мимо больших зданий неопределенной формы, вероятно складов, если учесть, что многие национальные компании развозят свою продукцию из Невады благодаря отсутствию в этом штате инвентаризационного налога[27]. Мы проехали несколько скромного вида жилых домов, потом еще несколько, какие-то отдельные постройки, наконец придорожный магазин, который владелец назвал «ТОРГОВЫЙ ПОСТ ДЖЕБА». При магазине находилось и несколько заправочных колонок.
Скоро дорога начала полого подниматься среди холмов, заросших кустарником и жесткой травой с высокими светлыми метелками, затем угол подъема увеличился. Огни Лас-Вегаса, по-прежнему невидимые, остающиеся за горизонтом, подсвечивали низкие, наполненные водой облака, и в этом свете мы различали громоздящиеся впереди силуэты гор.
Мы приближались к ковбою, поднимаясь все выше, и желудок у меня сжался, как бывает, когда тебе десять лет и ты в вагончике на русских горках, правда, теперь меня не отпускало предчувствие дурного, а не приятное предвкушение быстрой езды под гору.
Появились первые сосны, невысокие, с кривыми стволами, с трудом выживающие на сухой песчаной почве. Увеличение высоты над уровнем моря означало уменьшение среднегодовой температуры воздуха, большее количество осадков и более богатую почву, поэтому вскоре к дороге подступали высокие сосны.
Мы прибыли на плато с густыми лесами и небольшими лугами. Справа от нас асфальтовая дорога уходила в лес, перегороженная низкими деревянными воротами, какие увидишь на ранчо, между двух каменных столбов. Я сразу понял, что именно та дорога приведет меня к маскарадному ковбою, но предложил миссис Фишер проехать мимо.
Плато уходило вдаль. С обеих сторон шоссе еще несколько дорог с воротами вели к расположенным среди леса домам. И когда шоссе начало вновь подниматься в гору, на левой стороне фары выхватили из темноты указатель: «ПРОТИВОПОЖАРНАЯ ДОРОГА. ТОЛЬКО ДЛЯ ТРАНСПОРТА ДЕПАРТАМЕНТА ЛЕСНОГО ХОЗЯЙСТВА».
Если ничего не горело, никто и не пользовался той проселочной дорогой. Миссис Фишер припарковалась на ней, загнав «Мерседес» задом достаточно глубоко, чтобы его не заметили с шоссе, на котором после поворота с автострады мы не встретили ни одного автомобиля. Она выключила фары, потом двигатель.
Когда я вышел из лимузина, в лесу стояла полная тишина, если не считать металлического постукивания и пощелкивания остывающего двигателя. Воздух пахнул соснами и чем-то еще, но я не мог понять, чем именно.
Со всех сторон ночь, казалось, наблюдала за мной: высокие деревья — колонны Колизея, я — вышедший на арену мученик, а темнота полна львов.
Всунувшись в пассажирский салон за мешком со снаряжением, я спросил через открытую створку между салоном и кабиной: «Мэм, эта шлюпка достаточно большая, чтобы вместить всех детей?»
— В салоне могут со всеми удобствами разместиться десять взрослых, дорогой. Я уверена, что в нем вполне хватит места как минимум для семнадцати детей.
Я раскрыл мешок, достал все, чем нас снабдили Кипп и Мейзи, и начал собираться при ярко-белом свете маленького фонаря на светодиодах.
— Мэм, я вас кое о ком не спросил, но мне интересно.
— О ком, дорогой?
— Парди Фелтенэм.
— Шафер Хита на нашей свадьбе. Такой обаятельный.
— Почему он всюду ходил с мешком на голове?
— Заботился о других, дорогой.
— Как он выглядел?
— Парди родился с жутко деформированным лицом. Гораздо более страшным, чем у Человека-Слона. Люди падали в обморок, когда видели его.
— Это очень печально.
— Знаешь, они получали важный урок.
— Какой урок?
— Не сдергивать мешок с головы того, кто его носит. Не дразнить и не мучить других. Многие несносные подростки накладывали в штаны после того, как сдергивали мешок с головы Парди.
— Такие уроки запоминаются надолго.
— Плюс к этому внешность Парди позволила ему разбогатеть.
— Как так?
— Он купил «Десять-в-одном» и стал главной звездой.
— «Десять-в-одном»?
— Ярмарочное шоу уродов, павильон с десятью аттракционами. Потом их запретили, но Парди уже успел стать миллионером.
— Однако ему всюду приходилось ходить с мешком на голове.
— Не переживай, дитя. В мешке были прорези для глаз.
— Приятно слышать.
— И он не носил мешок в ярмарочном мире, где проводил девяносто девять процентов жизни. Карни принимают всех.
— Не всех. Однажды у меня возникла проблема с двумя карни, этими парнями, Бакетом и Пекером. Извините меня, мэм, но так его звали.
— И что за проблема, дорогой?
— Я им насолил, и они попытались меня убить.
— Пожалуйста, только не говори, что ты сдернул мешок с головы одного из них.
— Нет, мэм, я бы никогда такого не сделал.
— Хорошо. Если они были плохие парни, то не могли быть друзьями Парди.
— Я уверен, что они не были его друзьями. Но это грустно.
— Что грустно?
— Парди, наверное, жилось так одиноко.
— Он женился на красивой девушке, Дарнель, которая танцевала в кутч-шоу. «Хутчи-кутчи». Это не означает, что она был стриптизершей. Кутч-танцовщицы не раздеваются догола.
— Так его лицо у нее отвращения не вызывало?
— Его лицо не вызывало отвращения ни у единого человека, который чуть получше его узнавал. Главным у Парди было сердце, а не лицо.
— История получилось получше той, что я ожидал.
— Дитя, твоя история тоже будет лучше, чем ты ожидаешь.
— Я бы не стал ставить на это все мое состояние, мэм.
— Я бы тоже.
— И правильно.
— Но только потому, что я никогда не делаю ставок.
В двух плечевых кобурах, с «Глоком» под каждой рукой, в оружейном ремне, на котором болталось все, кроме оружия, я вылез из пассажирского салона, а миссис Фишер — из кабины, потому что бронежилет застегивался сзади, и мне требовалось, чтобы она закрепила его, после чего я мог окончательно подогнать под себя плечевые кобуры.
